ДНИ И НОЧИ СТАЦИОНАРА
На самом деле много про массаж не скажешь — выйдя на крейсерский режим, новая жизнь полетела плавно и без происшествий. Конечно, перемежаемая казусами и смехом, но об этом — в порядке поступления. Сейчас же пришла пора познакомиться с новым коллективом. Не совсем новым, если быть точным, — все-таки ночная и дневная жизнь пересекались утрами и вечерами, и даже изредка днями, когда сторожа приходили что-нибудь прибить или передвинуть мебель. Но пока сторожа не стали массажистами, общение в основном имело эпистолярные формы. Иногда, приходя на дежурство, сторожа находили записки:
В ординаторской на шкафу с посудой, грассирующим почерком заведующей: "Товарищи охранники, принесите свои кружки. Просим нашу посуду не использовать".
— Сучки! — возмутился сторож И. — Вообще перебью все бейсбольной битой! И ведь заметила! Я ж кружку ставлю на то же место в той же позиции! А про убыль варенья из банки — ничего. Это что, немой укор? Нет, вы скажите, это намек?
На платяном шкафу в кабинете иглоукалывания и иридодиагностики: "Стража! Прошу не курить в кабинете!". Или: "Стража! Прошу не трогать мои туфли!".
— Все врачи страдают шизопаранойей, — сказал сторож У. — Нахера нам трогать ее туфли? Вот если бы она трусики оставляла… Я в этот кабинет вообще не заглядываю.
Сторож Х. промолчал, потому что он в этом кабинете наткнулся на переводные (с японского, китайского, корейского) книги по рефлексотерапии, и некоторые ночи посвящал их изучению, пытаясь выработать единую схему циркуляции энергии ци, переведя ее на двоичный код "Книги перемен" и увязав меридианы со знаками Зодиака, соответствие которым в свою очередь он пытался найти в линиях ладони. В перерывах он, конечно, курил в форточку, открывал шкафы, брал в руки туфли и даже нюхал белый халат на плечиках, думая, что иридодиагност (короткая стрижка, черные глаза, острый язык) должна быть очень даже активна — прямо тут, на этой кушетке (правда, кушетка деревянная и шаткая)… Она ходит по коридору так быстро, что полы ее халата приобретают стреловидную геометрию, она смотрит искоса, когда ты не смотришь на нее (думает, что я не вижу), и это — признак, что с ней нужно поработать. Она углубленно изучает свое дело — как иголки, так и диагностику по радужной оболочке глаза, и готова обследовать для статистики даже сторожей. Увидев в коридоре сторожа И., уже седого в свои тридцать, сказала:
— Гриша, зайдите ко мне, пожалуйста, я ваши глаза посмотрю.
— Может, в следующий раз? — спросил сторож Х., беспокоясь за репутацию сторожей вообще (мы же помним непредсказуемость сторожа И.), и думая о хрупкости аппаратуры и конституции доктора в частности.
— Почему же в следующий? — сказал вредный И. — Может следующего уже не будет…
И вошел в кабинет.
Они сидят по обе стороны специальной лампы, их глаза соединены сложной системой линз, призм и световых лучей. Установка сияет щелями в зашторенной комнате. Слышно шумное дыхание сторожа И. Наконец врач З. начинает говорить:
— Вижу предрасположенность к гипертоническим кризам (сторож Х., подслушивающий у приоткрытой двери, кивает — И. ушел в академ с четвертого курса именно "под давлением"), возбудимость нервной системы (Х. кивает), гипертонус желчного пузыря и протоков, поджелудочная в связи с этим…
— Бля, — сказал сторож И., не шевелясь.
— Что?
— Ничего…
— И дальше… Гриша, у вас удивительная голова. Вы слишком много думаете. (Гриша заерзал. Х. завистливо переступил у двери — эти слова должен был услышать он!). Вашему мозгу уже не меньше шестидесяти. Он изношен. Атеросклероз сосудов — вот откуда ранняя седина… Так я и думала, все подтверждается… Ой! — вскрикнула она, когда в ее глаза воткнулись трубки с окулярами.
Оттолкнув столик с лампой, сторож И. резко встал и метнулся к двери. Сторож Х. успел отпрянуть, дверь распахнулась ударом. Гриша остановился на пороге, повернулся и сказал:
— Пошла ты нахуй со своим атеросклерозом! Другим мозги еби, иридо, твою мать!
