Мне казалось, что разумнее всего было определить меня в группу Мухаммеда. Но, похоже, Мазо все еще не расстался с мыслью легализовать группу Гурьева. А для этого требовался определенный состав специалистов и соответствующий объем работы.
Чем же располагала мнимая группа Гурьева? Лишь двумя инженерами и тремя техниками. Мнимым был и объем работ, закрепленный за группой – она переиздавала документацию разгонного блока Д.
«А, пожалуй, Гурьев – не самый худший вариант», – взвесив все «за» и «против», подумал я.
– Ну, так как, Афанасич? – снова спросил Прокопыч. Надо было что-то отвечать. Что ж, из Толи я, похоже, превратился в «Афанасича». Именно так, без мягкого знака. Ну, а Прокопыч уже давно был «Прокопычем».
– Прокопыч, с твоими инженерами все ясно. Захаров – твой оруженосец. Носильщик документации… Мокшина еще с полигона знаю… А чем заняты твои техники?
– Да ими Жарова командует. Набивают перфокарты, а потом по графикам из ВЦ отбирают параметры.
– А почему они за телеметристов работают?
– Не знаю, Афанасич. У Мазо какая-то задумка есть. Они с Жаровой у Меди работали.
– Я знаю… Но в группе, Прокопыч, не Мазо, а ты должен командовать… Ну, и как будем делить работу?
– Да я уже прикидывал, – неуверенно начал Прокопыч, – Угощайся, фирменные, – пододвинул он горсть карамелек.
– Спасибо, Прокопыч, я такие не ем.
– Да ты попробуй. Мне с полигона привезли в подарок. Мои фирменные, – повторил он.
Я глянул на карамельки и невольно рассмеялся. Так и есть – «Чебурашка», производства Казалинского кирпичного завода…
Прокопыча уже давно за глаза все звали Чебурашкой за его большие оттопыренные уши. Оказывается, он не только наслышан о своем прозвище, но и относится к нему с юмором. «Надо же – мои фирменные», – подумал я. Что ж, с таким человеком можно работать.
– Ну, и как же ты прикидывал? – спросил, дегустируя фирменную продукцию производителей кирпича.
– Ты будешь заниматься носителем и «Бураном» в целом, а блоки раздадим ребятам. Центральный – Мокшину, боковушку – Захарову, а стыковочный – Жаровой. Идет?
– А Жарова тут причем? Она же техник.
– Да нет… Ее Мазо перевел в инженеры. Она вроде бы с год училась в каком-то институте.
– Надо же. И опять втихаря. Ну и Мазо… Ладно, инженер так инженер. Да и блок так себе. Думаю, справится. А Журавлева с Кабулиной?
– На подхвате… Они девушки добросовестные.
– Только, Прокопыч, пусть они заканчивают с перфокартами. Не наше это дело.
– Понял, Афанасич… И еще… Мазо сказал, что Бродский поручил тебе разработку отраслевого стандарта на огневые технологические испытания. Ты в курсе?
– Как всегда, нет, – ответил ему, невольно радуясь, что между мной и Мазо все-таки будет хоть какая-то прокладка в лице Гурьева, поскольку даже не представлял себе, как смогу бесконфликтно работать с ним напрямую…
Проект стандарта разработал неожиданно быстро. Собственно, основные соображения по огневым технологическим испытаниям блоков были изложены еще в нашем томе предложений Правительству. Оставалось лишь скомпоновать материал так, чтобы он приобрел качества нормативного документа. Кажется, это удалось. Не получив никаких замечаний руководства, разослал проект заинтересованным организациям и собрался в отпуск.
Впервые мы с женой решили провести его на нейтральной территории. Ехать в Харьков по известным причинам не хотелось, да и негативный опыт домашнего «отдыха» уже имели. К тому же наш отпуск пришелся на сентябрь. Лето кончилось, а тепла так и не увидели. И захотелось продлить то лето, оказавшись на морском побережье под нежарким ласковым солнышком. Даже не помню, как возникла бредовая идея поездки на юг «дикарями», да еще с четырехлетним ребенком. Странным по прошествии времени кажется и наш выбор места отдыха – ни много, ни мало город-курорт Сочи.
