Два раза они всей комнатой на зимних каникулах ездили в Таллин. Впечатление от этих поездок у нее осталось на всю жизнь. Сам по себе Таллин был раз в пять меньше Иркутска, в который она неоднократно ездила с родителями, но это был совсем другой мир, почти другая страна, хотя там многие и говорили по-русски, но все здесь было устроено совсем не так, как даже в Ленинграде, не говоря уже об Иркутске или ее Усть-Ордынском. Во-первых, она никогда в жизни не видела средневековых каменных замков, а Старый Таллин был музеем под открытым небом, хорошо сохранившемся, пусть небольшим, но городом, обнесенным мощной крепостной стеной. Этот средневековый город со своими улицами, костелами и церквями стоял в центре современного Таллина. Здесь на каждом шагу прямо в старинных домах были открыты сувенирные лавки и небольшие кафе, где варили настоящий кофе, который при тебе мололи из черных жареных зерен, и подавали вкуснейшие пирожные. Сэсэг поражало и подкупало то, что здесь можно было не только ходить и просто смотреть, но и пользоваться всей этой стариной. В некоторых домах до сих пор жили люди. Во-вторых, сами эти старинные средневековые улицы и дома производили неизгладимое впечатление устойчивости и неизменности здешней жизни. Люди не одну сотню лет ходили по этим улицам, жили в этих домах, что-то перестраивая и пристраивая, постоянно создавая что-то, рожали детей и передавали память новым поколениям не только изустным фольклором, как это было принято у ее народа, но и самим фактом жизни в этих старинных каменных стенах. В Иркутске было мало старинных каменных домов, вообще в Сибири преобладало деревянное строительство, а деревянный дом редко переживает столетний рубеж, поэтому Сэсэг чувствовала себя как в сказке, когда гуляла по городу, где некоторые дома разменяли возраст в полтысячелетия, а облик улиц не менялся в течение нескольких сотен лет. Она представляла, как сейчас ей навстречу из-за угла выйдет с плетеной переполненной корзиной торговка рыбой, в старой, но аккуратно заштопанной кофте, почему-то обязательно крупной вязки, вся пропахшая морской тиной. Мимо пробежит пара мальчишек, стуча деревянными башмаками о каменный тротуар, и, цокая подковами, ее обгонит серая в яблоко лошадь, неся на себе закованного в железо рыцаря в шлеме с огромными перьями. Но первоначальное ощущение сказки исчезло к концу второй поездки. Ей стало казаться, что время здесь остановилось и совершенно нет никакой возможности вырваться из этих навек застывших улиц и домов, что здешний маленький и упрямый народ живет только своими воспоминаниями, лелея и превознося безвозвратно ушедшее прошлое, которое дошло до них в виде этого небольшого средневекового городка. Их стремление во чтобы то ни стало сохранить это прошлое вызывало в ней жалость и досаду, ведь она приехала из огромного города, где наравне с великолепными дворцами, проспектами, площадями и парками, существовали громадные современные заводы и фабрики, передовые научные и образовательные институты, где молодежь не жила прошлым, а училась, работала, искала и развивалась, и Сэсэг была представительницей этой молодежи.
- Ты Сережу не видел? - Сэсэг вопросительно смотрела на Мишу, который сидя на корточках под столом доставал из цветного полиэтиленового пакета с иностранной надписью магнитофонную бабину.
- Они курить пошли на лестницу, - не поднимая головы, ответил Миша.
Сэсэг вышла из комнаты, где должна была начаться дискотека, и пошла на лестничную клетку. В коридоре бегали нарядные, увитые мягкими блестящими гирляндами девушки с зажженными бенгальскими огнями, кто-то периодически кричал: "Ура, С Новым годом!", и все подхватывали это "Ура!", и оно катилось по этажам, затихая в самых отдаленных уголках общежития. Общежитие праздновало весело, хмельно, размашисто. Нескольких парней первокурсников уже перебравших с непривычки, отвели в дальние комнаты и уложили на чьи-то кровати. Остальные праздновали.
Миша сегодня был диск-жокеем, он принес с собой несколько бабин с самыми последними модными танцевальными записями. Для дискотеки по соседним комнатам собрали два бабиных магнитофона, которые теперь стояли на столике в углу их комнаты, а Миша колдовал над первым из магнитофонов. Он намотал на спичку ватку, обмакнул ее в водке и протирал проигрывающую головку.
