Этот мир не спасут любые жертвы ради Добра.
Эй, герой, слышишь, герой, подвиг твой бесполезен.
Я убью тебя, и навсегда закроют ворота в Рай.
Я знаю, что я мудак. И не страдаю от этого. Честно говоря, я этим наслаждаюсь. И мне, черт побери, непонятно, почему окружающие не рады разделить со мной это чувство глубокого удовлетворения и внутренней гармонии. Кому легче будет от того, что я перестану себя вести как мудак? Никому. Все наоборот будут искать, к чему бы придраться, каким бы рыцарем в сияющих доспехах я не стал, буде возжелаю жизнь свою изменить. Все так живут - мудаки мудаками, ни с кого никакого спроса нет. Мудак - и сразу понятно, чего ждать. Но некоторые так близко к сердцу принимают и расстраиваются при этом, как я от идиотских пассажей в стихах Полоскиной или другой какой-нибудь принцессы новой искренности. Ну так я туда и не хожу, где эти принцессы выступают. Пока Родина то есть не пошлёт - не хожу. А Катя видит, что я мудак, и ходит сюда, и ходит. Перевоспитать меня пытается. Тут не знаю, даже что сказать - рожай детей, воспитывай, посмотрим, что получится. Так и скажу, наверное, в следующий раз. И узнаю, как трагически погиб Лермонтов.
А дети у неё будут мудаками, потому что сама она дура. Но Гарик, как всегда, прав. Надо выйти на воздух.
Я людей отправлю туда, где им самое место.
И на пути у меня стоишь только лишь ты один.
Эй, герой, нам с тобой на этом шарике тесно.
Хватит ждать (чего еще ждать?) - иди же сюда, иди...
3.
О правильных науках нечасто пишут в книгах.
Сказать по правде если - не пишут никогда.
Никто не знает правду, но все плетут интриги.
А чем всё обернётся - мы можем лишь гадать.
Небо покрывается какими-то погаными тучами невнятного цвета - непонятно, чего от них ждать. Дождик прибил бы летающую в воздухе пылищу, но при этом совершенно испортил бы мою рубашку. Гарик с независимым видом выходит из редакционного подъезда с портфелем и идёт через двор ко мне. Абсолютно независимый вид - один из многих талантов Гарика, которым я искренне завидую. Наряду с умением быстро принимать решения и ещё быстрее вспоминать цитату по случаю. В портфеле коньяк, пластиковые стаканчики, упаковка пирожных "Птичье молоко" и видавший виды апельсин. Интересно, давно ли заморский фрукт ждал в столе Гарика своего часа. Впрочем, потребительские свойства он почти не утратил, а пока я его ломаю, Гарик умело наливает. После чего мы не менее умело выпиваем, оным апельсином закусив.
- Итак? - спрашивает Гарик, как бы продолжая разговор.
- Ну он водит машины, пишет об этом статьи для тематических изданий. И трахает мою жену. Такие дела.
- Нда, - Гарик вздыхает. - Нехорошо. Что делать думаешь?
- Не знаю. Я у тебя хотел спросить.
- Ты разводиться хочешь?
Я не ждал, что Гарик начнёт так резко, поэтому наливаю снова уже сам, и мы снова выпиваем, опять же апельсином закусив.
- Не знаю.
- Что значит - не знаю? - распаляется Гарик. - Что ты вообще знаешь?
- Я знаю, что они трахаются. Что у них сексуальная гармония.
- Неплохо. А с тобой что - не гармония?
- Ну вообще она не жаловалась.
- Она с тобой кончала?
- Безусловно. И не раз.
Помолчав, добавляю.
- И не раз за один раз.
- Тогда какого хрена?
- Вот мне тоже интересно, но напрямую спрашивать я пока не решаюсь.
Гарик снова наливает.
-А у тебя ещё кто-то есть?
Будь ты проклят, Гарик. Я ж тебе полчаса назад русским языком всё сказал.
- Нет, - отвечаю я, понимая безнадёжность ситуации. - Да, и потом - откуда?
Красавчик просто. Достоверен, как Капитан Очевидность - то ли бессовестно дурить Гарика вошло у меня в привычку, то ли я за это в скором времени заплачу, как и полагается, тройную цену.
