Иногда одна фраза может изменить жизнь. Перевернуть её, встряхнуть, перетрясти, скинуть из привычных будней, как лошадь скидывает наездника.
Лошади знают, что их приговорили. Причём они знают об этом заранее.
Они чувствуют любовь. Они улавливают в воздухе, что перестали быть нужными.
– Дядя Митя! Миленький! Прошу тебя! Нет, нет, нет! Пожалуйста! Спаси его! Спаси!
Он шёл быстрым шагом, а я бегала вокруг него, пытаясь заглянуть ему в глаза. Он уводил взгляд в сторону и отталкивал меня, словно отцепляя колючки.
– Нет, не можешь так поступить, ты не можешь разрешить им! Он же еще катает нас!
Я путалась в словах. И вдруг дядя Митя остановился. И я поняла, что у его голоса есть и полная громкость. Он прокричал мне в лицо:
– Я ненавижу три вещи! Сопли, слёзы и слюни…
– А я, а я… Я ненавижу только одного человека на этом свете! Тебя, дядя Митя! – заорала я неожиданно для себя самой.
– Я и сам себя ненавижу, – его голос снова убавился почти до шёпота. Он достал носовой платок и стал вытирать моё опухшее от слёз лицо. Потом он почему-то поцеловал мокрый платок.
– Просто есть вещи на свете, которые нельзя изменить.
– Ну мы ведь даже не попробовали?! Ведь наверняка есть выход?
– Выход обычно там же, где вход, – дядя Митя улыбнулся и ушел.
Я смотрела ему вслед и понимала, что больше не буду ходить в эту школу, не смогу видеть второй денник слева. Единственное, что я смогу – продолжать любить лошадей.
Любить людей, землю, воздух, небо, жизнь…
И дядю Митю.
И Архангела.
Просветленный лидер
Некоторые встречи не только помогают, но и позволяют выжить и почти нормально развиваться, «открывая путь в жизнь»: дед, бабушка или сосед (соседка), занимающийся воспитанием родственник, учитель в школе, великодушный начальник, кто-то, заслуживающий доверия, или иной «помощник» или «проводник», товарищ по несчастью или попутчик (везде, даже в концентрационном лагере, военном либо политическом). Этот «кто-то» является столь необходимой палочкой-выручалочкой и позволяет поверить в жизнь.
В подъезде нашего дома живёт бабушка. Бабушка Люба. Ей 97 лет. Милая, приятная старушка, всегда в хорошем настроении, улыбчивая и приветливая. Для меня она – Просветлённый лидер. Спокойно! Я в с своём уме и не падаю ниц, когда вижу её, сидящей на скамеечке около подъезда. Объясню, почему я так думаю.
Сначала бабушка Люба украсила подоконники на нашем этаже в нашем подъезде горшками с цветами. Красиво. На следующий день самые яркие цветы, те, что с бутонами, украли, и около метро можно было увидеть прытких торговцев горшками с бабушкиными цветами. Соседи решили поставить замок и домофон на входную дверь. А она повесила на стены рамки с изречениями великих, пробуждающими совесть и действующими как заповеди. И снова поставила цветы на подоконник. Уютно. В подъезд стали проникать шумные подростки. Бабушка Люба вышла и… предложила им воды или чаю. Они долго смеялись. Пообрывали цветы и перевернули рамки.
На следующий день она снова поставила цветы, вернула рамкам прежний вид и положила на подоконник книги. Классику. Пришли подростки. Галдели, шумели. Она вышла и… предложила им чаю со своими плюшками, аппетитными и вкусно пахнущими. Ребята не смогли отказаться. И даже уволокли с собой книги с обещанием прочитать. Цветы они не тронули, рамки – тоже. На следующий день она вынесла пластиковую бутылку с водой, чтобы каждый, кто решил позаботиться о цветах, смог их полить. И… новые книги. Вечером пришли подростки, обливали друг друга водой, хохотали и галдели. Бабушка снова вышла к ним и предложила чаю, плюшек, забрала бутылку, наполнила её водой и попросила их полить цветы. Ребята стали приходить в подъезд каждый день, соседи возмущались, даже как-то вызвали милицию, но бабушка сказала, что это, мол, к ней, её ученики пришли за книжками, раздала при милиционерах книги растерянным подросткам и проводила милицию: «С богом!»
В подъезде появился шкаф с книгами. И рядом объявление: «Просьба! Если у вас дома есть интересные и важные книги, уже прочитанные вами, поделитесь! Будьте добры! А те, кто взял почитать, пожалуйста, верните для тех, кому так же это может быть нужно и важно!» Шкаф заполнился книгами. Цветы появились на подоконниках на всех этажах. Красивые рамки с цитатами тоже. Каждый вечер входную дверь в подъезд стали оставлять открытой. Вечером можно было увидеть на лестницах подростков, читающих книги. Бабушка положила на подоконник несколько фонариков, чтобы им было удобнее читать. Дети сидели в подъезде с включенными фонариками, и в нем было светлее, чем обычно. Бабушка умерла.
На первом этаже нашего дома открыли клуб для детей и подростков. С библиотекой и цветами на подоконниках. Символом клуба стал фонарик…
А вы как думаете, эту бабушку можно назвать Просветлённым лидером?
Позвольте объяснить, почему я начала рассказ со слова «живёт», а не «жила». Потому что такое ощущение, что она по-прежнему «живёт» в нашем подъезде, в доме, в клубе, в городе, в стране, на планете, во Вселенной. Жива любовь. Ведь так?
Здравствуй, милый человек!
В грустном и тёмном мире мы – маленький островок радости.
Если Ты читаешь эти слова здесь и сейчас, значит, я наконец-то нашла Тебя.
Как же долго я ждала нашей встречи!
Мы виделись с Тобой уже много-много раз. Вернее, это я видела Тебя, а ты меня – нет.
Я вглядывалась в Твои грустные глаза, но Ты отводил их в сторону или просто смотрел себе под ноги.
Я пыталась снова и снова поймать Твой взгляд и Твоё внимание.
Всё было тщетно.
Чего я только не делала…
Превращалась в тёплый летний дождь, чтобы смыть Твою печаль.
Была пушистым снегом, чтобы позволить Тебе упасть на мягкий снежный ковёр и увидеть звёздное небо.
Стала солнцем, чтобы Ты согрелся и, прищурив глаза, насладился всеми цветами радуги.
Пробовала быть влажной весенней травой, призывая Тебя просто побродить по городскому парку.
Я притворялась любознательной старушкой, пытаясь начать с Тобой разговор, расспрашивая Тебя о Твоих делах и заботах.
Однажды я даже явилась к Тебе в роли маленького мальчугана лет трёх, который решил поделиться с Тобой своими игрушками: «Давай играть?! Смотри, что у меня есть!»
Я превращалась в маленькую строчку в газете: «Ищу…»
В объявление на одинокой, но уютной остановке: «Приму в дар…»
В попрошайку у метро, похлопывая Тебя по плечу и называя своим братом.
В яркий фонарь у Твоего дома, приглашая посидеть на лавочке у подъезда со вздыхающим и уставшим от прожитых лет дедом.
В букет цветов в шуршащей упаковке, просясь к Тебе в руки: «Подари меня кому-нибудь, а?»
В подушку в чистой свежей наволочке, пахнущую детством и нежностью.
Как-то раз я даже приняла вид выброшенного стола, гордо стоящего на помойке и точь-в-точь похожего на стол Твоей любимой бабушки, которой уже давно нет, как, впрочем, нет и стола: «Забери меня. Забери хотя бы на дачу, я еще пригожусь, потому что я круглый, а бабушка всегда говорила: «Нет острых углов, значит, нет поводов для конфликтов».
Однажды я трансформировалась в пианино у друзей в гостях, приглашая Тебя насладиться звуками Твоего детства, да-да, просто «Собачий вальс», попробуй?!
Я умудрилась спрятаться в телефонный звонок с предложением о встрече, в неожиданное письмо с тёплыми, как вкусный утренний чай, словами, в подаренную книжку, в единственную в ней, нужную только Тебе, фразу: «Душа каждого человека радуется, когда он делает добро другому».
Я преобразовалась в билет на самолёт и Твоё любимое место у окна, в приглашение на новую работу, на новую должность, в новый проект.
Я звала Тебя на яркие мероприятия: волшебные тренинги, мастер-классы и игры.
Приглашала в новые впечатления, предлагала новые знакомства, дарила новые идеи.
Оставляла сердечки, нарисованные на стекле твоей машины.
Я перевоплощалась в тысячи, миллионы, миллиарды, триллионы возможностей.
Ты меня не замечал.
Ты по-прежнему считал, что с Тобой что-то не так, что Тебя невозможно любить, что к Тебе нельзя относиться по-доброму, что Тебя некому пригреть, что Ты одинок, что Миру Ты не нужен, что люди не те, что человечность рушится, что всё никогда не будет таким светлым и добрым, как Ты бы хотел, что понимания не достичь, как не достичь скорости света…
И вот я здесь.
Я снова к Тебе пришла.
Послушай, послушай меня, пожалуйста!
Услышь мою просьбу.
Услышь мой тихий шепот.
Я очень-очень прошу тебя: улыбнись!
Улыбнись этому Миру, и Он улыбнётся Тебе.
Прямо сейчас встань, пожалуйста, из-за стола.
Выпрямись во весь рост, расправь плечи.
Посмотри на себя в зеркало.
Увидь себя там. Такого настоящего и уникального, единственного и неповторимого. И… улыбнись.
Улыбнись этому Миру, этому чудесному приключению под названием Жизнь.
Ты есть.
И с Тобой всё хорошо.
Слышишь?!
ВСЁ ХОРОШО.
P. S. Помни обо мне. Я всегда рядом. Я с Тобой. И я… за Тебя. Как сказано было: «Радости вашей никто не отнимет у вас».
P. P. S. Видишь, я тебя и здесь нашла;)
Василий Уткин, правда и я
Правда редко бывает чистой и никогда не бывает простой.
Я не увлекаюсь футболом.
И мало во всём этом разбираюсь.
И всё-таки однажды познакомилась с Василием Уткиным.
Я тогда преподавала в Детской академии телевидения и сопровождала своих юных студентов – детей, которые хотят, «чтоб меня по телеку показывали», или родители которых хотели/хотят реализовать свои несбывшиеся мечты.
Сопровождала на экскурсию, на самый что ни на есть Первый канал. Я показывала им, где и как пишутся новости, показывала студии, гримёрные.
О, знаете, сколько восторга!
– Вот-вот, она самая, ну, как же её зовут?
– Екатерина Андреева.
– А, это у неё денег на прическу не хватает? Так моя бабушка говорит.
– А вот он, он про погоду рассказывает. Ух ты, ботаник, живой!
– Ой, не могу, Малахов! Смотри-смотри, вот он выскочил из студии, ой, маленький, оказывается, такой щупленький. Я-то думал, он великан!
– Вот идёт великан. Великан так великан!
– Это ж сам Василий Уткин! Смотрите-смотрите, ой, он с нами в лифт, ух ты, точно будет перевес, а мы не застрянем?
Обожаю детей, они скажут – так скажут. Они же не раздумывают, как мы с вами, что можно, а что нельзя.
И вот мы едем в лифте, Василий Уткин смотрит на всю эту ораву, на меня недоумённым взглядом. Малышня стоит, затаив дыхание, а мне, боже, так стыдно признаться, что я его и не знаю, ни разу не видела даже до этого, и в общем-то весь их восторг мне непонятен.
И тут Уткин этот спрашивает меня:
– А они, что?! Все ваши?
Наверное, он так пошутил, не понял, что это за 12 чертенят прижались все к какой-то новоявленной Мэри Поппинс, обхватили её от испуга, уставились на него своими яркими глазёнками.
– Да, все мои, – с гордостью ответила я. Надо же было что-то сказать…
А вечером, после занятий, ко мне подошёл мальчик. Оказалось, что у него нет мамы, она умерла, и он живёт с папой и бабушкой, и тихонечко так спросил меня: «А я правда тоже ваш?»
Не знаю, почему именно сегодня я вспомнила эту историю, этого мальчика, которому я от растерянности так ничего и не успела ответить, – громогласная бабушка как-то быстро его увела, Уткина этого вспомнила зачем-то, которого я тоже больше так и не видела никогда.
И слышу голос этот тихий, такой невероятно серьёзный, и вопрос этот, такой искренний, такой честный:
– А я правда тоже ваш?
И плакать почему-то хочется.
Уткнуться в подушку и плакать.
И усыновить, удочерить разных мальчиков и девочек, собрать их всех и сказать: «Да, вы все мои! Мои!»
И новости не смотреть никогда.
Потому что неправда всё это, новости эти, звёзды улыбающиеся, улыбающиеся даже тогда, когда грустно и плакать хочется.
А правда – это если бы я решилась так сделать.
Если бы я решилась ответить на такой вопрос хотя бы одному человечку в жизни, человечку, который без мамы, или без родителей вообще.
Помните, у Шолохова: «А зачем я тебе?! – А на всю жизнь!»
А ещё правда, что я не увлекаюсь футболом и мало во всём этом разбираюсь.
Мне вообще иногда кажется, что я в этой жизни мало разбираюсь…
Кошелёк
Нарядными бывают только ненастоящие драгоценности.
Ксюха ушла в отель. Она считала себя не такой как все, но факт про интенсивное полуденное солнце, вредное для всех, делал её уязвимой. Так что она ушла в гостиничный номер. Сашка отправилась на массаж, а я пошла бродить по магазинам. Больших торговых центров или хотя бы маленьких магазинчиков поблизости не наблюдалось, и я решила отправиться в сторону небольшого базарчика, расположенного на трех параллельных улочках курортного городка Ллорет-де-Мар. Покупать я особо ничего не собиралась, но на всякий случай решила взять с собой деньги.
– Все не бери, – сказал мне вдогонку муж, абсолютно не переживающий из-за интенсивного полуденного солнца и выбирающий греться под солнышком, а не шататься со мной по магазинам.
– У меня свои есть. Накопленные, – решительно ответила я. И пошла бродить. Разглядывать аляповатые сувениры, все эти магнитики, магнитики, магнитики, фигурки быков, вееры, кастаньеты, несуразные, не по сезону тёплые куртки, развешанные рядом с красивыми и изящными купальниками, какие-то светильники, домашнюю утварь, посуду, полотенца, махровые простыни, покрывала, снова аляповатые сувениры… Такое ощущение, что всё это привезли и свалили в одну кучу, а шумные испанцы не растерялись и разобрали поскорей, что кому досталось. И давай это быстрее продавать, несмотря на сиесту. И вдруг среди всего этого развешанного и разложенного, безвкусного и однообразного я увидела магазинчик. В его окнах красовались строгие портфели и чемоданы, вокруг которых валялись кошельки, как рассыпавшиеся купюры. «Разбросаны как купюры. Купюры в кожаном переплете, как в сериале «Книжная лавка Блэка», – подумала я. Помните, хозяин книжного царства Бернард Блэк выдвигал свои требования к деньгам: «Мне нужны кожаные, чтобы подходили к моему бумажнику»? А этот магазинчик со стильно оформленными витринами и какой-то прямо-таки сказочной деревянной дверью, с кольцом посередине вместо обычной ручки, был царством кошельков. Кошельки были разбросаны, разложены, развешаны по всему магазину. Пахло чем-то пряным, вкусным, острым. Очень приятный аромат сразу встречал и располагал к себе, втягивал в глубины магазинчика, как в сказочный лабиринт, заставленный стеллажами и стеклянными витринами, и, сделав несколько шагов, я уже забыла, где вход, потеряв его из вида. Навстречу мне вышел солидный мужчина, седовласый, аккуратно причесанный, волосок к волоску, как будто только что от парикмахера, какой-то уж очень важный: в очках в золотой оправе, в тёмно-синем костюме и белоснежной рубашке, в начищенных до блеска тёмно-коричневых ботинках. Он вышел со знанием того, какое впечатление производит, – уверенно и деловито, – и строго спросил, абсолютно без вопросительной интонации, а так, словно он и без меня заранее знает, что мне нужно: «Натуральная кожа интересует. Только бренды. Аванцо, Дациаро, Аббачино. Ремни, кошельки, портмоне. Только для достойных мужчин. Очень дорого», – и вручил мне кошелёк.