Он мне необходим.
Бегу по улицам через светофор.
Зависима от тебя -
Ты мой приговор.
На красный свет я к тебе спешу.
Бешеную страсть я в себе глушу.
Обернись! Гляжу тебе вслед.
Жду, когда дашь мне зеленый свет...
Ты же смог меня приручить.
Всегда буду за...
Ангелина резко выключила магнитофон.
- Ты чего? Классная песня!
- Я знаю. Что ты собираешься делать?
- Разобраться в ситуации.
- Адекватно?
Я молчала. О да, стоит Маецкому оказаться рядом со мной, об адекватности действий можно забыть.
- Постараюсь. Я пойду к нему домой сегодня. А при его родителях я, могу, не могу, но сдержусь. Его мать обо мне и так не очень высокого мнения.
- Давай с тобой пойду?
- Нет. Я сама.
- Высади меня на следующей остановке, через десять минут маршрутка будет.
- С ума сойти, иметь зарплату пятнадцать тысяч долларов в месяц и ездить на маршрутке. Да еще и отказываться от моего "сузуки"! - подколола меня племянница.
Я отпарировала:
- Ну да, а своим родителям ты говоришь, что взяла тачку у Романыча покататься. Чем меньше, Ангелина, наши родители о нас знают, тем всем нам спокойнее.
- Конечно. Ты же знаешь, что я шучу. Завтра вечером в клубе вечеринка, ты поедешь?
- Не знаю. Хочу на нашу дискотеку сходить.
- Пьяные рожи посозерцать?
- Именно! - я рассмеялась.
Идя домой с остановки, я думала, что уже давно не являюсь той, какой меня постоянно представляют. И в первую очередь, это мои родители. Конечно же, нельзя сказать, что они совсем не заметили перемен во мне. Черствая, злоязычная, закрытая... Не их в том вина. Когда я в университете - у меня совершенно другая жизнь помимо учебы. Контракты, отчеты по сбыту наркотиков... Луганск, кстати говоря, занимает второе место после Донецка по товарообороту этой "продукции" по стране. Моим родителям и в страшном сне не могло присниться такое. Но что случилось, то случилось, и я не имею желания что-то менять. Конечно, я очень скучаю по папе с мамой, по нашим веселым вечерам перед телевизором, по обсуждению марок немецких машин с папой, и по разговорам о книгах с мамой... Но и стать прежней - не могу...
Александр Маецкий - тот самый, что украл мой рассказ - четыре года назад разделил мою жизнь на "до" и "после". Я любила его. Сначала по-дестки, широко распахнутыми глазами и поцелуями накрашенных гигиенической помадой губ и плюшевыми игрушками. После расставания - истерично, болезненно, ненавистно, с сигаретой и слезами. Сейчас - с тошнотой, привычкой к Игорю и черствой, "железной" к окружающим. Ко всем, даже к своим родным и близким друзьям. Как следствие - родители и родственники не понимали, что со мной творится и "пора бы мне свои психи задвинуть подальше и думать об учебе", а друзья... Что ж, из всех четырёх подруг, которыми я дорожила, осталась Ангелина, которая дорожила мной. С остальными я общаться не перестала, но между нами как будто незаметная, стеклянная, но прочная стена недопонимания. И только Ангелина всегда со мной.
Александр Маецкий. Мое несчастье, которое меня преследует уже четыре года. Два из них я встречаюсь с Игорем, которого не люблю. "Типично. Привычно. Ничего особенного! Бывало с каждым..." - скажет кто-то. Я отвечу: "Да, вы правы. Но если вы хоть раз любили - не посмеете меня осудить. Кстати, счастливых историй любви не бывает по определению. Все они заканчиваются гробовой доской".
Мысли оборвались - я подошла к калитке и только лишь взялась за ручку, как услышала, что к воротам уже несется Леша, наш любимый пес, среднеазиатская овчарка. Сумка оттягивала руку, я поставила ее на землю, и распахнула калитку. Леша сразу бросился на меня, норовя повалить на траву, - он был очень рад меня видеть.
- Леха, на место! Бегом! - послышался со двора голос папы; он вышел и забрал у меня сумку.
- Что ты туда положила? Я же вчера у тебя из общежития две сумки забрал!
Я рассмеялась:
- Там вещи, книжки кое-какие и ноутбук.
- Ладно, пошли в дом, мы как раз обедаем.
Я переоделась в свой любимый летний сарафан и завязала хвост. Я дома...
Первое радостно волнение родителей по поводу моего приезда утихло, и мама сказала, как всегда:
- Ну, рассказывай!
- Ну что рассказывать? Все сдала хорошо, стипендию получать буду. С девочками по комнате не ссорюсь, стайлер перед уходом из розетки выключаю. Мам, меня только две недели не было, не год же. Все как обычно, - конечно, обычно. О том, что я курю, хотя в одиннадцатом классе клятвенно пообещала родителям бросить, и "подрабатываю" определенным образом, родителям знать не обязательно.
- А нам с папой кажется, что долго. Ты же на все лето приехала? С Игорем на море не собираешься?
Я проглотила еще один обжигающе-горячий вареник с мясом, быстро запила водой, отдышалась и ответила:
- Не знаю, честно говоря... А так - хочу какое-то время пожить в квартире. - квартира, находящаяся на другом конце поселка, предназначалась мне, родители по большей части жили в сельском доме.
Вечером, когда папа курил на улице, а мы с мамой смотрели по телевизору "Цыганочку с выходом" - боже, как давно не было таких вечеров! - во время рекламной паузы мама решила расспросить меня об Игоре. Мы с ним встречаемся уже почти два года; Игорь с моими родителями познакомился прошлым летом. На родителей он произвел хорошее впечатление, чего я не ожидала.
- А как у тебя с Игорем дела?
- Мам, все хорошо, правда. Вчера вечером приехал в общежитие, притащил огромный букет гвоздик. Девчонки чуть со смеху не умерли, - вспомнив про вчерашнее появление Игоря на пороге комнаты я и сама рассмеялась.
- А почему гвоздик? Они же тебе не нравятся...
- Я сдуру Игорю ляпнула, что просто обожаю гвоздики. На самом деле они у меня ассоциируются с братскими могилами и кладбищем, - а если правду, то розы в моей жизни мне дарили только двое мужчин - Маецкий и папа. После расставания с Маецким я не хотела принимать розы ни от кого, кроме папы. А гвоздики просто не любила.
- Игорь хороший мальчик, мне нравится, и папе. Сразу видно, воспитанный, целеустремлённый, сам себя обеспечивает. Хороший, не то, что твой этот Маецкий! Вот видишь, как жизнь складывается. А ты думала, что после него тебе счастья не будет! Вот Игорь - точно твое. Я знаю, о чем говорю.
Я сцепила зубы - ну почему маме надо было затронуть эту тему! Она запретная! Кроме Ангелины я ни с кем не в состоянии обсуждать Маецкого! Мама же знает, как больно все было... Хотя... Наверное, мама никакого подтекста не имела в виду. Если взглянуть на ситуацию чужими глазами - наш разрыв с Маецким забыт давным-давно. Это только для меня рана свежа, будто я порезалась только сегодня утром, а к вечеру порез только начал покрываться тонкой корочкой.
Я выдавила улыбку:
- Да, мама, ты была права. Я рада, что встречаюсь с Игорем. Ладно, я пойду собираться.
- Куда ты на ночь глядя? - папа вошел в гостиную.
- Да девчонки умоляли выйти погулять, - небрежно врала я. - Соскучились по мне. Через полчаса Гришка заедет, - я позвонила своему однокласснику заранее и договорилась.
- Спасибо, Гришка, что подвез, - я чмокнула одноклассника в щеку.
- Да не за что. Обращайся, если что.
Я вышла из машины. Было около половины девятого вечера. Поздновато для визитов, но сейчас лето, так что я не думаю, что сильно обеспокою семью Маецких. Другой вопрос: дома ли сам Александр Сергеевич? Что, если он не приехал на выходные домой, а остался у своей девушки Насти?
- Ладно, на месте разберемся, - прошептала я себе под нос. - Главное - по горячим следам.
Маецкие жили в сельском доме; на калитке находился звонок. Я трижды коротко позвонила, и, стараясь унять сердце, которое часто стучало, глубоко вдыхала через нос и выдыхала через рот - как учила мама.
Через пару минут во дворе показалась Екатерина Николаевна, мать Маецкого. И сердце мое опять понеслось бешенным галопом. Надо же, когда-то я мечтала стать ее невесткой. Ай, да о чем я?! Я и сейчас до одури хочу.
- Наташа? А... А зачем ты пришла? И почему так поздно? - голос Екатерины Николаевны был очень удивленный.
- Добрый вечер, - вдох. - Я пришла поговорить с вашим сыном. - выдох. - Это срочно. - вдох.
- У тебя с моим сыном давно нет ничего общего.
- Да, и слава Богу, - выдох. - Но ситуация крайняя. Мне очень нужно с ним поговорить. Он дома?
- Дома, - ответила Екатерина Николаевна и поправила на переносице очки. - Твое дело не может подождать до завтра?
Меня определенно не рады видеть. Что ж, и сама я не очень этому рада.
- Поверьте, мне тоже не доставляет удовольствия быть здесь сейчас. Если бы только сегодня утром я не узнала, что ваш сын, помимо того, что лицемер и трус, так еще и вор!
- Не смей оскорблять моего сына! - мрачная улыбка тронула мои губы. Я попала в цель. - Что?! Как "вор"?! Ты что-то путаешь!
- А может, зайдем в дом? - я взмахнула рукой, в которой крепко был зажат журнал "Литературная Луганщина".
- Мам, кто там?
Боже, я услышала его голос и чуть не споткнулась... Будь ты проклят - я ничего не забыла.
- К тебе гости, - ответила Екатерина Николаевна и указала на меня. Саша сидел спиной к двери, но тут же круто развернулся, услышав мой голос:
- Добрый вечер, Саша!
- Какой черт тебя принес в мой дом?!
- Встречный вопрос: какое право ты имел выдавать мой рассказ за свой, да еще и отправлять его в журнал?!
- Ты что, бредишь?! Меня твои писульки давно не интересуют, журналисточка! - глаза Маецкого сузились, он буравил меня ненавидящим взглядом.
- Да?! А что тогда это такое?! - я бросила на стол раскрытый на развороте журнал.
- Рассказ. Твой. Как всегда, бред!
- Я польщена твоей рецензией на мои произведения, - я ядовито поморщилась. - НО! Посмотри, кто автор!
Маецкий посмотрел на низ страницы.
- Ничего не понимаю. Я этого не делал!
- А кто?! Ты же мне тогда еще, четыре года назад сказал, что выбросил все, что со мной связано! Так какого...
- Что у вас за шум?! - я запнулась на полуслове. В гостиную вошла Анастасия Смирнова, девушка Маецкого. Та, которую он любит теперь... Мне казалось, что стены дома рухнули, а крыша на секунду зависла в водухе. Сейчас она сорвется, и придавит меня своей тяжестью. - А что она тут делает?! - Настя мгновенно оценила ситуацию и смерила меня убийственным взглядом.
В пылу ссоры я совсем забыла про Екатерину Николаевну. Проведя меня в гостиную, она бесшумно села в кресло и слушала разговор. Сейчас же она встала, подошла к Насте и приобняла за плечи.
- Я жду ответа, - лучше всего мне сейчас игнорировать Настино появление. Для ее же блага. Не хочу опять прослыть неуравновешенной истеричкой. Как когда-то, когда звонила Маецкому и угрожала Насте лицо подпортить, если она заявится к нам в поселок. - Почему автор вдруг оказался ты, который за одиннадцать лет в школе не смог ни единого нормального сочинения написать?!
- А чем ты докажешь, что это твой рассказ? - спросила Екатерина Николаевна.
- Вы думаете, у вашего сына внезапно проснулся талант к письму? - я улыбнулась и достала из сумки лист А4 в файле. - Вот, это свидетельство о регистрации. Здесь не только "Унесенная ветром", а также другие. Произведения были зарегистрированы два года назад. Подписи, печати - все настоящее. Кроме того, у меня есть люди, которые подтвердят, что рассказ принадлежит мне!
- Наташа, я клянусь тебе, что я понятия не имею, как твой рассказ под моим именем оказался в этом дурацком журнале! - Маецкий встал и прошелся по комнате.
- Слава Богу, что не отрицаешь моего авторства. Но я не верю, что все это произошло без твоего участия! - я вдохнула, и произнесла слова, которые в написании рецензий решающие - отношение к вещи, на которую нужно дать отзыв, должно быть объективное. - Ты же ненавидишь "Унесенные ветром"! Ты считаешь этот роман бредом, а информацию о Вивьен Ли, которую я использовала в этом рассказе, ты нашел только по моей просьбе. Прежде, чем написать что-либо, надо прочувстовать, пропустить через себя, - запал у меня был уже на исходе.
- Ты считаешь себя второй Сафо? - Настя вскинула брови вверх.
- О, да тут собрался весь МАССОЛИТ, - ляпнула я. - Спешу заметить, Сафо - поэтесса. Мимо, Настя. Но удивительно приятно, что вы знаете это имя... - я умела быть стервозной дамочкой... И что скрывать, весьма любила создавать о себе такое впечатление.
- Прикуси язык! - Сашка резко обернулся в мою сторону.
- О да, я забыла, к кому пришла. Но я не уйду, пока ситуация не разъяснится.
- Этот рассказ написал Саша, - уверенно произнесла Настя. - Что, не можешь смириться с тем, что появился достойный конкурент? - Настя обняла Маецкого за шею. - Саша отлично пишет, у него есть еще рассказ "Спаси" и потрясающий этюд о собаке...
Я схватила в руки лицензию и буквально сунула под нос Маецкому:
- Вот список моих рассказов, написанных в период, когда я училась в девятом-десятом классах! Это бред какой-то, ведь ты же прекрасно знаешь, что рассказы мои!
- Наташа, подожди, я пытаюсь вспомнить и разобраться...
- После нашего расставания у тебя осталась куча моих фотографий и прочей ерунды. Среди них в электронном варианте было несколько рассказов. Ты сказал, что все удалил. Очевидно, ты соврал. Как всегда.
- Наташа, сядь! Я...
- Сбавь тон! Спасибо, постою.
- Ладно, давай поговорим наедине...
Сердце неслось неровной рысцой... Наедине. Нет!
- Говори при всех! - это Настя.
- Я действительно имею к этому, - Маецкий показал рукой на журнал. - отношение. И я, - ох, тяжело даются ему слова. Неужели сам себя в низости обличать будет? - ... Вообщем, я и вправду не удалил твои рассказы. У тебя действительно талант, рассказы цепляют за душу... - как же ему нелегко кого-то хвалить, кроме себя. - И, когда Настя случайно на них наткнулась и прочитала... Они ей понравились, а я... Я не смог ей сказать, что это твои произведения, и...
- И выдал их за свои? - взвизгнула я.
- Да... Но как они оказались в журнале, я не имею понятия.
- Так... - я часто задышала, стараясь успокоиться. - Если ты начал говорить правду - делай это до конца, или... или я подам на тебя в суд.
Лицо Маецкого приняло как-то странно переменилось, будто он пытался сдержать смех; Настино же лицо приняло непроницаемое и вместе с тем злое выражение. Глаза девушки потемнели, став на какой-то короткий миг точной копией моих.
- Это я отправила рассказ в журнал, - произнесла она.
Интересно, почему я совсем не удивилась?
- Зачем? - Сашкин голос стал глуше.
- Хотела сделать тебе приятное... Я думала, что если ты написал такой хороший рассказ, то будешь рад, если его напечатают.
- Ты ошиблась, Настя, - Маецкий показал рукой на меня; Екатерина Николаевна молча вышла из комнаты. - Это она любит, чтобы ее стишки и рассказики печатали в каждой газете и в каждом журнале. Да даже, наверное, на туалетной бумаге! Лишь бы только ее читали и восхищались! - он нервно рассмеялся.
Скорее всего, мое лицо покрылось красными пятнами, которые не сумел крыть даже слой пудры. Мне было плевать - я привыкла к такому поведению Маецкого. Глупо было думать, что спустя четыре года он изменился, повзрослел, и стал вести себя как мужик, а не как самовлюбленный мальчишка. Я сжала руки в кулаки:
- Я не вижу дальше смысла говорить дальше. Единственное, что добавлю: либо ровно через неделю я вижу в "Литературной Луганщине" опровержение с извинениями, либо разговаривать будем по-другому.
Сказав эти слова, я круто развернулась и прямой, стремительной походкой вышла из дома. Маецкий догнал меня у калитки и, схватив за плечи, развернул лицом к себе.