Под дружный смех и аплодисменты Галя поставила на стол тарелку с "селедкой под шубой". Кто-то даже выстрелил хлопушкой и начался пир-горой.
Рядом с Сэсэг сидел ее парень, Сергей. Он тоже был из их группы. Вместе они делали студенческую стенгазету. Сережа числился в ней штатным фотографом, а Сэсэг главным редактором. Она писала заглавные статьи для стенгазеты, а Сережа фотографировал и помогал собирать материал для заметок. Они днями пропадали в маленькой комнате, расположенной на первом этаже северо-восточной части их главного учебного корпуса. Комнатушка была угловой с окном на север. Когда на улице было зелено, в комнате царил полумрак и сырость. Деревья в парке, который окружал главный корпус академии, были старыми, высокими, самых разных пород и видов, поэтому летом здание утопало в зелени, а внутри всегда царили сумерки. В дождливые дни сумерки густели и наливались влагой. Только у южной стороны, где находился главный вход, парк отступал немного, раздаваясь в стороны, как бы освобождая место для центральной лужайки, на которой росли два огромных старых дуба, возрастом не менее 300 лет, и стояла каменная то ли амфора, то ли вытянутая вверх чаша с виноградными лозами. Пройдя по темным и гулким коридорам первого этажа, они заходили в свою каморку, на двери которой на небольшом листе бумаги чернела старательно выведенная гуашью надпись "Редакция". По стенам были развешаны самые удачные, по мнению однокурсников, номера стенгазет. Здесь была первая и самая любимая их с Сережей стенгазета, подготовленная к 8 марта 1981 года. Тогда студенческий актив в лице старосты Гены по поручению деканата поручил им, вместо заболевшей девушки с четвертого курса, в срочном порядке подготовить праздничный выпуск стенгазеты факультета. Декан тогда вызвал старосту группы - Гену, и спросил, есть ли в группе, кто может быстро и с чувством юмора сделать стенгазету. Генка хорошо знал, что Сэсэг вела записки из жизни группы и он, не задумываясь, предложил ее в редакторы и издатели.
- Нужен еще фоткор, - произнес задумчиво декан и посмотрел в окно. Там тихо падал снег. Окна деканата выходили во двор, по-ленинградски небольшой и замкнутый. Ветер в нем был редким гостем, поэтому мокрый снег, тихо падая крупными хлопьями на старый потрескавшийся асфальт и многочисленные чугунные крышки люков, тут же таял. Стена напротив потемнела от налипающего снега. - Два года назад у нас был прекрасный фотограф, но бросил, дурак, институт на третьем курсе. Забрали в армию, ребята сказали, что попал в Афганистан. Пропадет, наверное, теперь. - Декан посмотрел на Генку. - Скажите спасибо, что у нас военная кафедра, и вы не попадете в эту армию, ничего хорошего там нет, поверь мне. - Он немного помолчал. - Обязательно найди фотографа в стенгазету, - переведя взгляд с Генки за окно, он опять задумался.
Генка тихо вышел из кабинета. По дороге он все думал о словах декана, и зачем он вообще ему, Генке, это сказал? Такие разговоры со студентами вести вообще-то опасно, тянет на антисоветскую агитацию. Видимо был уверен, что никто на него не донесет и не разболтает - у них на факультете такое невозможно. "Странный мужик наш декан, неужели не боится, что кто-нибудь все-таки стуканет?" - подумал Генка и вошел в аудиторию, где уже началась пара по дендрологии.
Извинившись перед лектором, и объяснив, что его задержал декан он, подсев к Сэсэг, сразу же с ходу её озадачил: "Повезло тебе, будешь стенгазету делать к 8 марта. Надо тебе только фотокорреспондента найти. Кого посоветуешь?"
Сэсэг от такой быстроты растерялась и даже не нашлась что ответить.
- Чего молчишь? Ты же любишь писать, вот и будешь себе писать в стенгазету. Про нашу жизнь рассказывать, интервью брать. Короче говоря, вести хронику нашего потока и нашей группы в частности.
- Фотокорреспондентом можно взять Сережу Рыбакова, он увлекается фотографией и на всех наших праздниках делает снимки.
- Правильно, молодец, - шёпотом одобрил Генка, и ударил кулаком в раскрытую ладонь. - Сережа самая подходящая кандидатура. А где он? - спросил Генка, обшарив взглядом аудиторию.
