Как удалось заполучить его для наших экспериментов, я спрашивать не стал. То есть, собирался, но передумал - после того, как Г.П. в ответ на вопрос "а в какое время будет проложена "червоточина"?" лишь загадочно улыбнулся и сказал: "а не всё ли равно?" По мне, так очень даже не всё равно. Где это видано, чтобы Проводник не знал, куда он прокладывает дорогу?
Оказалось - возможно. Г.П. вручил Светлане синхронизатор, - на этот раз в виде неприметного серебристого цилиндрика, - заранее настроенный на нужные временные координаты. Оставалось открыть собственно червоточину, что Светка и проделала с первой попытки. Над водой, чуть в стороне от нашего курса, метрах в пятидесяти впереди, повис призрачный квадрат примерно пять на пять метров. Я опешил - никогда не слыхал о порталах такого размера! Г.П., видимо, тоже - он выпрямился, сделался сосредоточенным, с лица пропала обязательная ироническая ухмылка. Он висел над поверхностью воды в виде дымчато-голубой плоскости - такие любят создатели киношных спецэффектов. Разум подсказывал мне, что портал продолжается и под поверхностью воды, иначе как бы наше судёнышко смогло через него проникнуть? Обычно проход между реальностями принимает форму двери, то есть прямоугольника, вытянутого в высоту. Если это и сейчас так - то, значит, он уходит под воду не меньше, чем метра на два.
В рубке стоял наш "хронофизик", совмещавший сегодня должности капитана, старпома, старшего механика, и все прочие, положенные на судне. Он дал короткий гудок и закрутил хромированный штурвал, нацеливая нос катера на призрачный квадрат. Когда до него оставалось метров десять, я понял, что квадрат "червоточины" только кажется прозрачным - на самом деле, сквозь туманную завесу не видно ровным счётом ничего.
Снова квакнул ревун, и "Патрульный-3" нырнул в дымчато-голубое ничто.
Обычно при проходе через червоточину не испытываешь никаких особых ощущений. Просто делаешь шаг в темноту и выходишь уже на той стороне. Но только не на этот раз - голубовато-жемчужный кисель охватил нас со всех сторон, поглотив звуки, ощущения, обдав открытые участки кожи мгновенным космическим холодом. Накрыло, подержало - и отпустило; "Патрульный-3", как ни в чём ни бывало, шлёпал пластиковым днищем по мелкой озёрной зыби. На первый взгляд, ничего не изменилось - то де весеннее солнце, реденький лесок на берегу, перистые облака над головой. Разве что тело отозвалось на волну меж-мирового холода запоздалой дрожью.
Светка повернулась ко мне. Лицо её было... нет, не тревожным, а каким-то озадаченным.
-Слушай, Сём, странно как-то... ладно, ерунда, потом!
Ревун дважды взвыл. Стоящий рядом со нами на носу катра Г.П. вытащил из кармана смартфон. Я скосил глаза на свой - пусто, ни одной ступеньки, сети нет. Ну ещё бы...
Минуты томительно текли, катерок послушно тараэтел движками, шпаря по прямой. Если пейзаж вокруг нас в чем-то и переменился - я этого не заметил, разве что ветер стих, поверхность озера разгладилась, сияя на солнце расплавленным серебром.
"Патрульный-3" шёл на северо-запад. Восточный край озера, там, где полагалось находиться городу Переяславлю-Залесскому тонул в дымке. На ближнем берегу ничего примечательного не было: лес и лес; редкий ивняк подступает к самой кромке воды, сплошные заросли камыша чередуются с топкими прибрежными луговинами. В небе - ни единого следа самолёта. Водная гладь тоже пуста, ни катера, ни рыбацкой лодки.
Рулевой первым увидел чужака. Ревун снова квакнул дважды, и я заметил вертикальную чёрточку с поперечиной, медленно выползающую из-за заросшей камышом косы. Я не сразу сообразил, что это мачта - мало ли что за шест мог торчать на берегу? Веха, старый телеграфный столб, невесть зачем поставленный у самой воды, а то и просто старое, высохшее до черноты дерево.
Через нескоько секунд из-за полосы камыша показался корпус судна. Пока мы пытались понять, кого это несёт навстречу, судёнышко повернулось к катеру носом. С борта выметнулся столб белого дыма и над озером прокатился грохот.
