Но мне не не хотелось на пьедестал: тебя сначала возводят, а потом же и сбрасывают. Я поняла, когда это «сбрасывают» произошло.
Когда возлюбленный стал позволять себе грубые слова. Немножко разочарования хорошо сочетались с глубоким облегчением. Меня сбросили.
Когда тебе говорят, что у тебя плоская грудь и тебе нужен бюстгалтер, да, для этого коричневого платья до пят, ты уже не принцесса. Когда тебе говорят, что ты съела ведро картошки, когда это был кулечек картошки фри в каком-то бельгийском бистро. Когда тебе говорят про морщинки, когда напоминают высморкаться…
Кажется, это были такие шутки.
Я больше не принцесса… Радостно порхавшие бабочки в животе складывали в тот миг свои голубые крылышки, как если б укладывались на зимовку. Иногда я смотрела на губы возлюбленного, которые очень хорошо знала, они мягкие, сухие и теплые, расслабленные, иногда требовательные… Они умели скользить по телу, и об этом можно было только мечтать, когда лежишь одинокой ночью в постели и смотришь в потолок, и только луна светит в окно и не дает уснуть.
Его губы были мягкие и теплые, они следовали повсюду. Для них не было преград. Где-то они останавливались и впивались, отчего внутри, в животе начинало звенеть… Я не знаю, что это… Там что-то открывалось и начиналась жизнь. Эта жизнь в животе начинала вибрировать, потихоньку распространяться на все тело, и вот уже все тело звенело, пронизанное мягкой дрожью, кажется, сокращалось все: кожа, мышцы, каждая клеточка, связки. Голоса не было. Дыхание прерывалось. Глаза смыкались сами и больше их было не разлепить… А губы продолжали скользить, мягко, все вниз, и вниз, и вниз.
Сладкая агония… Слышался голос, он выходил из моего рта, но я слышала: это не мой.
Это не мой голос, я слышала его в первый раз. Возлюбленный молчал, его голоса не было, а я не могла раскрыть глаз, еще не могла. Я лежала расслабленная, легкая дрожь еще гуляла по телу, глаза были закрыты, и на внутреннем «экране» я видела вспышки энергии, такой яркий фейерверк, всполохи желтого, зеленого, фиолетового.
Все это происходило внутри меня – эти вспышки. Мои руки были расслаблены, мои губы, мой рот, все лицо.
У меня теперь был другой голос и другое лицо. Наконец, я раскрыла глаза и заметила: возлюбленный рассматривал меня. Уходил ли и он в это время куда-то далеко, глубоко и очень сладко? Или он только смотрел? Мне так хотелось иногда, чтоб он сходил «туда» вместе со мной.
Почему ты не закрываешь глаза? – спросила я как-то возлюбленного, он ответил, что хочет смотреть.
Хорошо, смотри. Это было для меня удивительно: если ты смотришь снаружи, как ты можешь тогда глубоко чувствовать?
Какая ты чистая, – он сказал как-то вначале. Больше он этой фразы не повторял. Но ведь и после я не стала грязной. Я поняла тогда, меня невозможно замарать: во мне всегда оставалось нечто, что никогда не менялось, не тлело, не пачкалось об другие слова, события, тела. Моя внутренняя сердцевина.
Я поняла, что люблю его губы. Он мог говорить нечто незначительное, что мужчины находят значительным. Иногда я слушала его и не слушала. Мне нравилось, что он говорил и его губы приходили в движение, как приходят они в движение, когда скользят по телу. Сами слова были не так важны – было важно движение губ.
И когда я наблюдала за ними, внутри меня словно пробегал приятный ветерок, который поднимал бабочек в животе. В этот миг я переставала понимать, о чем он говорит… Мне хотелось взять его за руку и отвести в другую комнату, и я брала его за руку, в другой комнате чтоб с ним понежиться… Я продолжала смотреть на его губы, усиливая «наваждение», но с его губ иногда слетала фраза, которая сама по себе не несла грубости, жестокости или иронии, но она «съедала» все наваждение, все влечение… И я мягко убирала свою руку с его, и он даже не успевал заметить, что его собирались вести в спальню.
Я не вовлекалась в смысл таких слов, они пролетали мимо меня, я начинала заниматься своими делами. И мы шли понежиться в другой раз. Я была ему благодарна. Я была ему благодарна за тот первый раз, когда он первый раз раздел меня, увидел меня без одежды и узнал меня.
Какая ты красивая, – он сказал, разглядывая меня обнаженную. Но я не понимала, о чем он говорит.
Запись седьмая. Опрокинута
Какая ты красивая, – сказал возлюбленный. Точнее сказать, он воскликнул, разглядывая меня обнаженную. Я лежала на животе, он сидел рядом, склонившись надо мной. Рассматривал меня.
Но я всегда была такой, хотелось мне сказать, всегда. Разве ты не знал, чтО я, когда позвал меня к себе? Ты позвал к себе и пригласил в том числе и то, что сейчас видишь, – лежащее в твоей постели и обнаженное. Ты удивлен?
Я тоже была удивлена.
Мне было привычным слышать, что я некрасива. Мне говорили это в детском саду: какой некрасивый ребенок! Мне говорили в школе одноклассники, говорили родственники. Слова возлюбленного звучали странно и непривычно. Мой мозг получил теперь информацию, но не смог ее переварить. Ему нужно было время, ему нужны были подтверждения.
Следующий день был размеренным, за мной ухаживали и обо мне заботились. Я ничего не делала все дни. Когда позднее, много позднее, я спросила возлюбленного, что могу для него сделать, он сказал: будь со мной.
И вот, все дни я была с ним. Я не помню, чем были наполнены те дни, кажется, мы никуда не выходили. Было холодно, у меня не было теплой одежды. Моя теплая одежда была для того климата совсем не теплая.
Дни были наполнены чувствами. Их трудно пересказывать. Я была влюблена, с каждым днем становилась все более беззащитной, расслабленной и доверчивой. Мы ничего не делали все дни.
Однажды я подошла к нему и спросила, кому принадлежит та расческа? Она лежала в ванной, эта расческа и в ней – женские волосы. Мой взгляд не хотел встречаться каждый раз с этой расческой, но он все время на нее натыкался. Да, когда я заходила в ванну.
Возлюбленный сидел на кухне, которая одновременно служила ему кабинетом, перед ним стояла свеча, компьютер, кружка с кипяченой водой, я.
Я тоже стояла перед ним.
Секунду назад я спросила, кому принадлежит эта расческа.
Это не были волосы его прежней возлюбленной, которая впоследствии стала моей подругой.
Возлюбленный назвал имя… Она приезжала к нему пять раз в год, эта женщина, и оставалась у него пожить.
Мне показалось, я ослышалась. Я стояла и моргала, и молчала. Мне хотелось переспросить, мне хотелось, чтоб я ослышалась.
На следующий день возлюбленный скажет: он не может жить один…
Но сейчас я стояла и молчала. В моей памяти запечатлелась каждая деталь, как если бы тот миг стал фотографией… Это была черно-белая фотография. На ней изображена женщина, она стоит перед сидящим мужчиной. На самом деле прошло несколько секунд: вопрос – ответ.
На самом деле в голове ни одной мысли, но огромная пустота длительностью в вечность. Женщина стоит перед мужчиной… На фотографии не видно: у женщины начинает кружиться голова по мере того, как смысл сказанного доходит до нее. На фотографии не видно, но женщина чувствует: она незримо начинает опрокидываться, как если бы у нее под ногами внезапно вытянули коврик или поставили подножку.
Я почувствовала, что опрокидываюсь от его слов… И я ушла в другую комнату. Ведь я замороженная рыба и во мне ничего не происходит. Все, что угодно, можно было сделать мне и сказать.
В комнате в одиночестве я успокоилась. Моя жизнь показалась мне обесцененной, я поняла, что попала все-таки на этот конвейер, хотя не хотела, не хотела и не хотела. Мне показалось вначале: я что-то особенное для него, спутав одно с другим: мои чувства были к нему особенные, мой поступок приехать к нему был особенный. Но не я сама – для него.
Потом я все больше и больше наблюдала развертывающуюся картину, как моя «особенность» таяла в его глазах и сошла на нет: его слова изменились, его присутствие в моей жизни, его продолжительные исчезновения повторялись.
Я успокоилась, сидя одна в комнате, и решила: все равно останусь, пока не закончатся эти пять дней, пока не закончится виза. Я приняла решение не уезжать раньше времени. Одновременно чувствовала себя лишней в его квартире. Мне нужно было как-то расслабиться, потому что внутри у меня все тряслось. У меня заболело в животе. Я чувствовала себя лишней в его жизни.
Если бы я знала…
Эта фраза застряла в моей голове.
Если бы я знала, что ты не свободен, я бы никогда не приехала.
Если бы я знала, осталась бы дома.
Если бы знала, не стала бы переписываться.
Если ты не свободен, почему ты сказал, что любишь меня и пригласил к себе в гости?
Я не стала задавать этих вопросов, потому что хотя я и не умела толком общаться с мужчинами, понимала, что они не любят женских истерик и подобных разговоров.
Я сидела в комнате одна.
Он ничего тебе не должен и не обязан… Он ничего тебе не обещал…
О! это была ключевая мысль! Можно было сказать, что любишь человека, но это совсем не было обещанием! Я поняла признание в любви как обещание!.. Но это ведь не истинно…
Но если я говорила человеку: я люблю тебя, это означало – я твоя.
Мы говорили с ним на разных языках: то, что он называл любовью, было не тем, что я называла любовью…
Тогда я не понимаю, любит ли он меня? И, если нет, то зачем я здесь? Ради дружбы? Но зачем мне дружба? – У меня есть друзья.
Я сидела одна в комнате. Наверное, это нормально для его жизни?
Я поняла, в эти минуты мое доверие к нему исчезло. Оно исчезло… А до это было полным, безоговорочным, абсолютным. Меня словно обманули, но нет… но нет! Меня никто не обманывал, мне просто не сказали всей правды.
Но я не могу быть с мужчиной, у которого есть отношения. Я не могу разрушать кому-то жизнь, причинять вред и боль. Старомодная барби, которая тоже случайно попала на конвейер… Технический брак.
Хорошо, я все же останусь… Это было бы незрело и смешно, совсем комично что-то говорить и объяснять: в моем мире жили по другим правилам. Я не была бы понята, а выставила бы себя посмешищем.
Наши миры соприкоснулись и получилось вот так. Я понимала, для его жизни, пожалуй, это все нормально, как он жил, – так думала я, сидя в комнате.
И вечером наши миры снова соприкоснулись. Но уже телесно. И телам было хорошо, и нежно, и сладко… И я почувствовала, что начинаю снова открываться и расслабляться. На некоторое время я забылась, но на следующее утро снова вспомнила.
Что я здесь делаю? И дни прошли, и я уехала.
Запись восьмая. Долгое пребывание в ванной
Это было долгое пребывание в ванной, расслабляющее. Мысли и воспоминания текли мягко и ненавязчиво. А тогда я пришла к психологу со своим списком, в нем – имена десяти мужчин, с которыми мне пришлось общаться в прошлом. Мой вопрос был: что во мне есть такого, что вызывало агрессию в них? Что я делала неправильно? – мне давно хотелось в этом разобраться.
И эта женщина предложила рассказать о каждом мужчине, о ситуации между нами. Это был долгий рассказ, под конец я закончила и спросила: что не так?
А вы не поняли? – спросила она.
Нет, потому и пришла, – ответила я.
Что объединяет всех этих мужчин? – спросила она.
Что объединяет, что объединяет… Ума не приложу, что объединяет… Они все становились в какой-то момент недовольны мной и агрессивными, и я искала причину в себе. Один из них мне так и сказал, ищи причину в себе…
А вы понимаете, что они ваше внимание направляли с себя на вас и пытались вам внушить, что вы не в порядке? – улыбнулась женщина.
О! – я замолчала в растерянности: никогда еще не смотрела на ситуацию с этой стороны.
А вы понимаете, что это один из субтильных видов манипуляции – внушить человеку, что с ним что-то не в порядке?
О! – произнесла я и замолчала, и мое молчание было долгим, потому как память начала раскрываться и сцены вставали перед глазами: я все время чувствовала себя виноватой, хотела что-то исправить и со всем соглашалась.
Так что же объединяет мужчин из вашего списка? – настойчиво спросила психолог.
Они чувствовали мою слабость и думали, что со мной можно так обращаться? – спросила в свою очередь я.
И да и нет, – улыбнулась женщина. – Это еще не корень проблемы: они думали, что вы слабая и с вами можно делать все, что угодно, но это не факт. И вы думали, что вы слабая, вам внушили, но это не факт. Так что же их всех объединяло?
Не знаю-не знаю-не знаю! Потому и пришла!
Женщина некоторое время молчала, а потом произнесла: они ведь все были слабые!
Да?!… О!
Мы обе долгое время молчали. Моему мозгу нужно было переварить: агрессия – как способ защиты, внушение ущербности как способ уничижения и манипуляции. Игры-игры-игры. Так забавлялись взрослые люди. И я захотела выйти из этой игры.
И это есть корень проблемы? – спросила я.
Нет, – ответила она. – Корень «проблемы» в том, что вы сильная. В вашей жизни время от времени появляются «раздражители», чтоб «урвать» кусок вашей силы, которой им не хватает. В вашей жизни был хотя бы один мужчина, который любил вас?
О! я не знаю… – тут мне пришлось задуматься, – не знаю, я привыкла, что меня любят женщины, но я люблю мужчин… я не могу вспомнить ни одного… Я всегда очень старалась… Из этого списка, с которым я пришла, ни с одним из них я не была в постели. Я не хотела и меня не приглашали, это были деловые связи. Такой трудный вопрос…
Тогда мне показалось, с глаз сдернули пелену и я увидела саму себя. Другую себя. Это я?
Если так будут снимать слой за слоем, то верно, мое зрение восстановится?
Теперь, когда будут раздражать, не вовлекайтесь и не отдавайте им свою силу! – проговорила женщина.
А разве нельзя так сделать, чтобы не «раздражали», отключить этот механизм? – спросила я.
Женщина засмеялась: вы слишком вкусная…
Но ведь слабые люди не умеют любить, – сказала я ей на прощание.
Много позднее, когда я получила агрессивное письмо от знакомого и распознала ситуацию и повторяющийся рисунок игры, я не вовлеклась. Я открыла почту и почувствовала: какая-то грязная волна ударила меня в лоб и грудь. На минуту мне стало трудно дышать, но я сделала дыхательные упражнения. Закрыла глаза, представила, что нахожусь в свете: свет во мне, свет вокруг.
Мне захотелось поговорить с возлюбленным, мне хотелось поделиться, он говорил, я могу делиться с ним и рассчитывать на его поддержку… Поддержка… Даже если не она, а поговорить: слова, эмоциональная близость, близкое присутствие в моей жизни – так было важно и так нужно, когда я вернулась домой… Но именно в эти дни он исчез – возлюбленный – и был недоступен, недосягаем. Напрасно я писала и звала. И когда мне становилось одиноко – одна. Недоступен и недосягаем и где-то далеко. Это стало таким непостижимым правилом: когда мне нужна была поддержка и участие, он исчезал.