- Грязная головка какая. Вы что не следите за ними? - он обратился к рядом стоящему парню, хозяину магнитофона. Парня звали Лехой, он был первокурсником и жил в соседней комнате.
- Не знал даже, что их чистят.
- Не слышишь что ли, что звук плохой?
- Да, у меня записи не очень, поэтому даже и не разберешь, хуже играет или лучше.
- Агрегат у тебя неплохой, поэтому звук должен быть на уровне. Сейчас проверим. Я со свежего пласта писал у себя дома с вертака "Радиотехника".
- Мне вообще батя обещал в новом, тьфу ты черт, - Леха чертыхнулся и, улыбнувшись, поправился, - Уже в этом году подарить кассетник японский на День рождения.
- А где работает твой батя? - живо поинтересовался Миша, с отвращением рассматривая совершенно почерневший ватный тампон.
- Он главный инженер леспромхоза. Я из-под Хабаровска. Мы лес в Японию гоним, а они нам за это лесовозы свои, технику, ну и ширпотреб поставляют. Говорят, они в океане стратегические запасы леса делают: нашу лиственницу в полиэтилен заворачивают и на дне моря затопляют, чтобы потом воспользоваться. На "черный день" копят.
- Проси "Sony" или "Panasonic" двухкассетный, самая лучшая техника, - оставив информацию о запасливых японцах без внимания, сказал Миша.
- Нам только "Sharp" привозят.
- Тоже отличная техника. Если будет двухкассетник, скажи мне, я немного попереписываю на нем, если можно, конечно, - и Миша, оторвавшись от магнитофона, вопросительно посмотрел на Леху.
- Об чем разговор, конечно дам попользоваться, - Лехе было лестно, что старшекурсник, да еще такой продвинутый ленинградец не только разговаривает с ним, первокурсником, но и просит его об услуге.
- Заметано, - сказал Миша и, отложив спичку в сторону, начал заправлять пленку в магнитофон.
Подошла Света, обвила рукой Мишу за шею и, поцеловав его в губы, спросила: - Миш, скоро будет дискотека, все уже хотят танцевать?
- Еще пять минут, Светик. Через пять минут начнем. Я сейчас еще второй мафон подготовлю и начнем. - Миша быстрыми движениями скрутил еще один тампон на спичке и стал протирать головку следующего магнитофона.
- Светка красивая, - сказал одобрительно Леха.
- Для тебя Светлана, - сказал, как отрезал, Миша, не поднимая головы от техники, тем самым сразу же расставив все точки и запятые в их с Лехой отношениях и обозначив, кто старший, а кто младший. Леха сконфузился немного, но промолчал. - Возьми провода от колонок и подключи к первому магнитофону. Будем переключать колонки на тот, с которого будем музыку запускать. Понял?
- Ага, - сказал Леха и начал подключать штекеры от колонок к магнитофону с заправленной пленкой.
Дойдя до лестницы, Сэсэг увидела Сережу и Колю. Они стояли возле перил и курили. С ними курил Паша, парень Татьяны, он был младше на курс и учился не на лесохозяйственном, а на факультете технологии обработки древесины. Они что-то бурно обсуждали и периодически смеялись.
- Коля, тебя Галя ищет.
- Скажи, сейчас приду.
- Нет уж, сам скажи, я с Сережей останусь.
- Ладно, ребята, я побежал, - произнес Коля, раздавив окурок в пустой консервной банке, которая служила пепельницей.
- Я тоже пойду, - поддержал его Паша, и они вместе пошли по коридору в комнату девочек, из которой уже неслась какая-то ритмичная музыка. Ребята танцевали в комнате, но места всем не хватало, и приходящие на звуки музыки парни и девушки начинали танцевать прямо в коридоре. Кто-то взрывал хлопушки, кто-то размахивал зажженными бенгальскими огнями, кто-то пил вино из граненых явно столовских стаканов. Темно-коричневый дощатый пол коридора был засыпан конфетти и бумажными гирляндами. В занесенных снегом окнах отражались фигуры танцующих. В воздухе стоял запах табачного дыма, вареной картошки, хлопушек и вина, откуда-то приносило легкий запах салата. Сережа посмотрел на Сэсэг так, что у нее замерло сердце. Он в последнее время часто смотрел на нее таким взглядом.
- Пойдем, потанцуем?
- Я не хочу эти быстрые танцы танцевать, ты же знаешь, что я этого не люблю.
- Не переживай, у нас есть там свой человек, зовут Миша, и он поставит по моей просьбе медленный танец. Пошли? - он взял Сэсэг за руку и повел к комнате. Подойдя к дверям, Сергей оставил Сэсэг в коридоре, а дальше стал пробираться через танцующих внутрь к месту диск-жокея. Через несколько минут довольный он выбрался обратно. Вслед ему из комнаты начала звучать какая-то красивая медленная мелодия. Сережа буквально подскочил к Сэсэг, сделал пригласительный кивок головой и, не дожидаясь ответа, обнял ее за талию.
- О, какой ты быстрый, - шутливо проговорила она и положила ему руки на плечи.
- Я хотел с тобой поговорить, - сказал, заметно волнуясь, Сережа.
- О чем? - сделав вид, что она не догадывается, спросила Сэсэг. Ее сердце стало биться очень часто, потом совсем зашлось. Сережа посмотрел ей в глаза, долго, с нежностью. Сэсэг тоже смотрела ему в глаза и впервые в жизни не могла отвести взгляд, ей хотелось смотреть и смотреть в эти карие глаза.
- Я люблю тебя, - без всяких прелюдий, прямо сказал Сережа, он весь напрягся, ожидая ответа. Сэсэг через ткань своего нового платья, специально сшитого для Нового года, почувствовала, как вспотели его руки.
- Я тебя тоже, - просто ответила она. Сережа еще раз пристально посмотрел ей в глаза, а затем поцеловал в губы. Медляк закончился, заиграл модный диско-шлягер, а они все стояли и целовались среди танцующих ребят. Никто нарочно не обращал на них внимания, чтобы не смущать, все вокруг были молодыми и часто такими же влюбленными, как и они. Всем все было понятно - вот еще одна влюбленная парочка.
Вообще у них в общежитии за время учебы создавалось немало студенческих семей. Парни и девчонки сходились и расходились, женились, некоторые, правда, потом разводились, но такое случалось нечасто. Все-таки их факультет изначально выбирали романтики, которые здесь обретали друг друга, и уже редко кто из них расставался. Нет, конечно, были и те, кто находил себе пару среди студентов других факультетов или других вузов, но большинство встречалось в коридорах академии или возле палатки на летней практике, на которую выезжали с особенным удовольствием студенты лесхоза. На втором месте, с большим отставанием по количеству невест, у лесотехнических студентов шел Институт советской торговли. На северо-восточном краю обширного парка академии, по диагонали через пересечение двух улиц, стояло новое здание Торгового института. У некоторых ребят из академии знакомство и общение с девушками из этого заведения отнимало все время: и свободное, и учебное. В небольшом, недавно построенном здании института, учились в основном ленинградки. Сюда их пристраивали прозорливые и довольно небедные родители, которые мечтали, чтобы их дочки получили диплом товароведа, бухгалтера, экономиста. Этот замечательный документ давал возможность безбедно жить в реалиях советской страны. Некоторых парней, особенно иногородних, очень сильно привлекал женский контингент этого института, что было и не удивительно. В случае женитьбы, кроме ленинградской прописки, они почти всегда получали не только симпатичную жену с обеспеченным будущим, но и хорошее приданое в виде квартиры, иногда машины и связей ее родителей. Сами студентки Торгового слишком хорошо это понимали и знали себе цену, поэтому заполучить отсюда невесту было большой удачей не только для приезжих студентов из Лесотехнической академии, но и для других женихов, из более престижных вузов Ленинграда.
Как-то, еще в десятом классе, родители познакомили Мишу с дочерью своих приятелей, красивой девушкой Наташей, первокурсницей Торгового института, которая с отличием закончила ленинградскую школу с углубленным изучением английского языка. У нее была великолепная фигура, длинные ноги, она два раза в неделю ходила в бассейн и один раз играла в большой теннис. Наташа выглядела потрясающе, и Миша, никогда не имевший знакомств с такими шикарными девушками, чувствовал себя с ней не совсем уверенно, хотя уже приобрёл репутацию школьного ловеласа. Дачи их родителей находились недалеко, в одном и том же садовом кооперативе, а вот социальные ступеньки были у них все-таки чуть разные - у Мишиных родителей пониже, да и предки его были гораздо менее породистей, чем у Наташи, ленинградской интеллигентки в четвертом поколении. Его мама работала в школе простой учительницей математики, а родом была из крестьян Новгородской области. От мамы Мише досталось очень ценное качество - терпение. Папа работал "просто юристом", как он сам любил пошутить. Кроме унаследованной от отца предприимчивости и еврейского упрямства, он взял от него большой с горбинкой нос, чуть великоватую нижнюю губу, темные вьющиеся волосы и гипертрофированное чувство собственного достоинства. Как раз это острое чувство собственного достоинства, которое не было следствием уверенности в себе, а даже скорее наоборот, некоего, едва ощущаемого к себе снисходительного, а иногда и враждебного отношения со стороны некоторых людей, окружавших его самого и его родителей, в конце-концов и расстроило его отношения с Наташей, продлившиеся около года. После разрыва с девушкой, которую он так и не смог назвать "своей", Миша долго переживал и дал себе слово добиться в жизни чего-то значительного, и уже с высоты достигнутого вновь встретиться с Наташей и показать чего он стоит, и чем она пренебрегла. Это было немного наивно, по-детски, но половина юношей, оказавшихся на его месте, делают то же самое, другое дело, что только единицы не забывают о данном себе слове через полгода-год. После школы, которую Миша закончил только с несколькими четверками, он поступил на очень перспективную специальность озеленителя. Он был единственным ребенком в семье, и отец с матерью ничего бы не пожалели для того, чтобы устроить его в Ленинградский университет на юридический. Миша сам отказался от карьеры юриста и решил поступить в Лесотехническую академию. Военная кафедра здесь имелась, распределение было только по крупным городам, а с красным дипломом, на который он нацелился изначально, его должны были оставить в Ленинграде. Миша все просчитал, все, кроме того, что влюбится в Светку, у которой из приданного только однушка в Сыктывкаре, где живет ее мама с младшей сестрой. Но, поразмыслив здраво, он решил, что стартовые условия у него лучше, чем были у родителей в этом возрасте, поэтому создавать себе фору выгодным браком, против веления сердца - решение в долгосрочной перспективе контрпродуктивное, а любимая женщина рядом - это, прежде всего, залог здоровья и душевного спокойствия. Жизнь его родителей служила ярким и наглядным тому подтверждением, ведь отец женился на матери вопреки воле своих родителей, которые не признали невестку и толком так и не общались ни с сыном, ни с внуком. Однако, отсутствие отношений со свекрами совсем не помешало его маме и отцу жить в любви и гармонии. А еще у Светы было небольшое преимущество перед его мамой - она более домовитая и практичная, что очень нравилось Мише.
- Миша славный.
- Я уже начинаю ревновать.
- Какие глупости, Сережа, я просто очень благодарна ему за то, что он поставил этот медленный танец для нас.
- Да, Мишка молодец, у них со Светой все хорошо, по-моему.
- Ага, Света счастливая такая... А теперь и я счастливая такая-претакая, - и Сэсэг уткнулась в грудь Сереже, зарываясь лицом в его толстый мохнатый свитер. Он обнял ее, потом начал целовать глаза, из которых внезапно закапали слезы.
- Не бойся, - сказала Сэсэг, увидев его вопросительный взгляд, - это я от счастья плачу.
Сергей улыбнулся и опять начал целовать ее.
- С Новым годом! С Новым счастьем! - воскликнула подбежавшая и сияющая от праздничного восторга Таня. Она обсыпала их конфетти из коробки, которую держал подошедший к ним Паша. Они специально обходили общежитских знакомых и друзей, поздравляя и обсыпая всех конфетти. Таня с Пашей были как нитка с иголкой, нашедшие друг друга раз и на всегда. Причем в этом дуэте Таня была иголкой. Их мироощущение, органично переплетаясь, образовывало общую простую и стройную картину мира.