- Не знаю, может он в библиотеке сидит, доклад по физиологии растений делает?
- Пойдем после этой пары в столовку, думаю, мы его там найдём. Мне кажется, он обрадуется, ведь фоткор может пользоваться академической фотолабораторией, а там, наверное, неплохое оборудование есть и химреактивы.
Когда пары уже закончились, и наступило время обеда, они пошли в столовую.
Рыбаков был из Владивостока. Он фанател от леса, как и все ребята с курса. Ему часто задавали дурацкий вопрос, почему он не пошел учиться на какого-нибудь капитана корабля, ведь он из Владика, на что он неизменно отвечал, что задавать такие вопросы, по меньшей мере глупо. Если человек из Воркуты или Кузбасса, то он непременно должен хотеть стать шахтером, а из Череповца или Норильска - металлургом? В Ленинграде ведь тоже не все сплошь капитаны дальнего плавания.
Был он невысокого роста, худой, с карими глазами и небольшими усиками, за которыми тщательно ухаживал.
- Если на него надеть беретку и круглые очки, то он станет, похож на настоящего фотографа, - так вслух рассуждал Генка, пока они шли с Сэсэг. - Даже не на нашего фотографа, а на французского, например.
Генка и новоиспеченный редактор прошли через двойные многостворчатые двери второго корпуса. Здесь располагались химико-технологический и деревообрабатывающий факультеты, кафедры математики, философии и научного коммунизма. Само здание сталинской постройки, серело среди деревьев своими кубами и параллелепипедами, имперски поблескивая огромными прямоугольными окнами. По фасаду затейливые лепные барельефы светлыми пятнами разбавляли плоскую серость стен. Внутри корпуса, напротив, утилитарно-строгая лепнина обрамляла белые прямоугольники высокого потолка. Здание являлось образцом редкого смешения советских стилей: угасающего конструктивизма и, уже нашедшего себя, набирающего мощь, "сталинского ампира".
Пройдя обширный холл с колоннами и огромным старинным зеркалом, они зашли в столовую. В дальнем углу они увидели Сережу, совершенно не догадывающегося о том, что полтора часа назад ему было присвоено высокое звание "фоткор". Генка и Сэсэг подошли к столику, где ничего не подозревающий фоткор, поедал котлету с макаронами и рассматривал зарубежный журнал с красивыми цветными фотографиями.
- Приятного аппетита, - сказала Сэсэг, останавливаясь у стола, в то время как Гена уже подсел к Сереже и тоже стал рассматривать журнал.
- Спасибо, - ответил и покивал головой жующий Сережа. - Чего это вы?
Гена оторвался от созерцания красивых видов какого-то иностранного города и произнес торжественно, - Сергей, тебе выпала честь запечатлевать жизнь нашего курса в фотографии. Сохранять, так сказать, его историю в фотографических картинах. Короче, - Генка ускорил темп изложения новости, - Серега, ты будешь фоткором в нашей факультетской стенгазете. Надеюсь, стенгазета будет оформлена не хуже, чем этот журнал, - и он потыкал пальцем в картинки лежащего перед ним журнала.
- Это приказ?
- Нет, это не приказ, это просьба всего нашего курса, но отказаться от нее нельзя, потому что больше некому, на тебя вся надежда. Сэсэг будет главредом, а ты фоткором. Надо срочно подготовить праздничный номер к 8 марта. У вас неделя. Возражения и отговорки не принимаются. Я лично для каждого из вас перепишу по две лекции, остальное распределим среди ребят. Всё для стенгазеты, все на стенгазету! А, как вам такой лозунг? - и Генка с восхищением и ожиданием посмотрел на них.
- Впечатляет, ничего не скажешь. Может ты вместо меня главредом станешь? - Сэсэг вопросительно приподняла бровь.
- Нет, готов стать главным рецензентом. Но не более того. - Генка встал и нарочито серьёзно откланялся. - Желаю творческих успехов, если потребуется какая-либо помощь, свистите тремя зелеными свистками.
С этими словами Генка развернулся на высоких каблуках, которыми он компенсировал свой небольшой рост, и побежал к выходу.
- Присаживайся, чего стоишь? - Сережа приглашающе двинул стул, на котором только что сидел Генка.
- Спасибо, - Сэсэг присела на краешек. - С чего начнем? Для меня это тоже совершенно неожиданно, я даже представления не имею, как делать эту стенгазету.
- Не переживай, главное в этом деле визуальный ряд.
- Что? - не поняла Сэсэг.
- Оформление, то, как будет выглядеть стенгазета. Я сделаю несколько фотографий наших самых красивых девчонок...
- А что делать с некрасивыми?
- Ну, я же как лучше хочу. Вот и в журналах разных, - Сережа постучал пальцем по журналу, - только всякие модели.
- Интересно ты рассуждаешь. Значит некрасивых не надо замечать, фотографировать, с ними нельзя дружить? Значит тем девчонкам, которым повезло родиться красивыми, им везде у нас дорога, а некрасивых давай запрем где-нибудь, и пусть они там сидят, так что ли? - Сэсэг возмущенно посмотрела на Сережу, он сконфузился и стал ковырять недоеденную котлету.
В этот момент она почувствовала себя несчастной, потому что ей бы Сережа не предложил сняться для стенгазеты, она это точно знала. Она ему не нравилась и видела это, да и другим парням тоже. Наверное, она не была и по восточным стандартам красавицей. Ее черные раскосые глаза на круглом лице, небольшой вздернутый носик и губки-вишенки не производили впечатления гармонии, а ее гордость - длинная, с кулак толщиной, иссиня-черная коса - при небольшом росте визуально делала ее еще ниже.
- Сэсэг, зачем ты утрируешь, я просто предложил, - Сережа поднял, наконец, на нее глаза. - Возможно, не очень удачно я предложил. - Он пожал плечами. - Давай так: соберем отдельно девчонок и парней и сделаем коллективные фотографии, на одной парни будут поздравлять, а на другой девчонки принимать поздравления, а ты напишешь текст поздравлений и ответы на них. Получится такое заочное поздравительное собрание на странице стенгазеты. Здорово я придумал? - Он посмотрел на нее чуть извиняющимися глазами. Для Сэсэг и этого было достаточно, чтобы тут же не столько забыть, сколько отбросить куда-то в дальний угол памяти этот их неловкий инцидент и начать обсуждение верстки номера.
- Ну, хорошо, это будет в центре, а что мы сделаем по краям?
- Сверху дадим фотографии наши преподавательниц. Всех, - подчеркнуто серьезно произнес Сережа, и они засмеялись.
Когда Сэсэг смеялась, глаза у нее превращались в маленькие щелки, в которых блестели глаза, а на щеках появлялись ямочки и открывались белые ровные верхние зубы. Улыбка у нее была открытая, а смех искренний, звонкий, как будто серебряные молоточки ударяют по маленьким серебряным колокольчикам. Когда она смеялась, то немного закидывала голову назад, отчего другие заражались ее настроением и тоже начинали смеяться. Сэсэг и Сережа смеялись минут десять, то успокаиваясь, то, поглядев друг на друга, опять начинали смеяться. Так искренне смеются только в молодости, когда все свежо и ново, а человек рядом с тобой открыт, бесконечно интересен, и вы понимаете друг друга.
Насмеявшись от души, они продолжили обсуждение номера.
- Что тогда мы расположим по краям? Ваши предложения, сударь.
- Я думаю, мы выберем и поставим там лучшие поздравления из предыдущих номеров.
- А внизу мы сделаем поле из тюльпанов, о котором мечтает любая девушка.
- Что, каждая девушка мечтает о поле из тюльпанов?
- Да.
- Вот прямо каждая-каждая? Но ведь кто-то не любит тюльпаны.
- В глубине души каждая девушка любит тюльпаны, - сказала Сэсэг, и они опять засмеялись отчего-то.
- Здорово, но кроме тюльпанов и всего остального надо еще написать заглавную статью. Что ты напишешь?
- Не знаю, надо чтобы было проникновенно, весело. Может, ты напишешь?
- Кто из нас главный редактор?
- Хорошо, но это будет женское поздравление, а девушкам хочется, чтобы поздравлял мужчина.
- Давай так, я набросаю вчерне, а ты подправишь?
- Хорошо, - согласилась Сэсэг.
- Я закончил трапезу, - сказал Сережа, церемонно вытер рот треугольным кусочком бледно-желтой бумаги, которые были воткнуты во все салфетницы столовой, и поднялся. - Пойдем, получать ключи от редакции.
- Пойдем, - Сэсэг тоже встала и направилась вместе с Сережей. Выйдя на улицу, они пошли в свой учебный корпус.
