Её ввели в тот же триклиний, полный гостей - всякое отребье, беглый рабский сброд. Все были пьяны и веселы. Крикс в праздничной одежде сидел за столом; рядом с ним Фанния увидела смазливую внучку старика Наркисса. Неприятно поражённая, она удивилась, почему эти двое не ушли со Спартаком к Альпам.
- Танцуй! - увидев римлянку, приказал Крикс. - Ты хотела показать мне , как танцуешь. Так развлеки нас. Моя невеста посмотрит вместе со мной. Танцуй. - И он захохотал.
Испуганно глянув на Фаннию, девчонка потупилась. Дед её, сидевший тут же, громко захлопал в ладони, будучи сильно навеселе. Германцы принялись стучать ногами об пол. С ненавистью оглядев гостей, Фанния потребовала:
- Мне нужны музыка и другое платье.
Крикс, подумав, кивнул.
Ей позволили выбрать одежду из полного до краёв сундука. Перерывая тряпьё, она извлекла нарядное покрывало и хотела уже остановить выбор на нём, когда заметила кровавые пятна на ткани. Должно быть, несчастную, его носившую, проткнули кинжалом.
- Я не стану надевать эту одежду! - возмутилась она.
- Поторопись, - равнодушно отозвался страж. - Не то тебя посадят в мешок и бросят в море.
- Музыканты заждались, встретил её наглой усмешкой ненавистный Крикс.
Невесты уже не было возле него; исчез куда-то и Наркисс. Фанния почувствовала, что гости глядят не неё со злым интересом. Тут были сплошь мужчины, грубые и дикие варвары. Постаравшись справиться со страхом, она подняла голову, расправила плечи и вызывающе объявила:
- Танец с мечом. Кто даст мне меч?
Воины удивились, но заинтересовались. По знаку Крикса один германец снял с плеча перевязь и протянул свой меч римлянке. Она не знала ещё, что будет делать с этим мечом, но, ощутив его тяжесть, успокоилась: смертельное железо, и она умеет им владеть.
Кивнув музыкантам, тут же заигравшим, Фанния начала движение по кругу, держа меч в вытянутых руках. Как принято у германцев, она обращалась с молитвой к мечу, - и дикари поняли смысл её движений: так обычно молили богов о победе перед битвой их жрицы в непроходимых лесах Германии. Положив меч на пол, Фанния принялась кружить вокруг него, простирая к нему руки. Волосы её распустились, брови были грозно сдвинуты . Гости зачарованно наблюдали за танцем: да, то вещая дева-прорицательница совершает возле священного дуба танец в честь бога войны.
Сбросив лишнюю одежду, метнувшись к мечу, она выхватила его из ножен. В тот же миг все находившиеся в помещении германцы выхватили свои мечи и с воплем подняли их над головами. Крикс сделал сердитый знак гостям успокоиться. Фанния с горящими глазами, подняв руку с обнажённым мечом, была сейчас ужасна и прекрасна.
Улыбнувшись Криксу, она начала медленно приближаться к нему. Он потянулся к своему мечу, любопытствуя, что будет дальше. Уж не собралась ли женщина сразиться с ним? Да, сразиться, - и меч в её руке не дрожал. Уроки гладиаторского боя, полученные в Риме, не были забыты матроной. Жила билась на толстой шее Крикса. В эту жилу она метила, в своей ненависти не зная страха.
Холодная усмешка появилась на тонких губах Крикса, белые глаза смотрели на женщину со злым интересом. Сделай она ещё шаг, он опередил бы её стремительным выпадом, и Фанния рухнула бы на пол, обливаясь кровью, но тут какой-то германец, подскочив, схватил её за руку и закричал:
- Отдай мне её, Крикс!
- Она сейчас умрёт. Она лазутчица, - ответил вождь.
Пока между буйным германцем и стражей, пытавшейся отнять Фаннию, происходила перепалка, снаружи всё слышнее стал доноситься шум, заставивший Крикса насторожиться. Внезапно в триклиний с воплем вбежал человек:
- Римляне! Римляне напали на нас!
Гости повскакали с мест. Воспользовавшись заминкой, германец растолкал стражу и, не выпуская руки Фаннии , потащил её за собой - в ночь, в мрак, в неизвестность. Со всех сторон неслись крики и шум битвы; из-за сгустившейся тьмы ничего нельзя было рассмотреть. Нагая, она дрожала от ночной свежести, босы ноги жестоко кололи камни, но германец продолжал неумолимо тащить её за собой.
- Пусти! - попыталась она вырваться.
- Помалкивай, - буркнул германец. - Это я, Донат.
Они добежали до кустов. Призывно заржал встревоженный конь. Усадив Фаннию перед собой, Донат погнал коня во весь опор, прочь от криков, факелов, зарева, лязга мечей.
Выбравшись на дорогу, они помчались так, что ветер засвистел в ушах. Только благодаря силе лигура, вцепившегося ногами в бока коня и крепко удерживавшего Фаннию, они не сверзлись оземь. Фаннию охватило ликование. Конская грива хлестала её по голым коленям, грубая туника Доната кусала тело, сидеть было жёстко и неудобно, - но, запустив руки в гриву и пригнувшись к конской шее, она торжествующе сме6ялась и погоняла коня. Мучительный плен, только что пережитая смертельная опасность, неожиданная удача, спасение, бешеная скачка в ночи, - всё наполняло её восхищением. Жертвы были не напрасны, Донат успел привести римских воинов и выручить её. Пребывание у разбойников закончилось для неё навсегда.
- Это наши! Наши воины напали на варваров! - ликовала она.
Донат подтвердил: легион под командой претора Аррия, совершив стремительный переход через горы, напал среди ночи на беспечного Крикса.
Отъехав на значительное расстояние от побоища, лигур приостановил коня и свернул на просёлок, объяснив, что им надо окольными путями выбраться в тыл римскому войску, где только они и будут в безопасности. Оглядевшись, Фанния почувствовала себя неуютно: дикая, лесистая местность, полночь, безлюдье.
- Мне страшно, - пожаловалась она.
Хихикнув, Донат заботливо окутал её своим плащом, крепко обняв. Его грубая рука коснулась её тела. Некоторое время они ехали молча. Его сердце билось тяжко и гулко в ночи, ласки стали дерзкими.
- Останови коня, - наконец хрипло приказала она.
5. СРАЖЕНИЕ С ЛЕНТУЛОМ
Оставив отряд Крикса у мыса Гарган, войско Спартака продолжило путь на север. Беглые рабы вступили в гористый Самний и двигались вдоль морского побережья, дикого и пустынного, проходя до двадцати пяти стадий в день. Тем не менее известие о гибели Крикса и его отряда догнало их на подходе к городу Гистонию.
Когда первые беглецы, уцелевшие от страшной резни, достигли Спартака, он тут же приказал остановиться. Собрался Военный совет. Вожди подавленно молчали. Триумвират Крикс-Спартак-Эномай, гордость гладиаторской школы Батиата, всегда держалась вместе. Дерзкий побег на Везувий задумали и осуществили они. Эномай погиб ещё в Кампании. И вот не стало Крикса. Неведомо откуда появившийся римский легион напал ночью, когда у германцев был в разгаре какой-то праздник, и все были пьяны, упившись сладким италийским вином. Германцы в несколько раз превосходили числом передовой отряд римлян, напавший на них, и если бы не беспечность германских вожаков, не озаботившихся даже выставить часовых, враг был бы отбит. Осведомлённый лазутчиком о пиршестве у германцев, претор Аррий поторопился напасть, не дожидаясь подхода всего легиона. Расположенный невдалеке от германского лагерь македонцев он миновал, не считая их опасными противниками, так что многим из них удалось спастись бегством. Германцы защищались отчаянно, но, лишённые начальников, были перебиты все до единого.
Военный совет проходил вяло. Все были подавлены: воины Крикса считались самыми боеспособными у рабов. Раздумывая, как выручить рассеявшихся по лесам беглецов, вожди с ожиданием поглядывали на Спартака. Они решили, что надо немедленно вернуться на мыс Гарган, чтобы похоронить погибших сотоварищей и собрать под своё крыло разбежавшихся. Главный вождь долго молчал, опустив голову на руки.
- Друзья, - наконец начал он говорить. - Я склоняюсь к одному решению, но не знаю, одобрите ли вы его. Долг велит нам спасти уцелевших сотоварищей и с честью похоронить убитых, но между нами и лагерем Крикса римское войско. Спасая сотни, мы рискуем погубить тысячи. Думаю, мы не можем возвращаться, но должны идти дальше. Подумайте, римское войско сзади нас, а, значит, путь к Альпам свободен.