Пушка? Конечно, а что же ещё! Этому выстрелу было далеко до грозного рёва морских орудий в Порт-Артуре, но всё же это была именно пушка, и ничто иное.
- Держите ребята, рассмотрите хорошенько!
Историк протягивал нам бинокль - и не какой-нибудь туристический коротыш, покрытый камуфляжным пластиком, а настоящий морской инструмент: две длинные трубы, шершавые кожуха призм, латунные ободки, кожаный истёртый ремешок.
Пока я гадал, откуда Г.П. извлёк этот раритет - вроде, только что стоял, заложив руки за спину, - Светка схватила бинокль, вскинула к глазам и принялась крутить рубчатое колёсико. Со встречного судна снова ударил пушечный гром, над водой поплыли новые клубы дыма. Только на этот раз звук был сильнее - мы уже прилично сблизились, и я без всякого бинокля видел мерно вздымающиеся по бортам чужака вёсла и косо повисший рей. С кончика свисал длинный, узкий вымпел, но что именно изображено на нём, было не разобрать.
- Сём... - заворожённо прошептала девочка, - смотри, они там все в треуголках! А этот, на носу, у пушки, высокий такой...
Я схватил бинокль. Встречное судно скачком придвинулось, заполнив собой всё поле зрения. Оно приняло немного вправо, подставив для обозрения борт, и теперь он мог разглядеть его во всех подробностях. Задранные нос и корма, глубокий прогиб посередине - моряки называют это "седловатостью". На бортах- здоровенные дощатые щиты вытянутой формы, каждый, не меньше чем в человеческий рост. Щиты висят наискось, нижним краем цепляя воду; верхний насажен на поворотную ось. Кроме того с бортов высовывались по три длинных чёрных весла, и я хорошо видел гребцов в белых рубахах. Их спины сгибались и рапспрямояоись в такт в такт мерным взмахам вёсел, и казалось, что даже с такого расстояния до меня доносится скрип уключин.
На носу, у маленькой, почти игрушечной медной пушечки стоял мужчина. Скорее, даже, парень - очень высокий, по подростковому голенастый; зелёный кафтан с красными обшлагами висел на нём мешком. Одной рукой он держался за трос, идущий от мачты к носу корабля, в другой держал короткую палку, курящуюся на конце дымком. На голове у него была чёрная треугольная шляпа; на боку с перевязи свисала то ли шпага, то ли сабля.
Ещё один, тоже в треуголке и кафтане, распахнутом на груди, наклонился к пушечке. Повозился, выпрямился, шагнул в сторону, раззявив рот в неслышном крике. Высокий скривился - я разглядел, как задрались вверх короткие усики - и ткнул дымящейся штуковиной в казённую часть орудия. Над зеркалом Плещеева озера снова прокатился гром.
За спиной раздался пронзительный, длинный визг. Я обернулся, чуть не уронив от неожиданности бинокль; Светка ойкнула и по привычке вцепилась в мой рукав. Маэстро стоял, широко раздвинув ноги, в руках у него исходила едким дымом короткая трубка из коричневого прессованного картона. В небе над рассыпался веер красных искр.
Сигнальной ракете ответил ревун, нос "Патрульного-3" покатился влево. С судна замахали треуголками, снова завозились у пушечки, но катер уже набирал скорость; нос приподнялся, и у форштевня вырос пенный бурун полного хода. Четвёртый выстрел мы еле-еле расслышали за рёвом двух мощных подвесных "Ямах"...
****
- Григорий Петрович, так это был сам Пётр Первый? - в третий раз спросила Светка.
- А почему бы и нет? - ответил историк. - Синхронизатор был выставлен на июнь 1692 года. Пётр спустил на воду свою потешную флотилию в мае, тут, поблизости, у села Веськово. Он провёл на озере несколько месяцев, устраивая морские и пушечные учения. Один их кораблей флотилии, яхта "Анна", вполне подходит под описание того судна, что мы с вами встретили. Вёсла, пушка на носу, шверцы (те самые дощатые щиты на осях, оказавшиеся подъёмными килями) по бортам... Так что да, вполне возможно, мы встретили будущего Петра Великого, первого российского императора. А судёнышко это - одно из тех, что дали начало русскому флоту, вместе со знаменитым ботиком.