И вот мы приобрели билеты туда и обратно и вскоре двинулись в неизвестность, так и не ответив на многочисленные вопросы типа, где жить, как питаться, сколько надо денег и тому подобные. В Сочи, потолкавшись по агентствам, лишь убедились, что нас здесь не ждали. Самостоятельные поиски тоже ни к чему не привели. Нам демонстрировали жалкие коморки за бешеные деньги. Татьяна была в ужасе. Вернулись на вокзал, решив отъехать чуть подальше от этого слишком дорогого города. На вокзале увидели толпу людей, большая часть которых искала жилье, а меньшая – предлагала. Прислушавшись, поняли уровень цен. Он был ниже всего того, с чем сталкивались до сих пор, но все равно был для нас разорительным.
Растерянные и уставшие, мы стояли в стороне от ажиотажа. Сказывались десять часов, проведенные на ногах – с четырех утра, когда мы вышли из вагона московского поезда на платформу сочинского вокзала и до момента, когда снова оказались там же – в исходной точке наших поисков.
Ранним утром, сдав багаж в камеру хранения, полные радужных планов, отправились бродить по безлюдному городу. Было необычно тепло. Прямо на улицах росли пальмы, причем не в кадках, а в земле, как обычные деревья. Даже я, прошедший побережье Крымского полуострова пешком, видел подобное лишь в ботаническом саду. Что же говорить о жене и дочери, ни разу не видавших южных морей. Светланка с удивлением разглядывала «меховые ноги» пальм и их роскошные «прически» в виде пучков узких и длинных зеленых листьев.
– А где море? – спросила дочь.
– Скорей всего там, – показал я в сторону чернильной тьмы в полнеба, где кроме звездного неба не просматривалось ни огонька.
– Пошли к морю, – нетерпеливо предложила она, и мы двинулись в выбранном направлении.
Мы вышли к морю на рассвете. Меня разочаровали сочинские пляжи, покрытые галькой и разделенные на секции нелепыми бетонными стенками. Жена и дочь еще не осознали подвоха и обе радовались от души. Им просто не с чем было сравнивать. Ну и хорошо…
– Вы ни квартиру ищете? – вдруг обратилась к нам молодая женщина.
– Квартиру. Вот только как ее найти? – равнодушно ответил ей.
– Могу предложить… Мне кажется, вам должно подойти. Маленькая комната с койкой для вас и кроваткой для ребенка. Но все удобства на улице и далеко от центра, – сообщила она.
Нас в нашем состоянии уже устраивало все, что только подходило по цене.
И через полчаса неспешной поездки на автобусе мы добрались до наших коек, где уснули до утра…
Утро встретило нас ярким солнышком и погожим днем. Наш приют, похоже, располагался в самой высокой точке города. Неподалеку виднелась телевышка. А весь город был, как на ладони. И, конечно же, во всей красе перед нами расстилалось море.
Сентябрь в том году выдался на славу. По ночам гремели грозы. Мощные громовые раскаты, усиленные горным эхом, поначалу пугали, не давая уснуть. Но вскоре стали привычными, и мы, уставшие за пляжный день, уже ничего не замечали. Зато каждое утро было точно таким же, как и памятное первое.
Лишь однажды пришли на пляж и не узнали знакомых мест. Море штормило, и пляж был пуст. А вся толпа, обычно равномерно по нему распределенная, сгрудилась у самой дороги. Огромные волны с шипением прокатывались почти через весь пляж. Купаться было нельзя, и отдыхающие в основном загорали и любовались картинами разбушевавшейся стихии.
Постепенно море успокаивалось и отступало, а покидаемую его волнами территорию тут же осваивали наиболее смелые. Вскоре море вернуло людям половину пляжа, и мы расположились у самой границы, куда добирались волны. Светланка с интересом наблюдала, как приходит и уходит вода, оставляя на границе пену и мелкий мусор. И чего только ни выносило море – дочь уже набрала себе гору всякой всячины.
Неожиданно какая-то волна выбилась из общего ритма и стремительно ринулась за пенную границу. Мы с Таней мгновенно вскочили на ноги, чтобы нас не накрыло взбесившейся волной.
– Вещи спасайте! Вещи! – крикнула Светланка, которую волна едва ни сшибла с ног, пройдя на уровне ее пояса. Мы глянули и рассмеялись – свои вещи она уже держала, подняв над головой. Только они и остались сухими. Наши оказались в воде.