Итак, он предлагал, оставив непогребёнными тела погибших у Гаргана, бросив на произвол судьбы спасшихся, продолжать движение вперёд. Вожди молчали: он требовал принять решение, отвергавшее милосердие и даже почтение к богам. Но ввязываться в сражение с римлянами и гибнуть, когда так близка свобода, никому не хотелось.
Ганник молчал, как и остальные вожди.
- Ты согласен со мной? - наклонился к нему фракиец. Ганник был одним из немногих капуанских гладиаторов, его молчание тревожило Спартака.
"Не знает колебаний, - думал Ганник о сотоварище. - Любит всех, и никого в отдельности. Летит по своему пути, как выпущенный из пращи камень. Мчит к своей цели, увлекая за собой остальных. К победе? К погибели?"
- Силы мои на исходе, - вдруг тихо сказал ему Спартак. - Надо торопиться спасать людей.
Громада из камня, отменное здоровье, львиный рык, - неужто даже ему тяжка добровольная ноша?
- Делай, как считаешь нужным, - отозвался Ганник. - Ты наш вождь. А я не Крикс, чтобы тебе противоречить.
Военный совет принял предложение Спартака продолжить путь к Альпам. Позднее Спартаку приписали божественную прозорливость, так как через два дня после возобновления движения разведчики, шедшие впереди беглых, натолкнулись на неизвестное римское войско, шедшее навстречу спартаковцам. Оказывается, римлянам удалось собрать два войска, во главе которых были поставлены консулы, как если бы речь шла о тяжёлой и грозной войне. В Риме наконец осознали размеры опасности. Консул Лентул двинулся наперерез Спартаку с тем, чтобы не пустить толпы беглых рабов в Циспаданскую Галлию - самую богатую область страны. Римляне рассчитывали, что устрашённые беглецы устремятся назад к мысу Гарган, где их поджидал консул Геллий, и повернут Лентулу тыл, дав разгромить себя. Однако Спартак принял неожиданное решение: продолжив движение к Альпам, он двинул своё огромное воинство навстречу легиону Лентула.
Оказавшись друг перед другом, римляне, равно как и спартаковцы, замедлили. Места эти были на редкость дики и пустынны. На неприступных береговых утёсах жили только пираты, строившие здесь целые городища из обломков разбившихся кораблей .Однако даже они сочли за благо, забрав жён и детей, тотчас уплыть в море. Решив дождаться войска консула Геллия, чтобы взять рабов в тиски, Лентул приказал своему войску занят оборону и преградить путь беглецам, что не составляло труда, так как горы и море подступали здесь друг к другу почти вплотную. Спартаковцы попали в ловушку.
На Военном совете власть была полностью отдана Спартаку, как во времена сражений с Варинием. Было ясно, что никто из вождей не желает брать на себя ответственность.
Спартак , приняв власть, сказал:
- Нечего нам ждать войско Геллия. Надо, не откладывая, дать бой Лентулу. С обоими консулами нам будет труднее справиться, чем с каждым поодиночке.
Молчали. И только Ганник попросил:
- Назови день.
- Наутро, - твёрдо произнёс роковое слово Спартак.
Для большинства беглецов завтрашнее сражение станет первым, фа, может, и последним в жизни. Вчерашние пастухи и землепашцы, вооружённые самодельными мечами, могут разбежаться, побросав оружие, при виде ощетинившихся копьями, прикрытых железными щитами рядов римских легионеров.
Вождь попросил сподвижников:
- Расскажите воинам, как били мы отряд претора в Кампании. Римляне не столь уж непобедимы, как превозносит их молва.
Затем он изложил вожакам свой замысел боя:
- Римляне выступят, конечно, своим манипулярным строем. Лоб в лоб их трудно одолеть. Мы ударим сбоку. Разорвать строй римлян, выйти им в тыл, бить по частям - вот что принесёт нам успех.
Совет окончился затемно. Каждый вождь получил подробные наставления, куда поставить свой отряд, когда начинать, что делать в случае неудачи. Расходились успокоенные, наполненные уверенностью в свои силы, жаждавшие совершить всё, как задумано у Спартака, и добыть победу.