Поэтому мы просто сидим, как звери в яме
И по неявным фактам осмысливаем мир.
Возможно, надо было кормить людей червями.
А может, надо было кормить свиней людьми.
- Ну вообще надо либо разводиться, либо как-то договариваться, - начальник задумчив. - Все или разводятся, или договариваются.
- Я не хочу как все, - я и правда не хочу. - Потому что когда все делают как все, они только умножают дискомфорт, несчастье и энтропию. Я не хочу ни дискомфорта, ни несчастья, ни энтропии. Для этого есть тьма искусников, я не из их числа.
- Тогда не надо было запускать ситуацию.
- Ты сейчас о чём, извини? Не понимаю, - и правда не понимаю. Может, я тупой. Надо выпить ещё чуть-чуть, так что Гарик разливает.
- Если ты на ней женился, тебе это было зачем-то надо, так? - и Гарик поднимает стаканчик, мы чокаемся и выпиваем.
- Это ты сейчас про что? - торопливо закусив, продолжаю я. - Не про то ли, что человеческая деятельность должна иметь какой-то смысл, цель и пользу? Не про это ли?
- Во-первых, да, - рассудительно начинает Гарик. Но я его перебиваю.
- Тогда нашу редакцию первым делом надо разогнать к такой-то матери. Потому что ни цели, ни смысла, ни пользы.
- Допустим, - соглашается начальник отдела редакции, которую надо разогнать к такой-то матери. - Это тоже важный вопрос, но непосредственно тебя и твоего брака он не касается. Давай решать проблемы по мере поступления.
- Давай, - соглашаюсь я.
- Ну так вот, - он продолжает наставлять младшего товарища. - Ты приходишь к ней и говоришь, что всё знаешь. И дальше вы решаете вместе, как быть.
- Ага. Круто, - выдыхаю я. - А ещё какие варианты есть?
- Ты находишь себе бабу, и тоже изменяешь. Так вы квиты.
- Мы не квиты, мы идиоты, - возражаю, как так можно счёты сводить. А, впрочем, я так и свожу. И что свелось? Правильно, ничего.
- Это да, - задумчиво продолжает Гарик. - Но жизнь на этом не заканчивается. Вы решаете проблему и живёте дальше. Как я, например.
Например, да. Не самый плохой пример. Однако я ждал от него каких-то более изящных что ли предложений, стандартно намудачить я и сам могу. Что там мочь-то.
- Что-то какие-то суховатые и поверхностные в нашем обществе бракоразводные ритуалы, - начинаю я издалека. - Как моя статья вот эта.
- Ну я не знаю, что тебе ещё предложить, - пожимает плечами Гарик. - Прими ислам, заведи гарем, намазывай там на коврике каждый день.
- То есть ты тоже предлагаешь уехать отсюда к чёртовой матери?
- А кто ещё предлагает? - Гарик заинтересовался.
Спалился, блин. Почти.
- Я чувствую это в воде, чувствую это в земле, ощущаю в воздухе - страна катится в непонятно куда, предположительно к чёрту, - не очень изящно выкручиваюсь я.
- Да она последние тысячу лет катится, не обращай внимания, - Гарик хмыкает. - Думай о себе. Остальное потом.
А может, лучше оба. А может, оба хуже.
А может, не червями. А может, не свиней.
Ответы ищем в небе, на море и на суше.
Но вряд ли что постигнем без помощи извне.
- Да в трещину кобле. Пусть, кстати, лошадь и думает, у неё голова большая, а меня всё достало.
- Ты взрослый здоровый мужик...
- Нет, Гарик, - перебиваю я начальника. - Я лисичка.
- Лисичка? - Гарик удивляется.
- Да. Я лисичка.
- И что? - растерялся, ай-яй-яй.
- Ничего, - подумав, добавляю - Фыр-фыр-фыр.
- Объясни.
Как тебе это объяснить. Да, я знаю об охоте. Я знаю, что у кого-то из вас ружьё. Но не у тебя - ты сейчас погонишь. И меня погонишь, и на меня погонишь. Что лисичкой быть нельзя, что надо быть мужиком. Что лисичкой надо не быть, и вообще лисичка должна умереть. А тебе даже не нужен мой ценный мех, в смысле бессмертная душа, ты просто загонщик. Надо выпить. Наливаю. И всё-таки правду.
- Я хочу всех обмануть, - ни хрена не легко и не приятно, Булгаков лжец, лжец, лжец.
- А, так бы и сказал. А зачем?
- Мне надоело, что из субъекта я постоянно деградирую в объект.
- Так не деградируй.
А для этого надо первым делом в задницу послать всех, начиная с тебя, Гарик. С ярмаркой этой долбаной, с Полоскиной, с Катей, с Максом и его билетами, с дурящей тебя Кариной, со слетающей джинсой и прочей безысходностью отечественной журналистики. А как?
- Фигово получается в последнее время.
- В отпуск я тебя отправлю только как Маша родит, - поддерживает меня Гарик. - Она обещала, что не оставит нас, и начнёт писать, как сможет. Нового человека я брать не хочу. У нас полный штат.
- Вот Катька будет рада, что я в отпуск уйду. А уволюсь - так и вообще расцветёт.
- Даже не думай, сволочь, - Гарик грозит мне пальцем. - Я тебе уволюсь, тряпка.
- Ну да, это не по-товарищески, - вздыхаю и улыбаюсь. - Я подожду, пока ты меня сам выгонишь.
Смеёмся и выпиваем снова. Всё впустую, всё тлен.
А всё - интеллигенты, пророки лживых истин.
Учёные все эти, врачи, учителя,
Все эти инженеры и велосипедисты -
Обманщики и гады, как носит их земля!
4.
От всех людей приличных их надо гнать пинками,
Пусть сами жрут науку свою и ГМО.
А может, будет лучше кормить их червяками.
А может, надо свиньям их всех давно того...
- И перед Катей надо извиниться.
Нифига себе подача. Лёгкий ветерок донёс отголоски марша Мендельсона из Грибоедовского ЗАГСа. Или мне просто почудилось.
- Это за что же? За то, что она не нашла себе мудака?
- Типа того.
- Погоди, я что-то запутался, - фу, Катя, как это низко заставлять Гарика себя жалеть, предварительно ещё и нарвавшись к тому же. - Это ведь я кричал на неё "мудак", "тупой", вот это всё? На всю редакцию кричал, руками махал, бегал туда-сюда, истерики закатывал?
- Ты мужчина. Ты старше и умнее.
- Я мудак. Самодовольный и тупой, - а ещё очень честный и самокритичный. Но это большой секрет. - Что для неё важнее - мои извинения или признание её правоты?
- С ней я тоже поговорю, - Гарик спасает моральный климат в коллективе. Может и правда перестать на неё реагировать вообще? - Вы задолбали уже цапаться из-за всякой ерунды на ровном месте.
- Да я с ней вообще не разговариваю.
- Ты ведёшь себя вызывающе.
- Вызывающе что? - а то я не знаю.
- Много чего. Веди себя нормально.
- По-моему, это она ведет себя вызывающе.
- Не понял?
- Да всё ты понял. Это нормально вмешиваться, когда мужчины разговаривают? Подслушивать под дверью? - я распаляюсь. - В её родном Скотопригоньевске за это сразу бьют. Поэтому она понаехала сюда, здесь все кулюторные, сразу в рыло не суют. А зря. Теперь все знают.
- Да, нехорошо, - соглашается босс.
- Да ладно уж теперь, - и правда, чего уж теперь. - Наливай.
Заканчиваются пироженки, и тема разговора явно себя исчерпала.
О сколько нам открытий загадочных и чудных
Готовит Просвещенье - коварный злобный дух.
Но я устал от знаний, я больше не хочу их,
И не накличу больше тем на себя беду.
- Домой иди, - делегирует мне Гарик. - Решай свои проблемы.
- А если я не хочу?
- Я тоже не хочу, - вздыхает босс и собирает руки в замок. - Но есть дела поважнее той туфты, которую мы публикуем. Интервью сам расшифрую.
Тыжжурналист, Гарик. Горжусь тобой. Спасибо.
- На самом деле важно не это.
- А что же?
- Когда я лгу - это жопа. Когда я говорю правду - всё летит в манду. А если я молчу, то сам иду на хер. И что с этим делать - совершенно неясно.
Гарик хмыкает. Видимо, ситуация ему знакома.
- Считай это набором тезисов для следующей статьи.
- А повод?
- Найду я тебе повод. Дурное дело нехитрое.
Как у тебя всё просто, Гарик. Как бесит уже эта ваша простота и пугает скорость принятия решений, не обязательно верных, просто любых. Всё полезно, что в текст пролезло. Что не инфоповод, то набор тезисов. Всё-то у вас просто и понятно. Кроме одного - почему все люди в результате так несчастны.
- И вот ещё, спросить хотел, - вспоминаю я.
- Валяй.
- Любовь как триумф воли на фоне измельчания характеров - у кого из классиков это было? И что об этом сказано?
- Чешуйня это всё - и любовь, и характеры, и цитаты, и классики, - неожиданно серьёзно отвечает Гарик, с каким-то внутренним пониманием и даже, наверное, чувством превосходства.
- Какая неожиданная и смелая мысль, - сдержанно удивляюсь я. - А триумф воли тоже чешуйня?
- Нет, - резонно отмечает босс. - "Триумф воли" - это хорошее кино. А вот всё остальное - чешуйня. Надо различать, да.
- И кто же это сказал? - не верю до конца в такую смелость и решительность кого-то из бородатых пеньков XIX века.
- Игорь Панин, - отвечает начальник. Веско и безапелляционно, под этим ответом, наверное, можно капусту в ведре мариновать. Да, и так его, Гарика то есть, зовут.
- Хороший писатель, - пытаюсь не растеряться. Наверное, получается.
- Да, мне тоже нравится, - соглашается Гарик, встает и протягивает мне руку. Вот так всё просто оказалось.
Мой опыт - сын ошибок и внук оппортунизма,
Он кругл, как Танин мячик, не тонет и упруг.
Диапазон широкий - от зонтика до клизмы.
Хоть это парадоксы, но гений нам не друг.
Итак, в уютную редакцию хода нет, там красные флажки. Судя по тому, что Катя на меня наорала, гон из тихого становится громким. Охотник в нетерпении, что-то растянулись лесные забавы по времени, действительно.
Значит, из разговора с Гариком можно вычленить две полезные мысли - не деградировать и решать проблемы в порядке их поступления. Если вообще решать. Утверждение, Карине бы понравилось. А ведь с этого всё и началось - с того, что она потребовала от меня ответов и утверждений. Тут-то всё и посыпалось, одно на другое. И где я сейчас? Как хорошо без вас было, упыри мои родные-ненаглядные. С вами тоже здорово, но без вас пожил как человек. Дали немножко времени передохнуть, спасибо, ценю. Решили прислать за мной девочку, что б она забрала меня в сказку. Вот только знаю я эту сказку - она очень страшная, а в конце все умерли. А до того жили долго и несчастливо. И все друг друга предали. Так что фиг вам, национальная индейская изба.
Значит, первое, что я сделаю завтра с утра - расскажу Гарику про эту маленькую дрянь. Это сразу надо было сделать, что я протупил-то. Он, конечно, не поверит - больно удивительная история получается, но перевесит её с меня на Катю, во избежание. А вот и маленькая дрянь звонит. Как кстати.
- Да, - мой голос решителен и твёрд, я готов.
- Привет, - она всегда что ли в хорошем настроении. - Ты занят?
- Занят, - всё также решительно и твёрдо.
- Чем-то важным?
- Да, - бесстрашно выхожу на очередной виток акта коммуникации. - Думаю о тебе.
О, как я правдив! Нравится, Михаил Афанасьевич?
- Слушай, ты можешь сейчас приехать ко мне?
А что меня, собственно, держит? А почему бы и не приехать? Буду бегать - умру уставшим. Всё равно она своё выкружит.
- Могу, - отвечаю я твёрдо и решительно. Да, Карина, это утверждение, как тебе нравится.
- О, здорово. Давай, я жду, - и правда нравится. Сломала она меня. Маленькая дрянь. Но ничего - тогда всё заросло, и сейчас зарастёт. То, что я от тебя бегаю, вовсе не значит, что я тебя боюсь.
А если я однажды предам себя и сдамся -
Начну читать и думать, раба в себе давя,
Пить перестану водку и буду слушать Брамса -
Меня скормите свиньям, а тех свиней - червям.