– Вот тебе и ребенок, – смеялись вокруг люди, которые, как и мы, не уследили за морем. Многие даже не успели вскочить, – Такая маленькая, и такая хозяйственная. Вещи, кричит, спасайте… Молодец, свои спасла… И о других побеспокоилась… Ну и ну, – удивлялись они…
И вот мы уже едем в обратный путь вдоль морского берега. Мы видели его впервые, поскольку, направляясь в Сочи, ехали здесь ночью. С грустью прощались с морем, подарившим незабываемые впечатления и чудесный загар. Вот оно мелькнуло в последний раз и скрылось до следующей с ним встречи. Плавная езда сменилась крутыми виражами под пронзительный визг колес, жестоко фрезерующих рельсы. Мы втягивались в горы.
Харьков проехали ранним утром. Я вышел на перрон родного города. После южного тепла здесь было заметно холодней. Я никого и ничего не ждал. Было грустно. Когда еще попаду сюда? Или так и буду проезжать мимо, словно это маленькая станция Покатиловка?
Москва встретила пронизывающим ледяным ветром, несущим заряды снега вперемешку с дождем. Кошмар. Погремели последней мелочью. Денег осталось лишь на метро и автобус. Фу-у-ух! Уложились…
– Афанасич, тут тебя завалили замечаниями по стандарту, – вместо приветствия сходу озадачил Гурьев, – Плохо работаешь, – тут же дал оценку моей «стандартной» работе. «Надо же. Уже Чебурашке не угодил. Быстро», – подумал я.
– Прокопыч, а ты сам замечания смотрел?
– А мне зачем?
– Ну, и как же ты можешь судить мою работу? Бред какой-то, – возмутился я.
Замечаний было действительно много, но лишь потому, что исходили из множества организаций. Реально их оказалось не больше полусотни. Половина из них отметалась с порога, с десяток были неплохими предложениями, а оставшиеся полтора десятка – просто спорными. Уже к концу рабочего дня доложил Бродскому результаты анализа замечаний.
– Прекрасно, Зарецкий. Хорошо, ты вышел из отпуска, а то я уже у Шабарова на контроле по этому стандарту. Пойду, доложу.
Через час Бродский вызвал к себе.
– Собирайся в командировку в Днепропетровск. Разработку стандарта передали им. А пока проведешь вместе с ними согласительное совещание по всем замечаниям организаций.
Что называется, с места в карьер.
– Куда ты поедешь? – узнав мою новость, недовольно спросила Таня, – Мы же только с дороги. Хоть бы отдохнуть дали.
И вот снова еду мимо Харькова. «Ну, здравствуй», – мысленно приветствую родной город, прогуливаясь по перрону его вокзала глухой ночью.
В Днепропетровск попал впервые. От города не в восторге, а вот Днепр произвел впечатление. Пять дней мне показались пятнадцатью. В основном, из-за неприкаянных вечеров. Через день уже вполне ориентировался в городе. Ранняя осень не давала разгуляться. И я с нетерпением ждал пятницу, потому что давно купил билет на автобус до Харькова.
Он довез меня почти до дома, высадив в самом начале улицы, на которой жили родители. Пятнадцать минут пешком, и я на месте. Радость встречи через полтора года разлуки. Вопросы, вопросы, вопросы…
И как три года назад ранним утром отправился на кладбище навестить мою любимую Людочку… Лучше бы этого не делал в тот мой короткий приезд…
Моя святыня была разорена. Кладбище разделили надвое какой-то скоростной трассой, причем она прошла по кварталу, в котором была могилка Людочки. «Где ты теперь, любимая?.. Тебе и после смерти не дают покоя… Как же я отыщу тебя, милая моя?» – безнадежно метался по дорожкам изуродованного погоста.
Лишь в десять открыли справочную кладбища. И тут выяснилось, что захоронение перенесено на другое кладбище.
– На какое такое другое? – попытался узнать у администратора.
– В документе не указано, – ответил он.
– Почему, интересно, не указано? Обязаны указывать, – возмутился я.
– Указываем, когда останки перемещают на харьковские кладбища. А когда, по просьбе родственников, за город, не обязаны.
