На шум в палату прибежала медсестра, оценила обстановку, убежала снова и вернулась уже со шприцами. Вколола всем, кроме Ларисы, по уколу, Лене и Инне больше для профилактики, хотя и они уже лили слезы, а Катерине по острой необходимости. И только Лариса, распятая капельницей, казалась спокойной. У нее хорошая тренировка по выдержке, но из уголков глаз все же тихо струились соленые ручейки.
Часы посещений, как обычно, с пяти до семи. Это особое время в больничном распорядке. Это лакмусовая бумажка твоей необходимости и состоятельности в жизни. И нигде, как в больнице, и может быть, в пионерском лагере в родительский день, не ощущается просто-таки космическое одиночество, если к тебе никто не приехал. К Лене пришла подружка с кипой глянцевых журналов, чтобы болящая не скучала. К Инне ее молодой муж с цветами. Он, конечно, не был таким уж юным, на вид лет за пятьдесят, но общались они подстать своему семейному стажу – нежно и трепетно. Держались за руки, он ей что-то шептал на ухо, и Инна просто таяла от этих, одной ей принадлежавших слов. Много ли надо женщине, чтобы чувствовать себя счастливой! Хотя бы иногда.
Прошел час из двух отведенных под встречи с близкими. К Катерине пока никто не пришел, и к Ларисе тоже. Обе вышли в коридор, чтобы, якобы, не мешать общению соседкам по палате со своими посетителями. Но обе были напряжены и явно ждали, когда же и к ним придут. Здесь, в больнице, это очень важно, может быть, даже выздоровление пациентов зависит от визитов родных и любимых. Ну вот, и к Катерине пришел сын, широкоплечий красавец с кучей пакетов с гостинцами, и они побрели в дальний конец коридора к окну. Лариса тоже повернулась к окну, у которого стояла. На улице сыпал огромными хлопьями пушистый снег. Она вспомнила, что без малого четверть века назад, в день их свадьбы была точно такая же погода, и ее розовый костюм, выступавший в роли свадебного платья, припорошило снегом, когда они фотографировались во дворике Дворца бракосочетаний, и на фотографии она получилась все же в почти белом воздушном наряде. Потом снег, конечно, растаял, как и что-то в их отношениях, оставив лишь след на фотобумаге.
Привет, – услышала она за спиной до боли родной голос и обернулась.
Привет.
Ну, как ты тут? Как себя чувствуешь, как условия? – засыпал вопросами Саша.
Да ничего, все терпимо. Ты как? Завтракал сегодня или так и ушел на работу голодным? – поинтересовалась Лариса, зная эту привычку мужа: если она завтрак не подаст, он так и уйдет, ничего не поев.
Да ты не волнуйся за меня, я и на работе могу перекусить.
Как дома? Феликса-то бедного хоть кто-нибудь выгулял?
Да, Маруська гуляла с ним утром, и, судя по ее не проснувшемуся виду, далось ей это нелегко.
Ну и хорошо, что все хорошо, – улыбнулась Лариса.
Как я рад, что ты улыбаешься, – Саша прижал Ларису к себе. – Я так вчера испугался за тебя. И за себя тоже.
А за себя-то почему?
Да не смогу я без тебя, – так просто сказал Саша такие важные для Ларисы слова. От них даже ее усталому и больному сердцу стало легче.
Не волнуйся, я поправлюсь.
Лариса пошла проводить Сашу до выхода из отделения. На площадке у лифтов стояла Катерина с сыном. По тому, как она обняла и поцеловала его, показалось Ларисе, что Катерина прощается навсегда. «Тьфу ты, подумается же такое», – Лариса быстро отогнала нехорошую мысль. Проводив родных, Катерина и Лариса вместе вернулись в палату, где Инна, счастливо улыбаясь, созерцала букет, а Лена, тоже, в общем-то, довольная, листала новые журналы. Лариса подошла к окну, чтобы еще раз увидеть мужа. Вот он вышел, обернулся, нашел глазами жену, хотя они и не договаривались, и помахал ей рукой. Лариса помахала в ответ, и на ее движение к окну подошла Инна, посмотреть, кому это так улыбается соседка. Увидев, с кем Лариса общается, она вздрогнула и отступила на шаг назад. Хорошо, что никто не заметил странноватого поведения Инны, особенно Лариса, потому что тот, кто махал ей рукой, был не кто иной, как тот самый незабвенный бывший любовник Инны, про которого она сегодня и откровенничала с соседками по палате. Но этого, к счастью, не узнает никто.