Спартак отправился к фракийцам. В их лагере было всё спокойно. Тут и там горели костры, у огня сидели люди. Женщины варили пищу, мужчины натачивали мечи, проверяли острия копий и дротиков, латали доспехи. Вождь переходил от одного костра к другому и рассказывал о предстоящем назавтра сражении. Ему хотелось, чтобы слова его звучали негромко, по-домашнему, едва он присаживался к костру, вокруг сразу собирались люди, и ему поневоле приходилось возвышать голос и подбирать слова более торжественные. Его слушали внимательно и тревожно.
- Главное - не бояться, - убеждал он вчерашних рабов, многие из которых никогда не держали в руках меч. - Римские воины такие же люди и так же отчаянно трусят, когда видят перед собой выстроившихся в боевом порядке врагов. Они пришли нас убить, за это им платят деньги. Мы же будем отстаивать свою жизнь, право быть свободными людьми. Значит, мы сильнее. Мы обязательно победим.
Потом он попросил честно сознаться тех, кому невмоготу от страха. Сидевшие у костра переглянулись. Бородатый фракиец, стоя насаживавший остриё на древко копья, усмехнувшись, сказал:
- Здесь таких нет. Будем сражаться за то, чтобы увидеть родные места.
Летние ночи коротки. Он вернулся к себе в палатку, когда небо на востоке уже светлело. Ноэрена не спала.
- Завтра бой? - отрывисто спросила она.
Улёгшись, он молчал.
- И ты, по своему обычаю, примешь участие в рукопашной? - ещё настойчивей продолжила она. - Ты не должен этого делать. Ты не имеешь права погибнуть, потому что в ответе за всех нас. Завтра я скажу Медосаду, чтобы тебя не пускали в сражение. Умоляю, поостерегись ещё немного. Заклятье скоро снимется с тебя, и тогда делай, как хочешь.
- Почему ты не в обозе? - строго перебил он. - Твоё место среди других женщин, а не среди воинов.
Он спал, а она плакала, завернув голову плащом, чтобы не разбудить мужа. Двенадцать лет назад, когда она впервые увидела Спартака, он вовсе не был таким, как сейчас. Застенчивый деревенский парень со смешными вихрами волос торчком. Он и тогда был крупным и очень сильным, - но разве умел он так гордо носить голову, стремительно ходить, будто паря над землёй, улыбаться сразу всем и никому в отдельности, а, главное, властно говорить? Руки тогда у него, если не были заняты работой, болтались плетями; сейчас каждый его жест скуп и чёток. Он научился приказывать и требовать повиновения. Исчезла юношеская мягкость черт, ласковая улыбка; и даже милые веснушки больше не видны на загрубевшей коже. Да разве был у него прежде такой взгляд, - упорный, пристальный, беспощадный! А по ней, лучше бы вовсе не было его новой стати, и славы его, и власти поистине царской. Такого, как сейчас, не вместить душе. Парня деревенского она выбрала себе в мужья. Парня, которого можно было научить, уговорить, построжить. Разве нынче уговоришь Спартака? Скалу легче, дерево, бесчувственную булыжину. Он во власти Ма и рискует погибнуть в любую минуту.
На восходе Спартак велел трубачам играть боевую тревогу. Консул Лентул, завтракая в своём шатре посреди римского лагеря, услышав трубы, был недоволен: он не собирался ввязываться в сражение с разбойниками, поджидая войско коллеги своего Геллия, чтобы разделаться с рабским сбродом основательно и наверняка. Однако, увидев приготовления врагов к бою, он велел легатам строить войско.
Не дожидаясь, когда римляне построятся, Спартак выпустил на них галльскую конницу. Ганник мчался во главе единоплеменников, пригнувшись низко к шее коня. Кое-как построившись и устрашающе выставив копья из-за щитов, ряды римлян застыли в ожидании.
- А-а... - вопили галлы, размахивая кривыми мечами.
Внезапно ряды римлян расступились, давая дорогу своей коннице. Кони сшиблись грудями, зазвенел металл. Сражение закипело.
Думая, что на них двинулись главные силы неприятеля, римляне стали наступать. Тут Спартак дал знак фракийским и македонским отрядам, лучшим у них, вступить в бой и ударить по левому флангу римлян. Как он и рассчитывал, вражеский строй был нарушен. На фланге завязалась ожесточённая схватка.