И улетел, размахивая руками.
Доктор З. выбежала в коридор, но там стоял только сторож Х., и волосы его шевелились от ветра, поднятого болидом И.
— Да, — сказала она обеспокоено. — Такой молодой, а уже нарушение кровообращения. Мозгового… Зря он убежал, я б ему рекомендации дала. Вы его уговорите, пусть еще раз придет. Бедненький…
ВЛИВАНИЕ
Дневной коллектив состоял из одних женщин — врачей, медсестер и санитарок, — и обе стороны, разделенные гендерным, как сейчас принято выражаться, барьером, с интересом присматривались друг к другу. Вскоре после вступления двух сторожей в массажную деятельность, случился праздник — Международный женский день. В ординаторской под конец рабочего дня был накрыт стол, — несмотря на голодное время, он ломился и сверкал. Горели свечи, женщины изображали светских львиц, новые массажисты купались в ароматах и шелесте платьев. Двое мужчин были точками конденсации, если заимствовать термины, а может и точками концентрации напряжений. Коллектив раскололся на две группы, которые, вращаясь вокруг массажистов, перетекали одна в другую, завихряясь и считывая информацию с объектов исследования. Но эти хороводы возникали не стихийно — их заводили две главные соперницы, уже знакомые нам завстационаром невропатолог Л. и рефлексотерапевт-иридодиагност З. - блондинка и брюнетка. Ровесницы, старше наших героев на три года, они сразу возглавили праздник, мягко конкурируя и по-дружески пикируясь.
— Я хочу выпить, — поднимала свой бокал З. - за нашу заведующую, красавицу, натуральную блондинку, что редкость в нашем гидропиритном мире, а главное — за ее выдающиеся административные способности!
Чтобы понять тост, нужно знать, что Л. считала себя выдающимся врачом и тоже пыталась лечить иголками после двухнедельных курсов повышения квалификации. Поэтому в ответ она пыталась уязвить соперницу:
— Ну, про мою красоту ты лукавишь, — у меня был только один муж, а у тебя уже третий, и еще очередь за ним стоит! Спрос говорит сам за себя…
И они, дружески улыбаясь, чокались. Возможно, такими обоюдоострыми они были только в присутствии свежих мужчин. И мужчины уже отметили, что именно эти две особи в белых душистых халатах могут стать возбуждающим фактором их тяжелой дневной работы.
Когда было выпита половина стоящего на столе, массажист Х., оценив степень румянца женских ланит, предложил потанцевать. Он предложил это сидящей рядом З.
— Ты сначала Л. пригласи, — на ухо сказала она. — Субординация, сам понимаешь.
Л. с удовольствием отозвалась на приглашение, он поставил свою волшебную кассету, и вот уже они скользят в полутемном коридоре. Массажист У. еще не дошел до танцевальной кондиции, поэтому в коридоре больше никто не танцует.
Неожиданно для Х. его партнерша захватила инициативу. Она начала рассказывать про свою жизнь, про своего мужа-негодяя. Который изменил ей, она была в шоке, она не могла представить, не могла простить (слезы показались на ее прекрасных глазах — написал бы тут настоящий писатель), и существовать вместе было уже невозможно, несмотря на то, что он просил прощения на коленях… Массажисту стало скучно, однако он терпел, зная, что уметь выслушать — уже полдела. Но когда он понял, что танцуют они уже долго, а главное еще не сделано, перешел к решительным действиям.
— Да все мужики — уроды, — сказал он, стремительно врываясь в доверчивую женскую душу. — Мне жалко женщин. Как бы они ни искали, достойных просто нет.
— Неужели ты тоже? — спросила она, мерцая в темноте мокрыми глазами.
— Конечно. Хочешь правду? Вот я танцую с тобой, слушаю, а сам думаю — несколько минут нечаянной и дозволенной близости мы используем не по назначению. Танец — это ритуал, допускающий самое широкое толкование. Я держу в руках самую красивую женщину, мы движемся под музыку, полумрак, мои пальцы могут скользить по ее спине… вот так… подбираясь к оголенной шее… касаясь ее… а мои губы могут шептать ей на ушко вот эти слова… и даже невзначай касаться ее ушка… вот так… и вдыхать аромат ее волос… скользить губами по ее щеке… к ее губам… которые приоткрываются навстречу…
И они, естественно, поцеловались.
