- Что им не нравится, - пробормотал Мечеслав и неожиданно для себя взорвался. - Что им, чёрт возьми, не нравится? Они боятся, что своды укреплять надо будет? Так нам бы по любому пришлось укреплять свод и стенки, только ещё и прорываться туда сначала. Или так не хотят отходить от плана? Это не собрание, это сборище бюрократов, которым кроме своих бумажек с печатями ничего не важно! Для них революции не наступило, они не знают, что сейчас Новое время и всё должно решаться совершенно по-другому!
- Вот им позвони и скажи, - оборвал Мартин. - Мне-то ты нафига это вещаешь?
Глаза его отсвечивали знакомым зеленоватым блеском: верный признак, что его что-то злит не на шутку, не стоит провоцировать дальше. Мечеслав заставил себя замолчать: ссориться им сейчас из-за далёких людей в собрании было бы довольно глупо.
- Ну, дожидайтесь тогда, пока отмахнут, - он сам махнул рукой и отошёл, оставив Мартина и всю рабочую братию. Никто из них не виноват в том, что снова придётся простаивать, даже собрание не виновато - на самом деле он понимал это. У них какие-то свои согласования, свои договорённости - со столицей и кто знает с кем ещё. Но как же всё-таки глупо, глупо...
Остановившись на краю площадки, он машинально окинул взглядом сложенные стройматериалы. Целые горы... За штабелем труб промелькнуло вдруг какое-то движение, и тут же затаилось.
- Эй, - позвал Мечеслав. Ему не ответили, но он видел, что она прячется именно там. Мечеслав быстро оглянулся на площадку (никому нет дела), шагнул к сложенной горке.
- Ну, выходи, - негромко сказал он. - Я тебя уже заметил.
Сибилла, смущённо опустив голову, вышла из-за труб.
- Здравствуй, - проговорил он приветливо. - Давно меня выслеживаешь?
Она подняла на него неожиданно решительный взгляд. Так же тихо сказала:
- Давно.
- Ну вот и встретились... - протянул Мечеслав несколько растерянно. - Что же ты хотела мне сказать?
- Вам надо уехать из Ринордийска, - быстро, не повышая тона заговорила Сибилла. - Это теперь будет плохое место.
- Почему же плохое?
Она покачала головой:
- Я не могу вам этого сказать. Скоро здесь будет плохо всем, и тогда будет уже поздно. Это станет совсем другой город... совсем, совсем другой, в котором нельзя оставаться никому. Они этого пока не знают... но я-то вижу.
- Вот как, - он невольно улыбнулся, постарался скрыть улыбку, но не очень удачно. - И где ты это видишь? Здесь же? Или в каком-нибудь магическом шаре?
- Н-нет, - Сибилла слегка задумалась. - Как будто параллельно тому, что вокруг. Как будто слегка... за завесой. Сквозь приоткрытую дверцу, - она вновь посмотрела на Мечеслава. - Вы ведь мне не верите, да?
- Нуу... - замялся он.
- Мне никто не верит, - Сибилла кивнула со слегка потерянной, смиренной улыбкой. - Мне только Маргоша поверила. Но она гордая... Сказала, никуда отсюда не уедет. А я даже не могу её предупредить.
Она замолкла, но на лице остались тревога и тайные невысказанные раздумья. Мечеслав посмотрел на неё, затем оглянулся ещё раз на площадку. По-прежнему никому нет дела: у котлована виднелось несколько рабочих, больше же людей не было.
- Вот что, Сибилла... - он сделал паузу, чтоб убедиться, что можно называть её этим именем. - А не прогуляться ли нам где-нибудь? В Центральном парке, например, там сейчас должно быть хорошо. Я приглашаю.
Листва в парке переливалась всеми вариациями зелёного, и весело крутились кабинки солнца-колеса, чей золотистый лик улыбался в середине кружения. Снова доносилась откуда-то шарманочная мелодия: Мечеславу показалось даже, что он когда-то слышал эту песню, вместе со словами, но когда и где - не мог вспомнить.
Стая птиц взлетела в воздух и скрылась за оборотом колеса. Сибилла проводила их взглядом.
- Хочешь прокатиться? - предложил Мечеслав.
- М, - она будто растерялась сначала, но тут же уверенно покачала головой. - Я боюсь высоты.
- Зря, - он подумал снова про небоскрёбы и космос, про глубины, пещеры, о которых хотел спросить, но всё это смешалось в голове, так пригревал ясный летний день в своём разгаре, и было лень думать о чём-то. - Часто тут бываешь?
- Там. За оградой.
- Ты никогда здесь не бывала? - удивился Мечеслав.
Сибилла отчего-то смутилась и опустила голову.
- Оттуда и так всё видно...
- Видно! - рассмеялся он. - Как будто это для того, чтоб смотреть.
Она совсем стихла и всё отводила взгляд: на вид лет пятнадцати, а может, и восемнадцати, сложно сказать, русоволосая, с причудливо заплетёнными косами, в аккуратной, но очень простенькой одежде - особенно по сравнению с нарядными людьми, что гуляли тут и там по парку... Ну, конечно же. Какой он болван.
- Так, - сказал Мечеслав. - Пошли в центр, туда, где вся толпа, и будем там делать всё, что захотим. Сегодня у нас маленький личный праздник.
Разумеется, никакой высоты Сибилла не боялась, и они сделали один большой кружок вокруг "солнца". Им досталась белая кабинка: круглая, с двумя входами, завешенными цепочками, по обе стороны.
- Зелёный - цвет жизни, - объясняла Сибилла, пока другие кабинки по одной проплывали мимо, а ближайшая ось колеса вставала вертикально. - Красный - цвет борьбы.
- А белый? - поинтересовался Мечеслав.
Она задумалась на мгновение.
- Белый - много чего...
К тому времени, как колесо сделало оборот, и они сошли обратно на землю, он уже настолько доверял Сибилле, что неожиданно рассказал ей всю свою историю: про северо-запад, про его величественные и одинокие вечера, про то, как в числе других добровольцев вызвался ехать в столицу, чтоб строить там метро, про Георга, про Нику и Машеньку, про то, как хорошо, что они есть и про своё беспокойство за Машеньку, она ведь так мало понимает в жизни (правда, о том, что не показывал ему Георг, всё же предусмотрительно решил умолчать), про всё-всё...
Сибилла редко перебивала, иногда только уточняла какое-нибудь непонятное слово, а чаще кивала и улыбалась мягко и ободряюще одновременно. Они так долго гуляли по дорожкам парка, что даже устали и заглянули в ту самую кафешку, где Мечеслав был в день своего приезда.
Людей было, пожалуй, побольше, а навесы выглядели чуть менее прозрачными (вероятно, затемнили от света), но в целом здесь ничего не изменилось.
- Хочешь молочный коктейль? - спросил Мечеслав.
- А что это?
- Ты никогда не пробовала? - удивился он.
- Нет...
- Сейчас попробуешь.
Через пять минут перед Сибиллой стоял высокий стакан с пузыристым коктейлем (клубничным). Она с некоторым недоверием оглядела его, осторожно потянула через трубочку. Улыбнулась.
- Вкусно.
Через открытую дверь виднелись солнечные тропинки и деревья парка. По траве расхаживала большая чёрная птица - вроде вороны.
- Это грач, - сказала Сибилла. - Они совсем не похожи на ворон... Только притворяются.
- Ты знаешь много птиц, Сибилла?
- Мы следим за ними, - проговорила она задумчиво. - Птицы рассказывают многое... Есть свои, ринордийские птицы - они поют вместе с городом. Когда сюда залетают чайки, они приносят с собой северный ветер и перемены. Есть большие, тёмные птицы - они появляются перед ненастьем и кружат над городом.
"Разве ты не слышишь приближенья чёрных крыл", - вспомнилось снова. Откуда-то потянуло холодком.
- А когда всё совсем плохо, - негромко проговорила Сибилла, - птицы исчезают. Это значит, что город в беде.
Возвращались они через Главную площадь. Мечеслав видел её впервые, и его удивило, как буднично и спокойно она выглядит. Старая брусчатка под ногами - сколько веков она здесь пролежала? - легонько отзывалась эхом на их шаги, посередине же площади высилась тонкая Часовая башня.
Тоже ведь на холме - сообразил он. Башня стояла на возвышении, от неё же площадь чуть заметно скатывалась под уклон во все стороны. Словно дождавшись, когда пришедшие будут проходить мимо, с вершины раздался гулкий протяжный звон. Било три.
