Он подробно рассказал о встрече с Меленковым и похвастал новым приобретением.
– Это детище моего сына, – не без гордости в голосе заметила Алмазова, – кстати, я созвонилась с ним и завтра, как только он вернется в Москву, мы должны встретиться.
Платон почувствовал небольшое волнение.
– Ты должен мне помочь, помнишь?
– Да, конечно, – вздохнул он, – боюсь, этим я буду заниматься до конца своей жизни.
– Не думаю, – вполне серьезно ответила Настя, – твоя смерть, пусть даже от рук помощников Меленкова, в мои планы не входит.
– Ты серьезно? Неужели ты и правда думаешь, что после того, что ты задумала, мне удастся остаться в живых? – Платона вдруг обожгла неизбежная реальность, словно раньше он об этом и не думал.
– Я обещаю тебе, что сделаю все для того, чтобы этого избежать. Но если ты ищешь причину умыть руки пока не поздно, не думай, что буду умолять тебя остаться.
– Нет, это не правда, – грустно ответил он, задетый за живое, – я не смог бы отойти от всего этого, даже если бы страстно хотел.
– Хорошо, – ответила Настя, и в ее голосе чувствовалось облегчение, – я рада, что у меня такой помощник и повторюсь, что приложу все усилия для того, чтобы уберечь тебя.
Отбрось дурные мысли, настройся на дело, и все будет хорошо. С нами Бог, а это, поверь, серьезная поддержка. Теперь домой?
Платон кивнул, и они покинули территорию Сити.
– Что будем делать? Есть предложения? – спросил он по дороге.
– Пока только ждать. Мне очень нужно поговорить с сыном завтра, от этого многое будет зависеть.
– Да? Что же, например?
– Мне необходима информация по последнему теракту, и он может ее достать.
– Не буду спрашивать, каким образом, но, надеюсь, он это сделает. Правда, я пока очень слабо понимаю, как мы сможем остановить это безумие, даже если будем точно знать день и час. Позвоним в милицию?
– Не говори чепухи, Платон. Мы должны предотвратить его, а не показать видимость. Неужели ты до сих пор не осознал, кто перед нами стоит? Но если тебя интересуют детали, то потерпи – в этом мне также должен помочь мой сын.
– Хорошо, итак – вся надежда теперь только на него. А что ты имела в виду, когда говорила, мол, как хорошо, что Соколова не будет с Меленковым рядом в эти выходные? – сам сказал, и сам почувствовал, как холодеет кровь.
– Думаю, ты и сам смог понять ход моих мыслей, но, боюсь, еще слишком рано.
– Рано для чего? Для того, чтобы убить великого Голиафа? Если эта теперь главная задача, которая не дает мне спать и есть, да и вообще жить, то долго мы ее будем откладывать еще?
– Не торопись, спешка здесь недопустима. Ты так говоришь, что убить Меленкова как комара прихлопнуть, проще простого? Неужели ты действительно так думаешь? Разумеется, ты смог бы спокойно пройти к нему в кабинет и простелить ему голову, потеряв и свою. Но разве ты смог бы это сделать?
Платон даже оцепенел от такой перспективы, и признался себе, что на такое он никогда бы не пошел, и совсем не из-за страха за собственную жизнь.
– Я не смог бы этого сделать.
– Я так и думала, и, в общем-то, не собиралась давить тебя в этом направлении, ведь, повторюсь, в моем сценарии ты останешься жив.
– Хотелось бы верить, – искренне признался Платон.
– Вот и хорошо, но не стоит торопиться, хотя времени у нас и маловато. Запомни, Меленков – моя цель.
– Да? И что ты хочешь сделать с ним? Задавить?
– Не совсем, но ты понял ход моих мыслей.
– Ты серьезно? Я вообще-то, шутил.
– А я нисколько, – жестко ответила Настя. – Единственная возможность убить его в моем состоянии, это подорвать весь его чертов кортеж.
Платон похолодел.
– Но ведь это невозможно, – почти шепотом сказал он. – Там же десятка два машин будет, плюс сопровождение, и практически все такой брони, что мама не горюй.
– Во-первых, Меленков не всегда передвигается в столь массивной компании, и ты был свидетелем тому, когда схватил его пулю там, на заправке. А по поводу непробиваемости его машин, то в этом мне также должен помочь мой сын.
Платон не нашелся что ответить, настолько был шокирован.
– Странно, ведь этот вариант настолько очевиден, что я вообще о нем и не думал даже.
– Бывает, – поддержала Настя, – не переживай. Нам главное просчитать и остановить последний теракт и сохранить твою жизнь. Кстати, по этому поводу я уже думала.
– По какому конкретно? – насторожился Платон.
– По поводу твоей жизни, глупенький. Как ты понимаешь, тебе придется исчезнуть навсегда.
– Да уж, если получиться.
– Денег у тебя, безусловно, достаточно, но все они хранятся на подконтрольных корпорации счетах, и ты, почему-то, совсем не накопил заначек за эти годы.
– Откуда ты все это знаешь?
– Еще не так давно я была жива, не забывай, и, безусловно, старалась контролировать людей, ближайших к Меленкову. Но забудем об этом. Не рекомендую тебе прикасаться сейчас к своим деньгам и делать ощутимые переводы, чтобы жить на них потом. Вообще будет лучше, если ты о них забудешь.
– Забыть? Но ведь там почти сотня миллионов евро?! – животное чувство собственности обожгло Платона.
– Не об этом сейчас думать должен, – прервала его Алмазова, – ты, как выяснилось, не слишком большой кутила, скорее дракон, который собрал в кучу море золота и возлегся на нем. В отличие от тебя, я была немного умнее, и смогла укрыть пятнадцать миллионов евро даже от Меленкова, и, как видишь, это нам пригодилось. Эти деньги хранятся в национальном банке Дубая, куда ты должен отправиться сразу, как только мы закончим здесь.
– В Дубай? – удивился Платон.
– Да, в суматохе, которую поднимут Соколов и Комитет, там тебя не должны искать первое время. После того, как заберешь деньги, которых, думаю, тебе хватит до конца жизни, отправляйся на остров в Карибском бассейне, координаты я тебе передам. Это наш с Толей остров, и никто о нем больше не знает, кроме верной прислуги, что выбирается иногда на материк за едой. Просто райский уголок, где есть все необходимое для жизни, даже склад самых различных консервов на несколько лет вперед и ядерный бункер на случай войны.
– Странно, зачем на острове бункер? – удивился Платон, словно и всего пересказанного уловил только это. – Ведь если по нему шарахнут ракетой, то он просто пойдет ко дну.
– Хорошо уловил, только вот кому надо тратить целую боеголовку на пустой остров, не подумал? Бункер там для того, чтобы укрыться от радиации, если будет необходимость.
– Хорошо, и что ты прикажешь, до конца жизни сидеть на этом острове, как Робинзон Крузо?
– Я вообще тебе ничего не приказываю, – ответила Настя, – просто предлагаю разумный вариант. Далее тебе решать – можешь вообще туда не соваться, сиди себе в Эмиратах, или езжай куда глаза глядят.
– Да, в Россию мне дорога будет закрыта.
– Боюсь, что да, по крайней мере, на ближайшие годы. Формально ты погибнешь, по крайней мере, для родных и друзей.
– Родных у меня нет, и это должно быть тебе известно. А вот с друзьями, конечно, сложнее.
– Понимаю, но тебе придется о них забыть, и поверь, это ради их собственной безопасности.
– Головой я это понимаю, а вот сердцем не могу, – тоскливо вздохнул Платон. – Не будем пока об этом. Давай поговорим о деле. Как я понял, до завтрашней встречи с твоим сыном мы практически ничего не можем предпринять и даже придумать.
– Совершенно верно.
– Хорошо, тогда вернемся к рассказу о Комитете. Ты говорила, что главная их центральная сила – Федеральный Резерв США. Что это за организация?
Настя ненадолго задумалась, словно собирая мысли.
– Самое главное, что тебе необходимо знать – это то, что Федеральный Резерв контролирует выпуск американской валюты, и, соответственно, имеет рычаги для ее обесценивания, если потребуется, что он и делал не раз за последние сотню лет.
Если тебя интересует его история, тогда слушай.
«Акт федерального резерва» – законопроект о создании центрального банка в Америке, написан на частном острове Моргана Джэкил, возле побережья Джорджии в 1910 году. Поскольку правительства и народ были против создания такого банка, Джон Морган ранее посеял панику в банковской сфере, распуская слухи о скором банкротстве одного из ведущих нью-йоркских банков. Представь себе, что это породило – люди бросились спасать свои вклады, требуя возврата своих денег у банка. Тот, в свою очередь, стал требовать возврата долга у своих должников, которые, в свою очередь стали продавать все, что у них было, лишь бы рассчитаться. Все это породило целую сеть банкротств и вызвало массовые беспорядки. Правительство вынуждено было создать комиссию по расследованию, которую возглавил сенатор Нельсон Олдрик. Он и внес предложение о создании центрального банка. Позже Олдрик станет членом семьи Рокфеллеров через брак.
Вудер Вильсон, который стал президентом благодаря финансовой поддержки банкиров, подписал этот законопроект в 1913 году. Позже Вильсон напишет, что раскаивается в произошедшем и осознает, как помог банкирам поработить американскую экономику. Он же скажет, что его правительство оказалось самым безвольным, самым подвластным и подконтрольным в мире, правительство под властью небольшой кучки людей.
Первый эксперимент федерального резерва был проделан мгновенно, с 1914-го по 1919-й годы он увеличил денежную массу в обращении на 100% и раздал кучу ссуд мелким банкам, а в 1920-м резко потребовал инкассации излишней денежной массы, что породило очередные банкротства, панику, кризис. Представь себе, что более 5400 мелких банков, живущих вне федеральной системы, обанкротились. Годом спустя конгрессмен Чарльз Линдберг сказал, что акт федерального резерва дает возможность создавать кризисы на научной основе. Нынешний кризис – первый спланированный и рассчитанный как математическое уравнение. Но паника 1920-го была только разминкой. С 1921 по 1929-й федеральный резерв снова увеличил денежную массу, что привело к росту займов банками и частными лицами. Также появился новый вид кредита на рынке акций, так называемый моржевой займ. Если просто, то моржевой займ позволял инвестору внести лишь десять процентов акций, а остальные девяносто он оставался должен брокеру. Он был безумно популярен в двадцатые годы, поскольку все играли на рынках акций. Но в этом займе есть одна хитрость – брокер в любой момент может потребовать уплаты долга, и его нужно вернуть в двадцать четыре часа. Это называлось моржевым требованием, и обычно оно вызывало продажу акций, купленных в кредит. Итак, за несколько месяцев до октября 1929-го года Джон Рокфеллер с коллегами тихо-мирно ушли с рынка акций, а 24 октября 1929-го нью-йоркские брокеры, которые выдавали моржевые займы, стали массово требовать уплаты по ним. Все стали быстро избавляться от акций, купленных в кредит, и это, разумеется, снова вызвало нехватку денежных средств. В итоге обанкротились уже шестнадцать тысяч банков, а члены Комитета смогли скупить большинство конкурентов и просто крупных компаний за сущие копейки. Величайшее ограбление за историю Америки, но на этом все не закончилось – вместо того, чтобы увеличить денежную массу, чтобы выйти из экономического кризиса, Федеральный Резерв, напротив, сократил ее, что привело в величайшей депрессии за всю историю.
Сенатор Луис Макфадон, который уже давно выступал против международных банковских картелей, во всем обвинил руководство федерального резерва и потребовал их отставки. Неудивительно, что после двух неудавшихся покушений Макфадон был отравлен.
Теперь, когда общество было разорено, банкиры решили, что надо бы отменить золотой стандарт. С этой целью они решили собрать оставшееся в государстве золото. Так, под предлогом борьбы с последствиями депрессии была объявлена массовая конфискация золота. Под страхом десятилетнего тюремного заключения каждый американец должен был сдать все имевшиеся слитки золота в казначейство. Так народ обчистили от последних пожитков. В конце 1933-го года золотой стандарт был отменен, и на всех купюрах после 1933-го исчезла надпись, что они обеспеченна золотом. Сегодняшний доллар – просто макулатура. Единственно, что дает деньгам ценность – это количество их в обращении, поэтому власть управлять выпуском денег есть власть регулировать их ценность, и этой властью можно поставить на колени целые государства и их экономики. По сути, Федеральный Резерв является государственным лишь постольку поскольку, он, безусловно, был скопирован с центрального банка Англии, из-под власти которого американцы уходили с кровью революций, но действует лишь в интересах кучки людей.
Вообще грабеж экономики есть лишь одна из сторон жизни Федерального Резерва. Другая сторона – это войны. Хозяева федерального резерва искали любые предлоги, лишь бы вступить в любую крупную войну, и даже когда правительство и народ были против, они придумывали самые изощренные способы, лишь бы склонить обстоятельства своей воле.
Взять для примера первую мировую войну, которая была начата практически с первым годом жизни федерального резерва. Президент Вильсон тогда объявил нейтралитет. Полковник Эдвард Хаус, помощник и наставник президента Вильсона, был тесно связан с Комитетом. История сохранила момент разговора его с сэром Эдваром Греем, министром иностранных дел Англии, в которой Грей спрашивает, что будет делать американский народ, если Германия потопит океанское судно с американцами на борту? Хаус ответил, что волна негодования захлестнет США и этого будет достаточно, чтобы вступить в войну. 7 мая 1915-го не без содействия сэра Эдварда Грея, корабль Лузитания был намеренно отправлен в воды, находящиеся под контролем немецкого военного флота. Как и предполагалось, немецкая подлодка торпедировала корабль, в результате чего погибли 1200 человек. США вступила в войну, что стоило американцам сотни тысяч жизней. Джон Рокфеллер заработал на этой войне 200 миллионов долларов, и это не считая 30 миллиардов американских расходов на войну, а большинство этих денег было занято из федерального резерва под процент.
Платон слушал все затаив дыхание и не перебивая, словно смотрел документальный фильм.
– Вторая мировая война, – продолжала Настя. – Атака на Перл-Харбор, послужившая причиной вступления США в войну. Президент Рузвельт сказал тогда, что этот день останется днем бесчестия. Лишь только спустя шестьдесят лет всплыли факты, подтверждающие, что не только было известно о нападении, но и сам факт его был провокацией. Не стоит забывать, что семья Рузвельта владела банками в Нью-Йорке начиная с восемнадцатого века, а его дядя Фредерик был в составе совета федерального резерва, поэтому ему было выгодно начать войну. За месяцы до нападения на Перл-Харбор Рузвельт сделал все возможное для того, чтобы разозлить японцев своими агрессивными выпадами – он прекратил все американские поставки нефти в Японию, он заморозил все японские активы в США, он делал публичные займы Китаю и направлял военную помощь Великобритании, которые были врагами Японии по войне. Вообще такие выходки противоречат международным нормам ведения войны. А четвертого декабря, за три дня до нападения, австралийская разведка предупредила Рузвельта о японских кораблях, движущихся на Перл-Харбор. Он игнорировал это, и, как и планировалось, седьмого декабря Япония напала на Перл-Харбор, убив две тысячи четыреста солдат. До Перл-Харбора восемьдесят три процента американцев не хотели вступать войну; после Перл-Харбора один миллион вступили в армию добровольцами.
Важно понимать, что своей военной мощью нацистская Германия обязана двум организациям, одна из них – И. Г. Фабрен. Она производила более восьмидесяти процентов немецких взрывчатых веществ, а также «циклон Б», которым уничтожались миллионы в концлагерях. Одним из неназванных партнеров И. Г. Фарбен была компания Джона Рокфеллера «Стандарт Ойл». На самом деле германская авиация не смогла бы летать без продукции «Стандарт Ойл». Бомбардировка Лондона фашистской авиацией стала возможна благодаря продаже «Стандарт Ойл» нефти немецкой И. Г. Фарбен на двадцать миллионов долларов. Это лишь малая часть того, как Комитет поддерживал обе стороны в войне. Другая предательская организация, достойная упоминания – нью-йоркская «Юнион банкинг». Она не только во многом финансировала приход Гитлера к власти, и не только занималась военными поставками – через нее отмывались нацистские деньги. Позднее было подтверждено наличие миллионов нацистских долларов на нее счетах. На «Юнион Банкинг» был наложен арест за ведения операций с противником во время войны. Кто же был директором и вице-президентом этого банка? Прескот Буш, отец Джорджа Буша-старшего, и дедушка Джорджа Буша-младшего.