- Значит, задание, к которому нас готовят, связано с теми временами? - поинтересовался я. - Но вы давали материалы по совсем другому периоду, конец девятнадцатого века, царствование Александра Третьего? Это же почти на двести лет позже!
- Опять ты спешишь делать выводы Семён... - улыбнулся Г.П. Ты ведь знаешь, что цель этого выезда - дать Свете потренироваться в управлении грузовыми порталами. С заданием она, согласись, справилась "на отлично", ну а всё остальное ты можешь рассматривать в качестве бонуса. Согласись, скучно было бы просто так прокатиться по озеру и не увидеть ничего интересного!
Историк ответил серьёзным тоном, но в уголках его глаз притаились смешинки. Впрочем, это его обычная манера - никогда нельзя наверняка сказать, шутит он, или говорит на полном серьёзе. Вот и сейчас - кто его разберёт? Может, он и правда решил устроить нам познавательную экскурсию в петровские времена, раз уж всё равно надо было открывать куда-то червоточину? Но, вполне может оказаться, что это короткое путешествие - часть некоей программы, суть которой нам пока знать не обязательно. А может Г.П. показал нам эту "бабушку русского флота" для того, чтобы мы лучше настроились на предстоящее задание?
С грузовым порталом все было в порядке. Мы и охнуть не успели, как перед носом "Патрульного-3" возник знакомый дымчато-голубой квадрат. Светка дала катеру удалиться от петровской яхты километра на три, а потом легко и непринуждённо открыла проход точно по курсу. Даже доворачивать не пришлось - мы влетели в червоточину на "фулл-спиде", не ощутив от возбуждения ни вязкого тумана, ни ледяного дыхания меж-мирового ничто.
И всё же - что-то тут не так. Не понимаю, и это грустно... Г.П. смотрит странно - вроде, как обычно, полу-шутливо - полу-испытующе, но во взгляде его отчётливо угадывается тревога.
И, кстати, не забыить спросить Светку - что там у неё были за странности с червоточиной? Она ведь так и не успела рассказать....
V. Группа "Алеф" на задании.
1888 год. Англия,
Лондон, вечер.
"Туман везде,
туман в низовьях Темзы..."
- ....но если Пётр увидел нас- это ведь могло изменить историю? Не нашу, а историю той реальности, где мы были - но всё равно изменить? Там нет таких катеров, а значит...
Сёмка поморщился. Опять за старое...
- Ничего это не значит! Они нас всего-то минут пятнадцать могли наблюдать, и вряд ли что-то рассмотрели. И подзорной трубы у у Петра - если это был он, конечно, - не было, только пальник, я сам видел. Это палка такая с горящим фитилём, ею поджигали заряд пушки. Нет, ничего он толком не рассмотрел. Наверное, решил, что померещилось, вот и всё!
- А стрелять зачем начал? - не сдавалась напарница. - Мы же им ничего не сделали?
- Да он в нас не стрелял! Это был салют, холостыми зарядами. Пётр вообще обожал салюты, фейерверки, военные церемониалы с пальбой и грохотом. Вот, к примеру - по случаю спуска на воду Потешной флотилии была устроена такая канонада, что жители села Веськово, возле которого это безобразие происходило, даже дали холмику у озера новое название - "Гремяч", в память о той пальбе. Так что - никто нас топить не собирался.
"Никак не успокоится - с досадой думал Сёмка, - А ведь после того памятного визита на Плещеево озеро прошло больше недели. До сих пор не может простить Г.П., что он не объяснил нам тогда своих резонов. А может, и объяснять было нечего, и Г.П. просто хотел совместить практический урок хронофизики с экскурсией в незнакомую эпоху? Приятное с полезным, так сказать... В любом случае, сейчас группа "Алеф" находилась далеко от Плещеева озера - как в географическом, так и в хронологическом смысле."
За окнами - Лондон, 1888 год. Столица Империи, над которой не заходит солнце. Викторианская Англия, времена Шерлока Холмса, детей капитана Гранта и диккенсовских персонажей. Мир паровых машин, угля, клёпаного железа и первой промышленной революции.
Что приходит в голову, когда речь заходит о Лондоне? Футбольный клуб "Челси", колесо обозрения, Вестминстерское аббатство, Тауэрский мост и... туман.
Это не тот экологически чистый продукт, слегка сдобренный бензиновой, стандарта Евро-5, гарью и ароматами "Макдональдса", который вдыхает обитатель двадцать первого столетия. Туман викторианского Лондона - густая смрадная субстанция цвета горохового супа - поражал все органы чувств, заставляя горько пожалеть, что вы явились в этот город, в эту страну, вообще родились на этот свет. После такого испытания не придёт в голову сетовать на неблагополучную экологию какого-нибудь Кемерово, Череповца или, скажем, Пекина.
"... здесь что, поблизости большой пожар?
О нет, мисс! Здесь поблизости Лондон."
В наше время житель большого города редко может почувствовать запах угольной гари - если, конечно, не живёт неподалёку от индустриального гиганта, вроде металлургического комбината или работающей на угле ТЭЦ. Раньше так пахло в вагонах поездов дальнего следования - там углём топили титаны-водонагреватели, но те времена безвозвратно ушли. В Лондоне же уголь повсюду - от паровоза до чугунной кухонной печки. Его пыль скрипит на зубах; он вторгается в дома печной копотью и каминной гарью. Порой его запах перебивает едкая вонь дёгтя, креозота и неистребимое амбрэ конского навоза. Мостовые усыпаны конскими яблоками; повсюду шныряют мальчишки с большими плетёными корзинами. Они собирают эти отходы жизнедеятельности и продают их по домам.
Из здания вокзала Ватерлоо вышли в сумерках, и Сёмка сразу же стукнулся лбом на фонарный столб. Больно было ужасно, а ещё больше - обидно: л никак не ожидал, что окажется в положении героя немой комедии. Но он и правда не заметил этого треклятого столба! Фонарь где-то далеко вверху светил тусклым жёлтым светом, с трудом рассеивая вязкую мглу; из неё зыбкими тенями появлялись то люди, то нелепые, на паре высоченных колёс, повозки, называемые "кэбами". Они играли в Лондоне роль такси.
Были и автобусы, точнее омнибусы - громоздкие двухэтажные экипажи влекомые парой лошадей. В омнибус набивалось человек тридцать, и оставалось только поражаться - как несчастные савраски не околевают под таким грузом?
Очередной разрыв шаблона - в Лондоне, оказывается, есть метрополитен! Если можно, конечно, назвать этим словом закопченные, душные, насквозь пропахшие угольной гарью катакомбы, где под низким потолком покрытым наслоениями копоти, непрерывно клубится дым. А как иначе, если поезда в Лондонской подземке ходят на паровой тяге? Ребята рискнули спуститься на одну из станций - и выскочили наружу, как ошпаренные, а потом долго глотали свежий воздух. Впрочем, какое там - "свежий"? Туман...
Пропитанный копотью, он оставлял серый налёт на одежде, и оставалось только удивляться, как это лондонцы ухитряются ходить в крахмальных сорочках, с кипельно-белыми манжетами. Впрочем, почти вся верхняя одежда имела либо чёрный, либо тёмно-коричневый цвета, на которой грязь не так заметна. А, стоило провести пальцем по любой поверхности, как на нём тут же оставался чёрная каёмка - копоть, всюду копоть.
"Сюда бы фанатов стимпанка, - с ожесточением подумал Сёмка, откашливаясь чёрной слизью. - Понюхали бы, в буквальном смысле, чем пахнет их любимый мир угля-и-пара!"
В гостинице, куда группу "Алеф" доставил опасно раскачивающийся на ходу кэб, дышать было ещё труднее. Неудивительно - по всему дому чадили свечи и отвратительные, угрожающие приспособления, называемые "газовыми рожками". В них горел светильный газ - тоже, как выяснилось, продукт перегонки угля. В каждой комнате имелся камин, который разжигала унылая горничная в мышиного цвета платье; рядом с камином, на плетёном коврике стояла непременная корзинка с углём и кованая из меди лопаточка. Сёмка с трудом подавил в себе желание потребовать убрать осточертевшую субстанцию из своего номера. Уголь так уголь. Надо привыкать - им ещё не раз предстоит побывать в конце девятнадцатого века, а уголь, как ни крути, основа здешней цивилизации. Пусть будет уголь.