- В Ринордийске всё спокойно, мерно башенка звонит, - прокомментировал Мечеслав, когда часы смолкли.
- Я знаю это песню, - задумчиво проговорила Сибилла. - Вы разве тоже знаете? Я, наверно, слышала её ещё в детстве.
- Она старая... Говорят, кажется, ещё позапрошлого века.
- Наверно, человек, который её сочинил, любил бывать здесь, - Сибилла улыбнулась чему-то про себя, будто вдруг увидела и человека, и дома, которые стояли здесь, когда он проходил по площади - совсем другие, чем сейчас, и идущие люди - другие, и весь мир вокруг - другой. Лишь брусчатка всё та же да тонкая Часовая башня.
Это вновь напомнило о том, о чём Мечеслав хотел спросить у неё.
- Сибилла, а давно ваш род живёт в Ринордийске? - начал он издалека. Они миновали башню и спускались теперь к Передвижному мосту над матовой чёрной рекой.
- Давно, - кивнула она. - Моя прабабка жила здесь ещё девчонкой. Однажды её здесь едва не повесили. Когда она предсказала войну.
- Великую войну? - удивился он.
- Да. Никто же не верил, что на нас нападут, а она ходила и всем рассказывала, как это будет, - что-то, казалось, вдруг рассмешило Сибиллу. - Когда так и вышло, все решили было, что она шпионка. Еле убедить удалось, что, будь она шпионкой, то не стала бы, конечно, ничего разбалтывать. Сам военачальник потом женился на ней.
- Даже так?
- Да, после того, как она предсказала, что на Ринордийск нападут из Железнистой долины. Если бы не это и если бы военачальник не поверил ей, туда бы точно не успели дойти. Они и так пришли в последний момент, партизаны уже сделали всё, что смогли.
Они подходили к середине моста. Ветер здесь был прохладнее и как будто резче. Над водой мелькали тонкие белые птичьи силуэты (чайки?)
- А ты знаешь что-нибудь про Железнистую долину? - поинтересовался Мечеслав.
Сибилла будто бы только вернулась из прошлого в век настоящий, глянула с тревогой.
- Вы ведь там работаете?
- Работаем, - Мечеслав окинул взглядом расстелившиеся вокруг дали. - Говорят, там есть подземные пещеры...
- Есть, - подумав, кивнула Сибилла.
- Большие? Ты там бывала?
- Вы хотите туда спуститься, да? - тихо произнесла она.
Мечеслав растерялся в первый момент.
- Ну... Если начальство даст отмашку - все спустимся, - улыбнулся он.
- Нет, вы сами. Сами хотите спуститься туда, без отмашки.
Он подумал и решил, что от Сибиллы ему утаивать нечего.
- Да, хочу. Не знаю, зачем, но хочу. Понимаешь, что-то тянет меня туда, как будто там есть нечто очень важное. Может быть, вообще самое важное, что только может быть. Если удастся увидеть это...
Сибилла вдруг резко встала на месте. Мечеслав остановился, взглянул на неё: замерев, она всматривалась во что-то на том берегу, и вид у неё был испуганный, будто она увидела призрака или ещё кого-то в том же роде.
Он легонько тронул её за плечо:
- Сибилла? Что случилось?
Правой рукой она нетвёрдо нашарила ограду моста, обхватила металлический набалдашник. Помолчав ещё с минуту, перевела дыхание и остановила взгляд на Мечеславе.
- Уезжайте как можно скорее. Вас убьют здесь.
Он невольно рассмеялся:
- Что, прям здесь?
- Нет. Но отсюда видно.
Она чуть заметным кивком указала на массивное серое здание на том берегу. Солнце высвечивало сейчас одну стену - крепкую, кирпичную, похоже, без окон. Остальное тонуло в тени.
- И что там? - полюбопытствовал Мечеслав. - Отравят меня?
- Застрелят, - проговорила Сибилла, потом вдруг вскинула на него яростный взор. - Прекратите спрашивать! Я и так вам слишком много сказала! Просто уезжайте. Лучше за границу, если получится. Если нет - возвращайтесь на северо-запад, там вас никто не тронет.
- А Георг? - спросил он уже серьёзнее. - Машенька? С ними всё будет в порядке?
Сибилла с вымотанным и уставшим видом смотрела теперь куда-то вниз - сквозь чёрные перила ограды, на плещущиеся волны внизу.
- Я не могу вам этого сказать...
С тихим скрежетом через мост проехал красный трамвай. Потревоженные им, из-за опоры взвились чайки и с криками унеслись вдоль переливчатой ленты реки.
Город не нравился сегодня. Мрачный, помпезный - он будто бы взялся предвещать не лучшие перемены. А ведь праздник.
Если точнее, День Великого стояния - если праздник, то весьма специфический. Но Лунев всегда с некоторым пиететом относился к подобным датам. Ну, или почти всегда.
На Главной площади взгромождали какие-то леса - видимо, чтобы к вечеру всё тут украсить. Пока же эти тонкие зубастые конструкции ничего не украшали, а суета и окрики рабочих вокруг только добавляли раздражения. Поняв, что в центре ему сегодня делать абсолютно нечего, Лунев развернулся и быстрым шагом ушёл отсюда - куда-нибудь вдаль... в переплетение узких окраинных улиц, где никто не будет искать его и приглашать участвовать в чём-то.
Никто, кроме самого Ринордийска.
Город смеялся, закрывал перед ним все двери и маленькие дверцы, город говорил: "Да ладно, неужели тебе и в самом деле так туда надо?" и обращал в труху всё, что бы ни делал Лунев, даже те стихи, про сверкающую белую башню. Город только усмехался и говорил: "Ты никакой не поэт, Лунев, ты просто обычный бездельник", - так, как это делает только Ринордийск, с холодным блеском в горящих глазах, с наигранно обвивающим тебя хвостом-шлейфом, с мимолётным оскалом, что мелькает вдруг за брызгами пурпура.
"Терпеть не могу таких людей", - подумал он.
(Сразу вспомнилась Вероника Николаевна с её сероватыми ледышками и её манера задавать вопросы без нормального ответа. "У вас такая слабая воля, господин Лунев? Но я в вас верю").
Машенька была совсем не в неё, разве что светловолосые обе... Да и не в отца, пожалуй.
Он отмахнулся при мысли о Машеньке, хотя вспомнил: кажется, она говорила, что на День Великого стояния останется, скорее всего, дома и не пойдёт смотреть фейерверк. Ринордийский фейерверк в центре города всегда притягивает уйму народа: жители специально собираются на выделенных для этого площадках, чтобы увидеть столь грандиозное зрелище. Но, сказала Машенька, ей становится не по себе на просторных площадях, в скоплении народа, сразу хочется домой. А фейерверк она всё равно потом по телевизору увидит.
Хочет ли он сам посмотреть на фейерверк, Лунев ещё не решил. Может, тоже ограничится телевизором в этом году, - он злобно усмехнулся. Когда дела не ладились, его влекло прочь от величия, от красоты - чтоб не вспоминать, что они вообще где-то есть. Так легче было поверить, что он не лишён ни того, ни другого: их ведь просто не существует.
Фейерверк был по-настоящему красив, Лунев всегда это признавал. Но это ничего не давало и ничего не меняло, оставляя в итоге лишь мелкое гложущее чувство: "а сам ты - ходячее ничтожество". А он же не Евгений Зенкин, чтоб с искренним восхищением взирать снизу вверх, не претендуя на то, чтоб самому что-то из себя представлять.
Лунев снова с раздражением вспомнил, как тот звонил, звал на встречу во Дворце Культуры. Столько людей там будет, кое с кем познакомлю... Как будто это что-то сейчас изменит.
Дорога как по заказу вывела в отдалённый от центра новый район, где теснились недостроенные ещё высотки с чёрными провалами окон. Бросив беглый взгляд на серого гиганта - вершина его уходила в свинцовые тучи и угрожающе нависала сверху - Лунев прошмыгнул мимо. Эти наполовину готовые здания выглядели, наверно, как после бомбёжки; только стрелы строительных кранов, пронзающие небо, говорили, что на самом деле не так.
Новые строящиеся районы никогда не нравились Луневу, он с нетерпением ждал, когда их уже закончат. Но сейчас будто что-то остановило его здесь: голый бетон, железо, одинаковые мрачные коробы... Наверху, примерно там же, где высились крыши зданий, хрипло прокричала ворона и, заметив Лунева, тяжело поднялась в воздух.