– Вася! Помоги!
– Где? Кто? Которая, дамочки? – Васька не видел её, увлеченный собой, настроением, смехом. Но он уже был и не нужен – она сама пробивалась к выходу.
Выскочила. Облегченно вздохнула полной грудью. За спиной прошумел, удаляясь, троллейбус. Она вдруг почувствовала чье-то присутствие и испуганно шагнула в сторону. Но «кто-то» уже подхватил ее под руку.
– Танюха!
– Фу, Васька! Как ты меня напугал.
– Напугал? Сама меня позвала ведь! А я – всегда… Как пионер! Куда идём?
– Ты меня извини, Вася. Я – сама. Не обижайся. Мне просто убежать надо было.
– От твоего толстого, что ли? Да, видел я его. Глаза – камбала. Чего ты за него зацепилась? Будто мужиков нет?..
– А то есть?
– А я? – глаза его так и сияли в темноте, – и при полной бутылке пива, заметь!
«Сколько у него этих карманов, специальных? И где?» – успела подумать, но уже осмелела:
– Брось, Вася. Рождённый пить – в женщине не нуждается.
– Обижаешь. Это пивасик. Для тонуса. Для иммунитету. От спида. Ха-ха. Спид не спит, Танюха!
– Ладно. Посмеялись – хватит.
– Нет, слушай. – Он вдруг стал серьёзным и заговорил, как другой человек. – Слушай, Тань. Я давно к тебе приглядываюсь. Ты же красивая баба. Умная. И готовить умеешь. Чего ты жизнь гробишь? Тебе же ещё потолкаться надо, а ты, как клуша, в угол забилась. Подумаешь – счастье: столовка полуподвальная.
– Зато столько людей за день…
– Тысяча мужиков и ни одного рыцаря? Глупая. Какой мужчина оценит женщину, разливающую пиво? У которого денег нет. Который «на шару» норовит, бесплатно. За пьяные глазки. Такого ждёшь? Это ещё повезло тебе, что не попалась на крючок. Или – попалась?
– Зачем ты так?
– А как? Сю-сю-сю? Жизнь жесткая! Расслабляться нельзя! Одна расслабилась – десять прокатились! Поняла, дурочка?
Она повернулась и пошла прочь. Но он догнал:
– Извини. Извини, Тань. Я не хотел тебя обидеть.
Она не отвечала, и он продолжал идти рядом и говорить:
– Я же только о работе. Ты на старших своих посмотри – кто рядом? Какие у них мужики? Какие – правила? Кем они становятся и с кем остаются в старости? Со столов прибирают? Из бутылок сливают? Стаканы вылизывают?
– Зачем ты так, Вася? Не все…
– Не все. Я согласен. Прости. Самому этих баб жалко. Я только про силы: это сколько же сил женщине надо, чтобы удержаться. Не спиться. Не опустить свою гордость, красоту не запачкать? Сколько?!
– А ты чего на эту работу пошёл? Пиво дармовое? Тоже – «шаровик», получается?
– Я же временно. Ты, разве, не знала? Я же – моряк в отпуске.
– Ты – моряк? С печки бряк? Не смешите меня. Бутылочник ты. Знаю я вас.
– Ты чего, Тань, не веришь? – Он так обиженно и беззащитно посмотрел на неё, что она сразу поверила. А поверив, вспомнила, что действительно – что-то говорили девчонки. И водолазы со «Спасателя» всегда о нём спрашивали. Он выглядел старше её года на четыре.
– А сколько тебе лет, Вася?
– Тридцать.
– Почему не женат?
– Так – море. – Он снова развёл руками и разулыбался широченной губастой улыбкой. – Море, Танюша.
Будто это всё объясняло. Но для неё это было совсем не понятно. А он продолжал:
– Я в отпуске всегда устраиваюсь на береговую работу. Размагнититься.
– Чего?
– Размагнититься. Среди женщин. И всё такое. Бокальчики-рюмочки. Фигурки точёные… – последнее пропел, полуобняв её, но ей это не было неприятно, она понимала игру:
– И губки медо-овые – я вас полюбил!..
– Я, кажется начинаю понимать. Проблемный? Знакомиться с женщинами не можешь, да?
– Ну, ты – Танюха – перископ, точно! Как ты догадалась?
– А как ты додумался?
– Так я!? – Он, казалось, обрадовался тому, что можно признаться и рассказать. – Ты точно – смышлёная! С моря приходим – времени в обрез! Кто-то – умеет: улыбнулся, познакомился, в гости пошёл. А я – не могу. Хоть на кладбище иди…
– Зачем?
– Знакомиться. Проверенный ход: там столько вдов – про себя забыли, на мужчину глаза поднять не решаются… Проблема! Сел рядышком – повздыхали молча, встали и пошли плечико к плечику. Но мне это рано ещё: когда под полтинник подкатит, тогда разовью манёвр. А сейчас я – на женское производство: подними – подгони! Там мужчина всегда востребован, знакомиться не надо: лампочку вкрутил, замочек смазал, педаль подрегулировал – сами зовут, сами благодарят…
– Сами пиво в карман кладут?
– Пиво – это я разбаловался. Виноват.
– Знает Васька, чьё сало съел?
– Какой уж есть.
– А то сейчас и не скажешь, что ты стеснительный…
– А чего стесняться: ты меня знаешь – я со своими свой! Я со своими – очень даже всем нужен. – Он легко перешёл на шутливый мотив, – со мною играли вы… Я себя погубил…
– Да ты артист, Вася?! Моряк, говоришь? Слушай, а где это море твоё?
– Шутишь? Рядом! – Он одной рукой тянул из кармана очередную бутылку, а другой – пытался показывать на горящий между домами отблеск ночной бухты. – Смотри, Танечка. Рейд. Это – рейд!
Он так это сказал, как выдохнул, будто тайну из себя выдавил, и отщелкнул большим пальцем колечко на горлышке. Из бутылки зашипела и ринулась пена, волной.
– Слышишь, как море… – И он припал к этой волне губами.
Она хотела сказать что-то язвительное, но, вдруг увидела его совсем другим – беззащитным и искренним. Улыбнулась. И стала воспринимать разговор с долей серьезности.
– Вася, а как на море попасть?
– Вот! – Он с удовольствием глотнул из бутылки, и ответил:
– Задумалась? Правильно! На море мужики – во!
– Как ты?.. Не обижайся.
– Женщине – прощаю. Тем более, красивой. Хе—хе! О-ах, я бы сейчас! – он опять попытался обнять, но она легко высвободилась из его рук.
– Не надо, Васенька… Ты, прямо, озабоченный какой-то. С тобой расслабляться нельзя, – перевела в шутку.
– Я же моряк! – он для убедительности даже присел и развел руками, будто собрался сплясать «яблочко». Но, к счастью, не стал – упал бы.
– Вась, ноги не держат?
– Нормальный ход! – Он бережно закупорил бутылку и стал проталкивать в нагрудный карман. – Специальный мой! – Подмигнул. – Пойдёшь на море? Устрою. Я – могу! Но для начала надо тебе присмотреться. Море – особь статья. Ты не слушай подруг своих – насчёт шмоток, насчёт валюты. Море, Танюша… – ей стало приятно от его «Танюша», – море, Танюша, это образ жизни. Светлый и горький. Мы, можно сказать, каждый день в лицо опасности смотрим! Не идёт… – Бутылка не шла в карман. – Шторм – в кармане! Ах! – Звон разбитого стекла и шипение пива на асфальте – это всё, что отразило воображаемый шторм. – Вася остановился. Оглядел пустынную улицу, стену дома и небо над головой, будто призывая в свидетели, и произнёс почти шепотом. – Трагедия! Шекспир – моряком был! Это – точно, тебе говорю. А во мне – бродит столько трагедий, Татьяна… Как у Пушкина: «Она звалась Татьяной…» Посмотри! Почти полная бутылка была…
Ей стало смешно, и она ожидала комедийной развязки. Он – раскачиваясь, как на зыбкой палубе – устоял, передохнул, и завершил монолог откровенно и просто, будто каплю с руки слизал:
– Трагедия – каждый день. Посмотри на меня! Так я женщин люблю и жалею, Танечка! Так желаю вам бабского счастья… А счастьем ошибиться нельзя, Танюха. Грех – ошибиться счастьем! А я тебя научу, как… – Он глубоко вздохнул и сказал шепотом, – как Шекспир говорю тебе – на море идти надо.
– Это как?
– Ты серьёзно?
– А почему нет, Вася? что я теряю? – ей стало легко и свободно. Она посмотрела ему под ноги:
– Море – разбилось. Спектакль – закончился. Можно идти к выходу?
– Молодец. Ты просто – полный аврал! Уважаю! Слушай, Танюха, я тебе не пара, конечно. Это тут без бинокля всем видно. – Задумался. – Подруга есть? Для меня.
– Это что – вступительный взнос, что ли?
– Ой, прямолинейная какая! Ничего от тебя не скроешь.
– А ты не скрывай! Что – если устроюсь я к вам поварихой, то должна буду и по ночам отрабатывать? Под кем?!
– Ты это брось! Ты что говоришь? Не по-морскому! Народ разный, конечно. И женщины разные. И мужчины. А закон на море един: повар – член экипажа. Не смей обижать. Не балуй, где живёшь, не живи, где… Стоп – это мужское, тебе это не надо. Экипаж – это семья!
– В семье не без урода. Это я поняла уже, тебя слушая… Хороший ты, хороший! Успокойся. Горяч, как Шекспир на сцене. Так что ты насчёт подруги?
– А чтобы не одну мне тебя вести – тебе же спокойнее.
– Куда вести?
– На судно. Чего ты так смотришь? Зачем откладывать? Сейчас прихватим подругу и пойдём.
– Так сразу?
– Не сразу, сначала в магазин заскочим, – показал пустой карман. – А наши у причала стоят. Посидим. Вечер-то ещё – только начинается! Посмотришь, послушаешь. Ты на судне была когда-нибудь? Нет? Ну, решай…
– Театр! – Только и нашла, что сказать ему. Посмотрела на фонарную улицу, огни города, звёзды, тёмную спину ночной горы – все было усталым, все хотело покоя, а ей захотелось… Она вдруг задумалась.
Васька стоял посреди улицы, не зная куда идти:
– Куда идти, Таня?
– На рейд!
– На рейд? – Он долго раскачивался, будто мысли раскручивал, и сказал трезво и весело:
– Молодец, Танюха! В магазин! За подругой! И – на пароход! Полный вперёд!
Перед магазином стоял моряк – чёрный плащ был расстёгнут, белый шарф развевался, голос гремел на два квартала:
– Идём по Ла-Маншу! Ночь. Ветер и дождь. Справа – скалы Шербура в пене волн! Слева – Англия плачет от шторма! Волну принимаем по самые уши. На пароходе только два человека знают – где мы и куда идём: я и капитан! «Кофе с коньячком, Петенька, – говорит он мне. А я отвечаю: Е-ас!.. Капитан!»
Люди начинают останавливаться и собираться в зрителей. Женщины приглядываются: морячок-то ещё ничего себе…
Кто-то из молодых курсантов подходит и говорит медленно:
– Ты чего шумишь, мореман? Чего хочешь?
– Коньячку бы морячку бы…
– Не хватило? На такси до парохода?
– Настроения мне не хватило.
– Возьми на сто грамм!
– Обижаешь?! А другу? Я же моряк! В одиночку я пить не буду!
– Во, дает, мариман… ну, возьми и на друга…
– Какой это мариман? Это Петька с проспекта. Он когда-то два рейса стюардом сходил, а потом – буфетчиком в баре портовом… Дурачком катается.
Моряк в чёрном плаще отрезвел вдруг, сгреб с ладони курсанта купюры и сказал на прощанье:
– Дурак не дурак, я свои триста грамм коньячка каждый вечер имею. Чао! – и пошёл валкой походкой уходящего в шторм. И голос его опять гремел меж домами, подкидывая небо и привлекая любопытных:
– Стюард?! А кто вам расскажет про море?! Эх, люди…
– Артист! – смеялись прохожие.
– Вот гад… – чесал голову курсант.
– А морем повеяло, как в проливе…
– Совсем хороший мужик ещё…
– Одет прилично…
– И коньяк пьет…
Одна дамочка, невольно, пошла следом, приговаривая: «Интересненький какой…»
Васька остановился и задумался. Таня заметила и спросила прямо, как привыкла:
– Тебя, Вася, что-то смутило? Конкретно? О чём задумался?
– Вот гад! Такой агитпоход на пароход испортил!
– Слишком яркий персонаж на фоне рейда? Бросил тень на твой экипаж? Я правильно слова употребляю?
– В точку. Ты же теперь, всех кавалеров будешь «маном» представлять?
– Конечно буду, Вася. А почему «ман»?
– По морскому – «человек»: лоцман, боцман, донкерман… Мореман, одним словом.
– А я думала…
– Что ты думала?
– Что «ман» – это еврей?
– Глупо думала. На море еврейская кровь – элита: Шиман, Шамин, Солтановский – капитаны, механики, радиоспециалисты. Обижаешь! В море – одна у нас нация: моряки.
Она растерялась совсем:
– Так идём или нет? Или не потянут твои кандидаты против мана-буфетчика?
– Обижаешь, подруга! Полный вперёд!
«…Трапы, комингсы, палуба, подволок… – она с трудом запоминала новые слова. – Плафон! Пиллерс!» – Васька щеголял перед Татьяной и подругой, показывая всё, от камбуза до мостика. Даже в машину спускались, но осторожно:
– Посторонним сюда нельзя, но со мной – можно. Сейчас кореш с вахты сменится. И мы все при деле будём. Поняла, подруга?
– Он главный? – спросила подруга, закатывая глазки и насмешливо открывая рот, будто хотела сказать: «Куда мы попали? Смех и ужас!».
– Почти. Механики на флоте – самые умные. – Васька успел использовать узость прохода и прижался к подруге:
– А главный – для тебя на сегодня – я! Понятно объясняю? – он прижался к ней, для убедительности изображая атаку.
– Ой, Васенька! Да ты такой убедительный для меня, что мне уже ничего и не надо больше.
– Как это – не надо? Детский сад, что ли? Умрём, но флот не опозорим! На трап!
– Ой, так затрапали… Так затрапали… Страх и только. Верх-вниз! Вверх-вниз! Прямо – палач какой-то. Хоть бы домик нам какой-нибудь нашёлся? А хоть бы и коечка…
– Не домик, а каюта. Прямо по коридору вторая дверь слева! Прошу!.. Стол. Койка. Иллюминатор… Чашки, кофе, музыка – тыхенько…
– Ой, а что это качается?
– Качается – тень от занавески.
– А рокочет и шипит?
– Рокочет – галька на берегу, волна её прибоем катает и шипит на неё: тшш… тшш…
– Ой, страх какой! – подруга опять делает Татьяне глазками «Умиррраю – смишшшно!» – А где, то самое, умыться?
– Галью-ун?
– Я не Галю-у, Васенька! Глаша – меня зовут.
– Я помню, родная моя! Я говорю – гальюунн – за этой дверью, умыться и прочее. По-морскому так называется. Поняла?
– Поняла, поняла… Галю-у… Как девушку…
– А вот, наконец, наш товарищ…
Таня увидела сначала его руки. Одна открывала дверь, и дверь будто сжалась от его пальцев, послушно. Другая – прижата к груди ладонью, будто он сам себя сдерживал. Или сердце. Воздух шевельнулся в каюте, теснясь и уступая ему место. У Тани приятно защемило дыхание, она улыбнулась предчувствию.
– Здравствуйте, девочки. Я – просто Сережа. Сергей.
– Я – просто Глаша. А это – Татьяна.
– Танечка, значит. Танюша. Очень приятно.
– И мне…
Васька ставит на стол стаканы и травит, не останавливаясь, всё подряд:
– Моряк зашёл в ресторан, посидел-выпил, станцевал с девушкой и ведёт её к себе домой. До двери дошёл – вспомнил: жена дома! А жена уже дверь открывает: «Пришёл? а это кто?»
Моряк к жене наклоняется:
– Вика, мне так неудобно – скажи, что ты моя сестра…
Еврей говорит: живу с женой тридцать лет и только сегодня мы приняли с ней абсолютно одинаковое решение – дом загорелся и мы одновременно вклинились с ней в дверь на выход…
– Вы женаты? – Нет. Это я просто так выгляжу.
– Вы попали в беду и вас оперировали… – Так я в больнице? – Большей частью, можно сказать, да…
– Как вы обожгли ухо? – Я гладила белье, когда зазвонил телефон, и я приложила утюг к уху… – А второе ухо? – Мне же надо было позвонить в скорую…
В справочном отделе супермаркета: простите, я потерял жену. – Соболезнуем. Всё для похорон находится на первом этаже…
Кто умнее: мужчины или женщины? Женщины. Почему? Ты видел хоть одну женщину, которая выходит замуж только за то, что у кого-то красивые ноги?..
– Мальчик! Кто разбил окно? – Мама. Но виноват папа – он присел, когда в него летела тарелка.
– Дорогой, ты не помнишь телефон Клавы? – Нет. – Ну, хотя бы приблизительно?
Пациент приходит в себя:
– Где я? – Это номер 17. – Палата или камера?
– Он не умеет играть в карты. – Это же хорошо! – Но играет…
Психиатр: «Так вы говорите, что платите налоги с радостью? И когда это у вас началось?..»
Все смеются. Васька наполняет стаканы:
– Не бойтесь, девочки, в море микробов нет.
– Больше всего боюсь забеременеть… – говорит подруга и берёт стакан.
– Это противно нашему правилу и чести! – Вытягивается Васька по стойке смирно, как киношный поручик. – Гарантирую полную безопасность!
Обнимает подругу за плечи, а она хихикает и отмахивается рукой, как добрая хозяйка от балованного телёнка: