- Но зачем-то ты ее рассказал?
- Как зачем? А "минутка"? - хочу пошутить, но стыдливо замолкаю.
На берегу реки забвения любое веселье кажется святотатством.
- Да, ты прав. "Минутка", - откликается Соня и делает шаг мне навстречу.
Мир исчезает, и мы - вместе с ним. Остаются только два человека в объятиях друг друга. Ее губы солоноваты от слез, и мои, наверное, тоже. Мы плачем от радости, и срастаемся, как деревья, переплетаясь корнями, стволами и кронами. Мы творим какую-то совсем новую реальность, в которой нет места отчаянию и распаду, а есть только любовь. Она длится и длится, эта волшебная реальность... и почему-то становится светло, хлопает дверь подъезда и слышатся чьи-то голоса...
И все пропадает. Нет, наоборот - мир возвращается. Туман, река, огни на другом берегу и расплывчатые холмы - на нашем. Это была "минутка", а мы по-прежнему стоим, не шелохнувшись, на расстоянии вытянутой руки.
- Уф, - выдыхаю растерянно, а сам еще дрожу, и сердце колотится, как сумасшедшее, - а мне почудилось, что все происходит на самом деле.
- Оглянись, - шепчет Соня.
Резко оборачиваюсь - из кустов на нас уставились глаза. Множество глаз. Они рассеяны во тьме, как звезды по летнему небу - желтые, круглые, нечеловеческие. Горят злобой и жаждой - вытянуть все, что в нас осталось живого: чувства, мысли, отголоски давно отшумевших эмоций. Не только драгоценные "минутки", но саму субстанцию души.
Я видел людей после встречи с чудовищами - они похожи на ходячие трупы.
- Бежим, - Соня тянет меня за рубашку, и мы несемся сквозь ночь, царапая ноги о колючки и спотыкаясь о древесные корни.
Убегаем от того, что хуже смерти.
Буквально вваливаемся в помещение кнайпы и запираем окна, плотно затворяем дверь и зажигаем свет - круглые лампы над стойкой и закопченую медную люстру под потолком. Зал погружается в теплое золотое сияние. А нам все мало. Мы зажигаем свечи на столиках. Пусть будет ярко, ослепительно, красочно! Порождения тьмы боятся света.
- Еле успели, - улыбается Соня, еще бледная от испуга. - Сожрали бы меня... а зачем я тебе - пустая?
- Ты как? - спрашиваю. - Останешься здесь?
- Куда я денусь. А ты - нет?
- Я бы с радостью... но не могу. Я должен ночевать в кошачьем домике. Не знаю почему, но должен.
- Кошачий домик! - она смотрит на меня с нежностью. - Ты все-таки что-то помнишь.
- Увы, - развожу руками, - ничего. Просто там пахнет кошачьим кормом, вот я и сказал...
Мне не хочется уходить, но таинственная сила - та, что управляет этим странным миром - уже гонит меня прочь.
- Ладно, пока. Завтра увидимся, если чудовища не загрызут меня по дороге.
Соня опускает взгляд. Расправляет полотенце на стойке. Я вижу, как суетятся ее пальцы - она всегда нервничает, когда речь идет о запретном.
- Тебя они не тронут.
- Почему? Ты уверена?
- Уверена, можешь не бояться. Тебе здесь никто не причинит вреда, - она ниже пригибает голову, занавешивает лицо светлой челкой, прячется в свою скорлупу. - Ты не такой, как все.
- Почему не такой?
Молчит. Плетет косичку из бахромы.
- Скажи! Мне надо знать!
- Да, наверное, надо, - соглашается она. - Но лучше будет, если ты вспомнишь сам. Или... знаешь что? Спроси у котов.
- Разве коты умеют разговаривать?
- Умеют. Но не так, как люди. Их надо очень внимательно слушать. Правда, спроси! Они могут ответить, если захотят. Мне нельзя, а котам закон не писан. Они не подчиняются нашим правилам.
Выхожу из кнайпы в сырую, туманную ночь. Глаза чудовищ горят, как свечи на ветру, ясным, холодным огнем. Жадно мерцая, обступают меня тесным полукругом.
"Тебе никто не причинит вреда", - шепчу, как заклинание. В буквальном смысле - заклинаю темные силы не приближаться ко мне. Чудища сжимают кольцо, тянутся длинными шершавыми языками, лижут мои руки и лицо. Но я перед ними как орех в скорлупе. Скользя по поверхности, они не могут добраться до сердцевины - до сердца, в котором, как дорогое вино на дне бокала, плещется такая лакомая для них надежда.
В пирожковом ларьке закрыты ставни, но из-под них тонкой золотой ниточкой выбивается свет. Старая карга не спит - должно быть, трясется от страха, или размышляет в одиночестве, или ест, или молится. Желаю ей мысленно спокойной ночи. Пусть бабуле приснится хоть что-то хорошее - даже если из этого и не выкроить "минутку". Как же нам всем не хватает хороших снов, воспоминаний, светлых и добрых мыслей.
В кошачьем домике уютно и тепло. Вытягиваюсь на деревянном полу - сам себя ощущая большим котом - и с наслаждением кладу голову на руки. Мне чудится, что совсем рядом потрескивает печка. В ней догорают еловые дрова, потрескивая, отдают накопленный за долгие годы жар, и пахнет смолой, и кошачье мурлыканье лезет в уши.
"Эй, хвостатые друзья, - обращаюсь к ним мысленно. - Объясните мне, если можете. Кто я и зачем я здесь. И что должен делать? Мне кажется, у меня есть какая-то цель, но я забыл, какая именно. Пожалуйста. Это очень важно".
Говорю и слушаю. Затем повторяю вопрос и опять слушаю, крепко зажмурившись и всматриваясь вглубь себя. Постепенно - очень медленно, как будто ветер зарождается в листве - начинает приходить ответ. Невидимые коты говорят со мной, но не как люди. Не словами, а картинками, обрывками эмоций, образов, ощущений. Их мысли текут сквозь меня, как река... Та самая река, которая унесла мою память, мои боль, отчаяние и скорбь, теперь возвращается ко мне.
Когда на следующий день я прихожу в кнайпу, Соня в одиночестве сидит за столиком. Одетая в тонкую розовую блузку с глухим воротничком, она похожа на прилежную школьницу - не хватает только тетрадки и пенала на парте, ручек и карандашей, и стопки учебников в углу. Вместо всего этого перед ней - пустая кружка с остатками пены. Руки аккуратно сложены на столе, волосы зачесаны назад, почти серебряные в блеклом полуденном свете, а длинная челка разделена на две пряди и заправлена за уши.
- Привет, - роняю, отодвигая стул и усаживаясь напротив. - Что делаешь?
- Жду.
- Кого или чего?
Она поднимает глаза - печальные и тусклые, как зола, перемешанная с водой, как пепел, как дорожная пыль. Странное чувство. Мы как будто встретились после долгой разлуки. Нет, со вчерашнего вечера Соня не изменилась. Это я - невольно сравниваю ее с той, прошлой.
- Ты поговорил с котами?
- Если это можно так назвать. Я не все разобрал. Знаешь, как мозаика или, скажем, паззл. Как будто передо мной вывалили кучу разноцветных фрагментов, а инструкцию по сборке - не дали... Вот и сижу, мучаюсь, пытаюсь увидеть всю картинку целиком - и не знаю, что она такое? Где начало и где конец, причина и следствие... Все так перепутано. О чем она, вообще, должна быть? Но главное я все-таки понял.
Соня медленно кивает.
- Хорошо...
- Хочу спросить тебя только об одном? Ответишь?
Она беспомощно пожимает плечами.
- Постараюсь.
- Соня, как я выгляжу?
- У тебя белые волосы, белые ресницы и белые брови.
- Правда? - шепчу. - Так я и думал. Тогда все сходится... Ну что ж. Пора, наверное, рассказать последнюю сказку.
- Последнюю?
- Да. Пусть это будет хорошая сказка с плохим концом.
Наконец-то, мне удается выманить улыбку на ее губы. Впервые за сегодня. Сонино лицо оттаивает и расцветает - а я на какое-то время забываю, что на самом деле она просто тень.
- Для нашей главной сказки ты мог бы придумать название получше!
- Куда уж лучше, - усмехаюсь, довольный, что сумел ее развеселить. Хотя повод для веселья - сомнительный. - А чем тебе это не нравится? У сказки под названием жизнь всегда плохой конец. Разве нет?
Она грустно качает головой.
- Конец - это всегда печально. Но не всегда жизнь обрывается на полуслове.
Молчу, задумчиво разглядывая ее тонкий профиль. Что тут скажешь? Она права.
- Ну, хорошо, - вздыхаю, - пускай называется сказка-ложь.
Соня возражает.
- Как раз сегодня мне хотелось бы послушать правду.
- Увы. Сказка никогда не бывает правдивой. В ней есть зерно истины - как то слово, написанное на бумажке. Табличка с одним единственным словом, грезящим ложью, красивой и складной выдумкой. Вот что такое сказка. Уж я-то в таких вещах разбираюсь. Столько наврал в свои годы, что тебе и не снилось. А будешь говорить правду - получишь лохматый и бесформенный кусок жизни, без сюжета и смысла.
- Ладно-ладно, - она шутливо отмахивается от меня. - Тебя не переспоришь. Рассказывай. Посмотрим, что выйдет - ложь или нет.
Мы наклоняемся друг к другу через столик и тесно переплетаем пальцы. Держи меня крепче, Соня. Не отпускай - мне осталось досказать совсем немного. А там, и в самом деле, посмотрим, что получится.
Бывает так, что человека ломает сущая мелочь. Именно она оборачивается тем камнем на пути, споткнувшись о который, получаешь сотрясение мозга, а то и дырку в черепе. То, что люди зовут суеверием - будь то мертвая птица на дороге или черная кошка - становится грозным знаком беды. После него в размеренную и благополучную жизнь врывается непредсказуемое. Зазевавшийся стрелочник неправильно переводит стрелку и поезд твоей судьбы уходит на аварийный путь.
- От мечты до счастья - один шаг! - говорила моя Софи. - Нет, полшажочка. Надо только уметь мечтать и знать, чего ты хочешь. Надо верить, что весь мир - у твоих ног, и так и будет.
Читала ли она книжки о позитивном мышлении? Или унаследовала оптимизм от родителей? Отец моей жены рано умер, но я знал ее маму и бабушку - веселых и добродушных, не поддавшихся ударам судьбы. А может, Софи, как истинная женщина, интуитивно постигала законы мироздания? Так или иначе, но вера ее, хоть и казалась пафосной, на самом деле была искренней и чистой, и шла как будто изнутри, из каких-то неведомых глубин души.
В общем, я так и не понял, откуда взялась эта ее теория - но она работала. Софи, точно сказочный эльф, шла босиком по солнечному лучу, и стоило ей чего-то захотеть, как желаемое само плыло в руки.
Она могла бы намечтать тюльпаны на рождество. Подснежники в начале января. Снегопад в июне. Или дождь из маргариток.
- Все, что ты видишь вокруг, - объясняла мне Софи, когда долгими, уютными вечерами мы пили какао на нашей маленькой кухоньке, - ты создаешь своими мыслями. Как подумаешь о хорошем - тут же оно и случится. Вселенная только и делает, что ищет повод нас порадовать. Ведь мы - ее любимые дети.
Она сидела, подперев щеку рукой, и смотрела мимо меня - в синее окно. Помню до сих пор - тесное пространство кухни и мы, запертые между плитой и буфетом, стынущие чашки на столе и темно-синий заоконный свет.
Иногда я подтрунивал над ней, реже - спорил, и то скорее забавляясь, чем желая что-то доказать, но чаще просто слушал и усмехался в усы. Ну, это в фигуральном смысле. Усов я не ношу.
Бывало, я завидовал ее жизнелюбию. Видеть в каждой пчелке, майском жуке или раскрывшемся листочке добрый знак - для этого надо иметь особый талант. Вот, солнышко выглянуло из-за туч. Ну, выглянуло и выглянуло. Так бы я сказал. Погода сегодня такая - переменная облачность. А Софи улыбается загадочно. Говорит, ну, жди письма из редакции с доброй вестью. Я в то время баловался рассказиками - парочку даже напечатали в одном третьесортном журнале.
Вишневые почки раскрылись в конце февраля. Рановато, я бы заметил - да и забыл. Подумал бы еще мельком, жаль, замерзнут деревья, как ударят поздние морозы. А Софи ликует: бабуле станет лучше! У ее бабушки сильно отекали ноги.
Какая связь, казалось бы - солнце, публикация, вишня, бабушка?
А моя дорогая жена смотрела на меня ласково, как на несмышленого ребенка, и говорила:
- Мир - живой и откликается на наши мысли. Ты только приглядись к нему, прислушайся повнимательнее. Его можно читать, как книгу.
Ну, что тут возразишь? И ведь правда, из редакции в тот же день пришло письмо, и бабуля позвонила - мол, полегчало ей.
А уж если радуга взошла после дождя - так это восторг! Феерия радости!
Ветка березы качнулась - уронила хрустальную каплю... Две бабочки-павлинки станцевали в небе...
Стояло первое по-настоящему теплое апрельское воскресенье. Измученные затяжным межсезоньем, люди высыпали на улицы. Старички с палочками и тележками для ходьбы, мамаши с детьми, отвязные подростки с телефонами в руках разбрелись по скверам и паркам. Стало шумно и весело. Мы с женой собирались за город, на пикник, но в последнюю минуту передумали. Захотелось побыть частью толпы... странное желание, если разобраться. Я ненавижу толпы, и Софи тоже их не любила. Обычно мы, не сговариваясь, выбирали для прогулок тихие уголки. Почему в тот день нас потянуло в парк? Может быть, судьба. От нее, как известно, не уйдешь.
Лишь только мы вступили под прозрачные березовые своды, как почти сразу же наткнулись на детский праздник. Лотки с мороженым, вертушки с сахарной ватой, надувные бассейны и горки, большие поролоновые кубики, сложенные на траве, пирамидки и самокаты... и, конечно, массовики-затейники. Там были даже переносной тир и кукольный театр. Толкотня, смех, визг, окрики взрослых и милые, перемазанные шоколадом мордашки. Я, взрослый человек среди малышей, чувствовал себя неловко. А Софи - хоть бы что. Она сама каким-то чудом обратилась в маленькую девочку. В ту самую девчонку с задорными хвостиками, которая в детском садике завязывала мне шнурки. Дралась из-за меня с мальчишками, искала мои пропавшие тетрадки - я лет до восьми был таким разиней, что терял все на свете. Кормила меня на переменках бабушкиными пирожками, слушала мои сказки, подсказывала мне на уроках, когда я запинался у доски и со страху начинал жевать рукав. Боже мой, думал я иногда, ведь мы знаем друг друга всю жизнь. Сколько себя помню - она была рядом, заботилась, помогала, утешала. Без нее я и не человек вовсе, а половинка человека.
И знаешь, что странно? Я так ни разу и не объяснился ей в любви. Это казалось само собой разумеющимся, что мы вместе, неразлучны, как правая и левая рука, и что так будет всегда. О чем говорить? Все равно, такую близость, такое удивительно родство душ словами не опишешь.
- Ну что, малышка, - подтрунивал я, - пойдешь смотреть Касперле?
- Обязательно, - ответила она серьезно, а огненные чертики в глазах так и пустились в пляс. - Но сперва я хочу шарик. Спорим, будет зеленый? Если зеленый - поедем летом в Испанию, а если красный - осенью выйдет твоя книжка! Синий, - она загибала пальцы, - выиграем в лотерею...
Под облезлым платаном и чуть в стороне от всеобщего празднества, стоял фокусник в парике морковного цвета и раздавал детям разноцветные шарики в форме зверюшек. К нему стояла небольшая очередь - ребятишки лет пяти-восьми вместе с родителями.
- А желтый? - засмеялся я.
- Хм... желтый. А это - мой маленький секрет. Узнаешь, когда придет время.
- Ну, хорошо.
Мы пристроились в конец очереди.
Фокусник в оранжевом парике выхватывал из корзины похожие на тряпочки шарики и надувал узкую колбаску, скручивал и перевязывал узлами - пока не выходили забавная собачка, жираф или птица с длинной шеей. Раз-два... Его пальцы так и мелькали, и совершенно невозможно было отследить последовательность движений. Попутно он успевал улыбаться детям, подмигивать их мамам и рассказывать длинную историю без начала и конца о похождениях страусенка Додо.
"А ведь это похоже на лотерею, - успел я подумать. - Не знаешь, что тебе выпадет".
По идее, каждый мог бы попросить: "Сделайте мне, пожалуйста, собачку" или "хочу жирафика!", но малыши ждали молча, с серьезными лицами.
- А сейчас юная дама получает... - провозгласил фокусник, - получает... страуса!
Девочка, стоявшая перед нами, приняла из его рук синюю шарико-колбаску и критически ее оглядела.
- Это Додо? - повернулась она к матери, полноватой крашеной блондинке.