Девочки, угощайтесь, – Катерина раскладывала принесенные пакеты с гостинцами по кроватям соседок.
Катя, спасибо, конечно, но не стоит, нам же тоже принесли. Лучше давайте устроим пир в честь нашего скорейшего выздоровления, – предложила Лариса.
А давайте, – поддержали ее соседки.
Через пять минут больничные тумбочки ломились от угощений. Тут были и ароматные домашние котлетки, и отварная картошечка, и всевозможные фрукты и сладости. Даже «выпить» нашлось: разнообразные соки и даже какой-то чудодейственный травяной настой, принесенный подругой Лены. «Девчонки» с аппетитом уплетали вкусности, смеялись, что-то рассказывали друг другу. Особенно жизнерадостной выглядела Катерина, но к ночи ей неожиданно стало плохо. Прибежавший дежурный врач, сделав кардиограмму и посмотрев результат, быстро распорядился отвезти Катерину в реанимацию. А Лена, Инна и Лариса еще очень долго не могли уснуть. Молча лежали в темной палате и мысленно молились за Катерину. Да и за себя тоже, ведь человеческая жизнь – штука ненадежная.
На рассвете Катерина умерла. Она хотела этого, а, как известно, чего хочет женщина, того хочет Бог. Она хотела быть с любимым. Не на этом свете, так на том. Таково уж женское начало. И женский конец.
Сердце
Она его любила. Все в коллективе это знали, и каждый день начинали с обсуждения их взаимоотношений…
Сегодняшнее утро в отделении кардиохирургии городской больницы ничем не отличалось от предыдущих. В залитой солнцем ординаторской шли обычные утренние переодевания: халатики, шапочки, босоножки. Но белые халаты теперь почти не носят. Им на смену, по западному образцу, пришли цветные, нежных жизнеутверждающих тонов – светло-зеленые, голубые, сиреневые. Больных нужно стимулировать к жизни, ежеминутно напоминая им, что мир прекрасен, разнообразен, а вовсе не черно-бел. Хотя белый цвет – это ничто и все одновременно.
Да не будет у них никогда ничего, – одевая почти на голое тело сиреневый халатик, стояла на своем дородная, с копной рыжих вьющихся волос Майя.
Ну почему ты так уверена? Иногда любовь такие неприступные стены берет, – не соглашалась с ней высокая, стройная, черноволосая, с благородной гладкой прической, Ирина.
Да потому что Андрею никто не нужен, кроме самого себя, в принципе!
В дверях появилась Надежда. Операционная медсестра Надежда Светлова. Хрупкая молодая особа, любимица всего отделения, включая больных.
Привет, Надюшка, – почти хором приветствовали ее Майя и Ирина. – Плюнь ты на него, – не унималась Майка.
Хорошо, хорошо, девочки, не волнуйтесь за меня.
Правда, Надюш, он не стоит твоего сердца, – уговаривала Ирина.
Кстати, о сердцах. Нам пора, девочки, на планерку. Сегодня три операции, – смущенно улыбаясь, сказала Надя.
…Ежеутренний общий сбор, именуемый планеркой, был сегодня особо деловит, без обычных шуток «зава» Льва Александровича про бурные ночи, забытые головы и отданные сердца. Три сложнейших, дорогостоящих операции по новой методике, которую отделение освоило всего-то пару месяцев назад – тут не до шуток. Сергей Владимирович, дежуривший этой ночью, сообщил, что состояние пациентов удовлетворительное, к операции они
готовы. Андрей, которому и предстояло делать эти операции, слушал доклад дежурного врача внимательно, сосредоточенно, чуть сдвинув густые брови. Он всегда перед операциями был молчалив и собран.
Надюшка это его состояние знала, и по пустякам не отвлекала. Она и сама испытывала нечто похожее и понимала, что и от ее собранности зависит успех операции. «Никаких своих сердечных дел!» – как обычно сказала себе медсестра Светлова и отправилась в операционную раскладывать инструмент. А свое рвущееся к Андрею сердце она на время мысленно забинтовала и анестезировала. Сейчас важнее чужие сердца. Три мужских послеинфарктных сердца, не выдержавших чего-то в своей жизни. Чаще всего «ломаются» именно мужские сердца, видимо, женские выносливей. И вот теперь «бог» Андрей через маленький разрез на бедре по кровеносным сосудам введет им маленькую пластиночку в сердце, и она превратится в большой щит, который и спасет от превратностей судьбы. Новая щадящая методика – резать чуть-чуть и совсем не там, где и так все горит огнем и болит – еще мало освоена и очень дорога.
Все было готово к первой операции. Анестезиолог уже колдовал над пациентом. Андрей с вытянутыми вперед вымытыми руками подошел к Наде. Она привычными движениями одела ему перчатки, белый халат с завязками на спине. В операционной, по-прежнему, все было белым. Пока Надежда ловко справлялась с завязками, туго спеленатое сердце все же предательски екало. Хирургу Андрею Матвееву и операционной сестре Наде Светловой было достаточно короткого взгляда, чтобы настроиться друг на друга. Андрей мог бы и не произносить потом вслух: «Скальпель», «Кетгут» и тому подобные слова, потому что любимая операционная сестра Наденька понимала его без слов. Он ценил это. Он привык к этому за два года. Он, в конце концов, уже не мог без этого обходиться… На работе… Только на работе. Такое редкое взаимопонимание с Надей не помешало ему полгода назад жениться, ведь любят порой не тех, кто понимает, а тех, кого не понимают. Сердцу не прикажешь! Своему. С чужими получается лучше.
Все три операции прошли блестяще. «Сердечных дел мастера» хирург и операционная сестра работали слаженно и точно. Профессионалы всегда работают красиво, а живут как получается. Длинные тонкие пальцы Андрея, за которыми так любила наблюдать Надя, двигались уверенно и нежно. Как ей мечтались, особенно по ночам, его прикосновения, такие же уверенные и нежные! Но это потом… Это будет потом… Потом она придет к своим подружкам в ординаторскую усталая, но счастливая. Они будут пить чай, и Майка опять скажет:
Надька, да плюнь ты на Андрея, – она увидит в ней только усталость.
А Иришка ее поддержит:
Надюша, не разрывай себе сердце.
Разве могут они знать, то ли нелюбившие, то ли разлюбившие, что ее сердце работает нормально только, когда рядом Андрей. И пусть их связывает только работа, зато эта работа получается у них лучше всех. Это их дитя любви, их ночи и дни. Но Надежда ничего не станет объяснять подругам. И лишь смущенно улыбнувшись, скажет:
Не волнуйтесь за меня, девочки. У меня все хорошо.
Но это будет потом…
А сейчас только работа, шесть непрерывных часов работы. И вот все позади, операции закончены.
– Спасибо тебе, Надюшка, за хорошую работу, – улыбаясь, сказал Андрей. Снял маску с лица и чмокнул свою любимую медсестру куда-то в уголок глаза – единственное открытое место. Остальное спрятано под белой маской, белой шапочкой и белым халатом. Все-таки, белый цвет – это ничто и все одновременно.
Это ты – бог, а я лишь твоя верная помощница.
…Три мужских сердца спасены и укреплены, они будут еще долго-долго любить. Если захотят. Сердцу ведь не прикажешь! Оно само решает, любить ему или нет.
Ненужная любовь
или «Спасибо не говори…»
(роман в SMSках)
«Я сейчас умру с тоски» – прочитала я на дисплее сотового телефона, минуту назад поднятого с земли около старой изогнутой сосны. Вообще-то мы приехали в лес за грибами, но первой моей находкой стал чужой мобильник. Я вертела в руках маленькую серебристую «шкатулку» чьих-то тайн и думала о том, что чужие письма читать нехорошо. Но пальцы как-то сами нажали на кнопку, и на экране высветился очередной крик чужой души:
«Солнце-е-е, ты где? Ответь мне. Ну, хоть что-нибудь ответь! Не молчи».
«Кто кого просит: она его или он ее?» Любопытство взяло верх, и я снова нажала на кнопку.
«Что мне сделать, чтобы ты меня простила?»
«Стоишь! Даже больше, чем я думаю. Ты просто не знаешь себе цены! Ты мне дорога, как жизнь, и я больше всего на свете боюсь потерять тебя навсегда. Жаль, что ты этого не понимаешь».
Накал чужих страстей усадил меня на ближайший пенек. Вопросы роились в моей голове, выныривая на поверхность один за другим, как головастики в пруду. «Почему Она не может понять, что нужна Ему? Или не хочет? За что Она должна Его простить? Кто Она и какая? И вообще, Она потеряла телефон или выбросила?»
В надежде найти хоть какие-то ответы, устроившись поудобнее на пеньке, я принялась читать дальше чужие послания, уже не задумываясь, хорошо это или не очень.
«С добрым утром, любимая!»
«(Наверное, не слышит. Попробую еще раз. Погромче.) Доброе утро, солнышко!»
«Я уже на работе. За тобой приехать?»
«Откуда поедешь? Я хочу».
«Тебя… отвезти куда-нибудь».
«SOSкучился»
«Спасибо тебе, мой Повелитель!»
«Я у твоих ног, спасибо не говори…»
Я посмотрела на свои ноги. Около них копошились только муравьи. Сидение на пеньке давало о себе знать, и я с хрустом потянулась. Вдруг мне захотелось оказаться на месте этой Незнакомки, чтобы все эти ласковые слова предназначались мне. Я даже зажмурилась от потенциального удовольствия. А может, это просто солнце просочилось сквозь густую сосновую хвою…
«Ну, как дела, солнечнозарная?»
«Я тебя целую. Как освободишься, может, пообщаемся?»
«Как воспитание ребенка? Что он такого натворил, что ты ему посвятила целый вечер? Есть отказывается или жениться собрался?»
«Про моего скорее второе», – вздохнула я и полезла в карман за сигаретой. «Вот и сейчас он где-то с друзьями, а может уже и с подругой. А еще совсем недавно с удовольствием поехал бы со мной в лес. Значит, у Нее тоже есть взрослый сын, и Она не так уж и молода. А муж у Нее есть?»
«Ты у телефона. Спокойной ночи, солнышко! Постарайся мне присниться».
«Доброе утро, сладкая!»
«Спи, котенок. Хороших снов».
«С добрым утром, моя любимая красивая женщина!»
«Пошел спать. Доброй ночи, моя лапочка! Чмок-чмок-чмок. Спокойных снов не одной».
Это уже было ближе к ответу на мучивший меня вопрос про мужа. И в награду за терпеливое перелистывание бесконечных утрене – вечерних пожеланий я, наконец-то, прочла:
«С мужем – это хорошо. Счастья тебе, куколка»
«Как зачем? Чтоб было. Муж же рядом».
«Хороша кукла! При живом – то муже любовь крутит! Вот если бы у меня был муж… А у меня ни мужа, ни любви, ни таких посланий…» Чтобы скинуть с себя навалившуюся грусть-печаль, я прямо-таки щучкой нырнула в чужое море любви.
«Я люблю тебя».
«Поехали завтра вечером куда-нибудь».
«А куда захочешь! Завтра ты повелеваешь».
«Я хочу тебя».
«Вот так всегда, блюстительница нравственности! А я все равно тебя хочу. Сильно».
«А кто не рискует, тот… того ты не любишь».
«Чмок – чмок – чмок – чмок – чмок…»
На тридцать шестом «чмоке» я подскочила от неожиданности: зазвонил мой собственный мобильник. Подруги интересовались, не похитил ли меня добрый молодец или не нашла ли я клад вместо грибов и теперь «над златом чахну»? Я ответила, что нашла кое-что, имеющее отношение к добру молодцу, только не поняла пока, клад это или помойное ведро.
«Я их тоже не люблю. Твои отъезды. Может, ты просто не умеешь их готовить?»
«Ладно, не буду мешать сборам. Сосредоточься. Целую. Обнимаю крепко».
«Я по тебе скучаю, солнышко. Чем занимаешься?»
«И берега у меня нет, и тебя у меня нет, и дождь у нас идет, и холодно у нас».
«Люблю, когда ты много пишешь! Мне так приятно это читать. Ну, расскажи, расскажи еще что-нибудь»
«Связь, я думаю, у нас с тобой хорошая. Это прием у тебя плохой».
«Да нет, еще с утра. Ничто не должно омрачать твой отдых. А ты, наверное, обрадовалась, что отключат. А то он уже задолбал своими SMSками. Хоть побуду в тишине!»
«Я хорошо о тебе думаю. Я тебя отвлекаю! Я тебе мешаю! Я тебя отрываю! Я тебе надоедаю! Я тебя замучиваю! Я ставлю тебя в неловкое положение! (ты не жалуешься)»
«Он Ей не нужен! И любовь Его не нужна! А Он это понимает, но ничего поделать с собой не может!» От внезапного открытия я даже вскочила с пенька и принялась расхаживать взад-вперед. Ну конечно, у Нее есть муж, сын, а этот… добрый молодец только жизнь Ей осложняет. Ну почему кому-то лишнее, а кому-то не хватает?! Я ведь Ей позавидовала, захотела оказаться на Ее месте. А теперь мне стало жаль Незнакомку. Да и добра молодца жаль – любит Он Ее, действительно, любит и мучается.