IV
Под звон курантов выстрелили бутылками шампанского, девчонки при этом весело пищали, все наполнили бокалы и стали хором считать. Когда пробило двенадцать, все закричали "ура" и стали чокаться. Было очень весело. Девушки поставили сценку из студенческой жизни собственного сочинения и с блеском показали ее в коридоре возле лестницы на этаж. Собралось много ребят со всех этажей общежития, и им устроили овацию. Было полное ощущение праздника и счастья. В одной комнате старшекурсники играли на гитарах и пели бардовские песни, в другой, где жили первокурсники, танцевали под советскую эстраду. Двери комнат были открыты настежь, и все, кто хотел, переходили из одной в другую, ища друзей и развлечений по себе.
Всякий большой город накладывает свой отпечаток на человека, живущего в нем. Когда Сэсэг приехала поступать из своего родного поселка Усть-Ордынский, Ленинград ей показался прекрасным и бескрайним городом-сказкой, где есть всевозможные чудесные вещи на каждом шагу. Ее поражало все: здесь не принято было плевать на тротуар, в магазинах продавали вкуснейшую пепси-колу в красивых вытянутых бутылках, а в специальных киосках всегда было несколько сортов мороженого. В огромных стеклянных универсамах можно было самому выбирать расфасованные и завернутые в полиэтиленовую пленку продукты: колбасу или сыр, картошку или конфеты, а затем оплатить все на кассе. Здесь красные трамваи бежали в неведомые дали по бесконечным отполированным рельсам, автобусы спешили в таинственные районы, темневшие где-то далеко высокой ломаной линией горизонта. Там тоже жили люди, и их было много, очень много, очень-преочень много, так много, как она себе и представить не могла, и все они сходились или съезжались на рогатых голубых троллейбусах, желтых автобусах или красных трамваях ко входу в таинственное подземное царство электричества - станциям метро. Заходивших с улицы через прозрачные плексигласовые двери в холл метро обдавала встречная теплая волна подземного воздуха. Пахло непередаваемой смесью запахов дегтя, которым пропитывали шпалы, озона, металла и духов. Воображение поражали бесконечные вереницы людей на эскалаторе, волнующаяся и перетаптывающаяся толпа на подъем и спуск, а процесс спуска на эскалаторе в тоннель, конца которого не видишь, это замедленное падение с невероятной высоты как будто к центру земли, было для Сэсэг незабываемым переживанием, к которому она долго привыкала. Стоя на движущемся вниз эскалаторе, она успокаивала себя тем, что оттуда, снизу, люди все-таки возвращаются, и поднимающиеся ей на встречу все эти пассажиры, которые читали, улыбались, разговаривали или просто глазели по сторонам, являлись лучшим тому подтверждением. И даже не это было самым странным и захватывающим в этих поездках по электрическим рельсам, а выход на поверхность на незнакомой станции. Для Сэсэг, пока она немного не узнала города, это было еще удивительнее, чем спуск в метро. Пока вагон нес ее по черным подземным тоннелям на сумасшедшей глубине, Сэсэг представляла сколько людей, домов, мостов и рек она проезжает, оставляя их у себя над головой, а, выходя на поверхность на незнакомой станции, она каждый раз удивлялась, что это место совершенно не походит на другие, уже виденные ею. Сэсэг поражала огромность и разнообразие этого города. "Сколько людей здесь живет, уму не постижимо, все куда-то бегут, где-то живут и работают. Сколько здесь каждый день людей рождается и умирает...". Для Сэсэг, родившейся и выросшей в маленьком поселке на границе сибирской тайги и степи, было все это не просто непривычно, а и чуждо, наверное, поэтому она так полностью и не освоилась с ленинградской жизнью, и не приобрела навыков жителя мегаполиса, с его равнодушным принятием всех этих чудес, как части ежедневной обыденности. Она выезжала в "город" из уютного района, где располагалась их академия и общежития, только по необходимости. Они с девочками ездили в музеи и театры. Театры Сэсэг особенно любила. Здесь она смотрела на живую игру актеров, многих из которых видела в кино и по телевизору. Она любила театр не только за спектакли, но и за антракты, во время которых можно было выйти из зала и пройтись по коридорам, обсуждая с Галей и Таней увиденное, а иногда даже встретить знакомых в буфете, куда они заходили выпить газировки.