Говорить о чем-то еще было бесполезно. Не теряя времени, отправился к маме Людочки. Как же я забыл об этом? Конечно же, она все знает.
Я летел, как на крыльях. Сколько же лет не видел маму любимой? В последний раз мы виделись, когда еще учился в училище. Тогда, в годовщину смерти Людочки, я пришел в квартиру, где когда-то жила моя невеста. Был накрыт стол. За столом увидел много незнакомых людей. Едва вошел, мама, взглянув на меня, горько расплакалась. Ее увели в комнату Людочки и еле успокоили, отпаивая валерьянкой. Я чувствовал себя виновником того, что случилось. Ведь именно я так и не смог спасти ее дочь.
За столом «царил» отчим Людочки, которого она не переносила еще с детских лет. Где же он был все то время, пока она болела?.. Весь вечер он крутился возле меня, расспрашивая о делах и пытаясь угодить во всем. Может, он был неплохим человеком, не знаю, но я, как и Людочка, испытывал к нему лишь неприязнь. Похоже, на поминках в основном были его «гости». Насколько понял, многие из них никогда не видели Людочку. Вскоре поминки стали напоминать заурядную пьянку. И я ушел по-английски, не прощаясь.
Перед уходом хотел, было, зайти к маме, которая так больше и не села за тот стол, но не решился, опасаясь ее невольных слез… Я навестил ее через неделю, и мы с ней и Светланкой тогда съездили на кладбище к Людочке…
Увы… Простояв под дверью больше двух часов, так никого не дождался… Домой попал лишь ближе к вечеру. Меня давно ждали и уже беспокоились, куда пропал. Мы отметили мой приезд. Много говорили, но я почти ничего не воспринимал, удрученный своей новостью, которой не с кем было даже поделиться…
Мы долго сидели на кухне с младшим братом. Он непрерывно курил и как всегда морочил голову рассказами о художниках. Я его почти не слушал, занятый своими мыслями. «Где же теперь твой последний приют, Людочка?.. Кто за ним ухаживает?.. И ухаживает ли?» – задавал себе вопросы и мучился, не в силах на них ответить…
Вторая неделя в Днепропетровске прошла незаметно. Я намеренно изматывал себя на работе с тем, чтобы не тяготиться свободными вечерами. Ко мне подселили двух командированных – больших поклонников Бахуса. И вскоре свободных вечеров, по сути, не стало. И хотя в моральном плане это почти не помогало, зато убивало время…
Днепропетровск проводил обильным снегопадом. Снег в городе стал стихийным бедствием. Он рвал электрические провода, ломал огромные ветви покрытых листвой деревьев, создавал транспортные проблемы. Из-за них чуть было не опоздал на поезд. Наконец посадочная лихорадка позади, я забрался на верхнюю полку и под стук колес уснул.
Проснулся оттого, что поезд стоял на какой-то станции. Выглянул в окно и обомлел – на дальних путях увидел знакомые открытые платформы, на которых, как и тогда, мелом было написано: «Ст. назн. Коробочкино».
«Какая удача! Я должен, во что бы то ни стало, узнать, наконец, где это загадочное Коробочкино», – обрадовался я, быстро оделся, выскочил на платформу и помчался прямиком к вагонам.
Я уже долго бежал через многочисленные железнодорожные пути, но заветные вагоны, казалось, не приближались, а удалялись. На мгновение остановился, оглянулся и не увидел своего поезда. То ли он уже ушел без меня, то ли его заслонил подошедший поезд. Но его уже не было. «Плевать», – махнул рукой, – «Главное – Коробочкино. Там моя Людочка». Меж тем товарняк тронулся и, набирая скорость, двинулся к своей цели.
– Лю-ю-дочка-а-а! – закричал в отчаянии и проснулся.
– Что случилось? – волновались вокруг проснувшиеся пассажиры, а я лежал на своей полке, не в силах понять, что же все-таки действительно случилось. Как я снова попал в свой вагон? Приснилось это, или было на самом деле? Постепенно приходя в себя, понял, что это все-таки сон. Но какой реальный! «Моя Людочка в Коробочкино», – наконец успокоился я, измученный целой неделей бесплодных размышлений…
Пока отсутствовал, в группе появился новый сотрудник, точнее, сотрудница – инженер Люба Степанова.