— Голова закружилась… — сказала она. — Все, надо увольняться. Целуюсь с малознакомым мужчиной…
— С уродом…
— Не наговаривай на себя…
И они еще раз поцеловались.
Вдруг из маминой из спальни… Нет, ноги доктора З. хоть и были кривоваты, но той особенной, порочной, возбуждающей кривизной, которая всегда нравилась сторожу Х. Итак, из кабинета послышалась ожесточенная дробь каблуков, и с криком "Кадриль моя!…" в коридор выскочила доктор З. Она подтанцевала к паре, схватила массажиста Х. за руку, выдернула из объятий Л. и, продолжая бить чечетку, потащила по коридору. Мелькнуло, удаляясь, удивленное лицо Л. Массажист Х., чтобы сгладить, начал подпрыгивать, имитируя кадриль. Л. постояла и ушла в кабинет. Грохот тут же прекратился, и пара поплыла под "Энигму".
"Переходящее красное знамя, — подумал массажист Х. — Не будем терять инициативы".
— …Пришла оригинальная мысль, — сказал он, запуская нежность в ладони, лежащие на ее спине. — В отличие от народных танцев, высвобождающих коллективное начало, медленный танец — это союз двух индивидуальностей, дозволенная близость. Ритуал такого танца допускает самое широкое толкование. Я держу в руках необыкновенную женщину — сочетание ума и красоты пугает, но и возбуждает. Где, кроме танца, представится возможность обнять ее в полутемном коридоре, скользить пальцами по ее спине к оголенной шее, гладить ее… вот так…
— Спокойно! — сказала вдруг З. и больно ущипнула Х. за плечо. — Я уже третий раз замужем, и поняла, что дело не в том, что мужики плохи, а во мне самой. Но мой интерес к очередному мужу иссякает только на третий год совместной жизни, — а у меня пока идет второй. Так что, никаких поползновений. Мы с тобой будем вести умные беседы. Я даже на массаж к тебе пока не решаюсь. Хотя, все пациенты хвалят, особенно им нравится психологическая обстановка вашего кабинета, говорят, весело там. Так что решусь, может. Хотя, — она приблизила губы к самому уху Х. - стра-ашно!
— А вот это уже интересно, — сказал он в ее ухо, касаясь губами. — Фобии надо лечить, могу помочь. Буду ждать…
— Жди, жди, негодяй…
И они вернулись в комнату к общему веселью.
Там уже все смешалось. Массажист У. сидел рядом с Л. и пытался налить ей вина, целясь пьяным горлышком в рюмку. З. села на свободное место по правую руку Л.
— Дай-ка я сама, — сказала Л., забирая у массажиста У. бутылку. Она взяла в правую руку бокал, в левую — бутылку и, дождавшись очередного взрыва смеха, смеясь вместе со всеми и не глядя на опущенные под стол бокал и бутылку (массажист Х., случайно глянув, уже понял, что сейчас будет), плеснула из бутылки красное вино мимо бокала прямо на колени З., обтянутые зеленым с искрой платьем. И тут же повернула голову со словами:
— Ой, прости, пожалуйста, я тебя облила…
Но З. рядом уже не было — она почему-то сидела в другом конце дивана. Оглянувшись, усмехнулась:
— Все нормально, ты на пол попала…
Массажист Х., с восторгом посмотрев битву титанок, позвал массажиста У. покурить. В туалете массажист У., уперевшись в кафельную стену лбом, сказал:
— Опять перепил, блин! Но какая женщина! Пока вы там с З. танцевали, Л. затащила меня в рефлексокабинет и засосала так, что чуть наизнанку не вывернула. А потом сказала, что девушек мне назначать не будет…
— Слава богу, спасся, — перекрестился Х.
Когда вернулись, на столе царила разруха, и З. говорила смотрящим в ее рот женщинам:
— …Недаром же сказано: все мужики — козлы, все женщины — бляди…
Переступая порог и слушая эти слова, массажист Х. возликовал — какая же тут свободная обстановка, не хуже чем в армии, — мы явно сработаемся! И влился, полностью раскрывая карты, защищая женщин:
— А я люблю блядей…
Общий смех пресекся. Все повернули головы и с недоумением посмотрели на улыбающегося массажиста Х. Рядом с ним согласно хихикал массажист У.
З. насмешливо оглядела Х. с ног до головы и процедила:
— Кто хочет, тот услышит. Я сказала: бед-ня-ги!
ДЕБЮТ НЕГОДЯЯ
Это грустная история. И не потому, что сторож У. влип. Нет, он не влюбился, как может подумать сентиментальный читатель. Просто отныне за ним был установлен строгий надзор. Ему перестали назначать девушек и молодых женщин. Старики и старухи — вот контингент, на который был обречен мужчина во цвете лет волею его начальницы, невропатолога Л. Харассмент! — воскликнет подкованный читатель, но мы парируем: сам виноват, не надо было целоваться в рефлексокабинете, не просчитав последствий. А теперь — добро пожаловать в ад! — смеялся счастливо избегнувший массажист Х. Массажист У. был более мягок — его характеризует тот факт, что, имея с начальницей непосредственный контакт, он продолжал называть ее по имени-отчеству даже наедине с другом.
А тем временем по закону сообщающихся сосудов, молодость с листками назначений устремилась в кабинку массажиста Х. Нужно вспомнить, что уже вовсю бушевала весна, орали по ночам коты, протекала крыша, и кровь уже была отравлена гормонами различных видов. Ну как можно работать, когда под твоими руками вздрагивает и покрывается мурашками (золотистые волосики дыбом) молодое женское тело, а в окне синее-синее небо, черные, оседающие в воду сугробы, и солнце из окна падает прямо на ее ноги, и они сияют, повергая сердце массажиста в трепет и превращая его лечебные ладони в коварную нежность… (Думайте, мущщины, прежде чем отпустить своих жен на подобные мероприятия!).
Однако массажист Х. пока и не вознамеривался использовать свое служебное положение. Он просто массировал, наслаждаясь и стараясь доставить наслаждение отдельным пациенткам, приучить их к своим рукам, чтобы вечерами они вспоминали о их скольжении по их спине, животу, ногам, чтобы весь следующий день думали, что скоро снова лягут на эту ласковую кушетку… Он тренировался, запоминая эрогенные зоны, приемы касаний, кожные реакции, смену ритма дыхания, тембра голоса, вздроги и ахи, приоткрывшийся вдруг ротик, моменты, когда нужно прекращать отвлекающие разговоры, чтобы она чувствовала только его руки, только эти руки… Он уже начал подозревать, что женщина любит вовсе не ушами, а кожей, что главное в нашем деле — женщину раздеть, или хотя бы добраться до кусочка голого тела, а там — одна только ловкость рук…
Но идти дальше ему все еще не позволяли остатки чести и совести. Он и наслаждался и страдал от такой работы. Поэтому нужно было канализировать разрывающее его напряжение — и не где-то вне, или ночью, а прямо здесь и сейчас. Иридодиагност З. пока на массаж не приходила, — только поболтать в перерывах.
А на первом этаже в лаборатории появилась новая медсестра. Она только что устроилась, но уже поразила массажиста Х. обесцвеченным каре, серо-зелеными глазами, ушитым коротким халатом, обтягивающим голодную стать. "Волчица", — подумал он, увидев, как она идет по коридору — как по подиуму, нахально глядя в глаза, — и пригласил ее на массаж.
— Как коллега коллегу, — сказал он, держа под уздцы вставшего на дыбы.
Первые три сеанса массажист Х., обрабатывая длинную узкую спину медсестры Э., непрерывно говорил, нащупывая бреши. Девушка, несмотря на свои двадцать, оказалась давно замужем, с юмором и не стеснительной в выражениях. На третий сеанс он, завершая поглаживания, прикоснулся к ее спине губами и заскользил вдоль позвоночника к шее.
— Э-эй, — сказала она, не поднимая головы. — Я сюда пришла, чтобы меня массировали, а не лизали!
Массажист, не смутившись, накрыл ее простынкой ("ну полежи, полежи") и вышел из кабинки. Потом они покурили вместе в пристрое, где велись отделочные работы, и который использовался персоналом в качестве курилки. На следующий сеанс он попросил массажиста У. оставить его наедине с медсестрой-пациенткой и повторил опыт. Замечаний на этот раз не последовало, и когда все случилось, она блаженно вздохнула, потягиваясь: