Очнулась я от чувства жжения в спине, будто под ней сковородка. Оказалось, я заснула. Даже не надев трусов на горячей чердачной трубе. Села на ветровой куртке, оделась. В промежности – жуть, все сухо и противно. Пыли, наверное, набилось… Не к добру это! Поморщилась, огляделась – Ветер сопит на грязнющем полу у моих ног. Мне это показалось забавным, я тихо рассмеявшись потрогала его босой ногой.
– Вот, Ветерок, теперь и ты моя рабыня! Валяешься в пыли у ног Госпожи Дики, по всем правилам садизма!
Он недовольно заворочавшись, резко скинул с себя мою ножку. А вот это обидно! Посопев, я встала и обувшись, пошла исследовать наше сегодняшнее пристанище. Темнотища, пылища – жуть!
– Блядь!! – это я башкой обо что-то долбанулась.
Вдруг стало страшно, и я почти бегом, на ощупь выставив руки перед собой, помчалась назад, к Ветру. Там откуда-то слабенько свет сочится, и видно хоть что-то, силуэт Ветра. Он не проснулся. Я села на трубу, и надувшись, сложила руки между колен, смотрела на него. Ну как же так? И чем себя занять – мне ску-учно! От нечего делать, принимаюсь тихо насвистывать, желая разбудить Ветра, но не желая, чтобы это выглядело намеренным! Как раз верно вымеряла тональность – он нервно передернувшись, поворачивается ко мне личиком, и открывает любимые глазки. Я моментально замолкаю, с радостью выжидательно глядя на него. Он страшно недоволен, шипит:
– Ивана, ты охренела! Я спать хочу, как скотина рабочая! Мне на работу завтра…
– Сёдня… – механически поправляю. Ого, ничего же себе, на работу ему! А как же я? Опять в отстой?
– Всё, спи давай. Или сиди хотя бы спокойно!
– Ну… дай хотя бы сигарету, – ну и спи, урод!
Он долго шарится, матерясь полушепотом, протягивает сигаретку.
– А жигууу? – ною «очаровательным» женским голоском.
– Уф, блядь! – не выдерживает он. Но ничего, у меня настроение такое придурчивое. Прикурила, сижу. Я его хорошо знаю, сейчас присоединится. Если потревожишь – у него слетает с катушек сон. И точно, поворочавшись какое-то время – я не успела и половину скурить – шумно вздохнув, садится.
– Дика. Ты меня добила! Теперь и не уснуть нихрена…
Тоже закуривает. Ути, моя прелесть!
– Давай, споём тогда, дура ты моя!
– Давай!! – обожаю эти резкие перемены в его настроении!
Это сверхценные моменты – он никогда не поет, нигде и ни с кем, только со мной – и очень редко.
Так остаток ночи мы и просидели покуривая и попевая, на горячей трубе. Перед самым уходом случилась общая истерика – хохотали, как бешеные, чуть не упали с лестницы, а от чего, не знаю!
Ну, бывает…
Шла их универа ловить такси, вдруг остановилась дорогая, длинная чёрная тачка, прямо возле меня, стекло опустилось:
– Ивана? – красивый, стильно растрёпанный мальчик смотрел на меня с восторгом.
– Ринат?? – у меня глаза на лоб полезли – это ж моя «типа первая любовь», мой дебютный парень!
– Привет, чертёнок! – он распахнул дверцу: – Садись!
«Чертёнком» он называл меня за пристрастие к анти-гламуру «риал бэд гёрл».
– А ты помнишь, надо же! – села я рядом.
Он кивнул, слегка касаясь моих губ губами.
– А как же? Забудешь тебя! – и улыбнулся озорными чёрными глазами:
– Куда ты сейчас?
– Я в переход, на Горс!
– Ага, совсем не изменилась! Всё та же «бэд гёрл», и «Панкс нот дэд»?
– Да и ты, знаешь ли, всё тот же! – ответила я, рассматривая его: – Только, кажется, подрос немножко?
– Ну да, есть такое дело! – пожал он плечами: – А давай не поедешь ты к своим панкам, а рванём куда-нибудь, посимпатичнее, выпьем, побазарим!
– Давай! – моментально согласилась обожающая спонтанности я. Почему бы и нет?
Но в «Японике» мы сидели недолго – он заговорщицки подмигнув, предложил взять дешевого алкоголя, и завалиться в подъезд, поиграть в детство, посидеть на ступеньках, как мы любили делать подростками, в пику предкам! Ринатка ведь парень моего круга, по деньгам и образованию, и по возрасту. Мама была очень довольна таким «приобретением», думая, что я вращаюсь со своими «ровнями». А я вообще не понимаю, как наличие денег может делать тебе ровню из людей? Или напротив, не ровню. Вот его мамашка была чуть не в истерике, когда увидала меня! Я была маленькая, худенькая (это уж потом враз вымахала и растолстела в половину себя!), глазастая, стриженная лохмами во все стороны, жутко красилась, и вообще этакая «девочка-Сто-булавок». Но Ринатка ни в какую не желал бросить меня, молча снося истерики и бойкот мамочки. Даже думал жениться, и убежать в какую-нибудь Америку, где мы будем учиться в одном университете, и ходить на все концерты «Эксплойтэд» для меня и «Слипнот» для него! Он альтернативу очень любил, и до сих пор любит, потому и не чувствовалось расхождения во вкусах особого.
Вспоминая всё это на лесенке, мы смеялись, «плакали», курили.
– А помнишь, Иванка, как однажды двое суток проторчали в кино! – блестя глазами, и размахивая бутылкой, восторженно вопил Ринат.
Да уж, помню! Выбегали поесть, и если был перерыв между сеансами, то спали по часу-два в машине его, хоть он и был несовершеннолетний, но благодаря «Большому папочке» откупался всегда легко. Прогуляли сто шестьдесят тысяч… Клёво! Неповторимо!
– Эх, детство моё, любовь наша прошлая… – вздыхал он.
Он дарил мне чёрные розы, шипастые напульсники и сережки для пирсинга коробками! Потому что не знал, какие мне больше понравятся… А этот наивная наша, полудетская постель… И всё так радужно было, так юно и мило…. Не то, что с Ветром!
Только вот ноги затекли сидеть. Пригласила его домой, допивать, ведь торопиться ни ему ни мне некуда!
…Стакан скотча растянулся на несколько часов.
– Трахни меня, милый…
Он наклоняется, целует мои груди, упирается на локти, входит, и начинает двигаться. В самый ненужный момент мелькают образы Ветра, и… Да, я очень хочу, но почему-то не чувствую почти ничего…
– Нет, не так…
– А как? – немного приостанавливается, внимательный и нежный, как и прежде. Сердце тает от воспоминаний! Вот только немного переменим позу… это ведь тогда хорошо было по-простому. Сейчас же…
– Мне так не больно! А я хочу, чтоб больно!
– Ну давай! – он живо заинтересован, поднимается, пытаясь не выходить из меня. Я хочу закинуть ноги ему на плечи, и чтобы он так трахнул меня.
– О, Иванка, ты горячая киска! – шепчет он довольный.
– Ну, давай, грубее…
– Что?
– Грубее… ещё, мне так не больно, ну же! – я вся таю, горячая, как мороженое в чашке кофе, и скоро кончу…
Но этот дурак почему-то вместо того, чтобы ответить но мою простую просьбу, останавливается совсем!
– Ну что? – недовольно спрашиваю я.
– Ты… Ивана, извини…
– Он совсем обалдел – сбрасывает мои ножки со своих плеч. Садится на колени и складывает руки между ног.
– Чего? – я пытаюсь притянуть его обратно, но он не идёт ко мне! Блядь.
– Ты что, извращенка? – задаёт вопрос в лоб. Дурак!
– Чего? – совсем охрененно! Всё желание пропадает!
– А чего так вдруг подумал?
– Ну… ты боли просишь!
– Ну и что? Я так просто кончить не могу! – дуюсь уже. Козёл. В – чём трабл? – Но ведь скучно же просто так поелозить и всё Давай, неужели ты никогда…
– Что, Ивана, что ты мне сказать хочешь этим? Ты ведь не была такой раньше…
Э, да у него прямо истерика щас сделается! Вот ещё, каков!
– Да, это раньше было! Вспомнил, тоже мне!
– Тебе плохо со мной было, так? – начинает заводиться. А обо мне не подумал??
– Когда? Щас или всегда? То есть тогда? – я тоже не железо. Достал! Неужели интересно просто так трахаться?
– Извини, но если тебе так интересно – да, я извращенка! Если называть извращениями нормальное желание грубого, откровенного и горячего секса!! – почти проорала я ему в лицо. Вся пелена очарования спала. Он смотрел на меня как законченное быдло – удивленно и разочарованно, даже напугано. Что вы, мальчику предложили капельку реального секса, живого разврата, а это же… так страшно!! Господь с вами, куды там, сунул-вынул – и дрочить под немецкую порнуху! А в жизни мы не такие, мы культурные, бля, чистые!
Кажется что-то из этого я проорала ему в лицо, не знаю. Заметила только, что он попытался что-то там примирительное пробормотать, даже попробовал отважно меня, грязную извращенку, обнять, но я его отпихнула, и вот он уже недоуменно одевается. А я холодно и сухо, как в моей пизде сейчас, бросаю:
– Уходи.
Ушёл. А я разревелась, отчаянно и страшно, в голос, пугая сама себя горестными, глухими, безысходными стонами! Чего я ожидала от бедного первого любовника? Всё кончилось слезами и болью – выгнала его, ни в чём не виноватого, чувствуя себя херовей некуда – что такое просто секс – ПОСЛЕ ВЕТРА?! Ревела сорок минут безостановочно, думая что переломана Им, и обратной дороги нет.
Сердце сжалось – Боже, Господи! Вот и всё. И если раньше можно было лелеять пустопорожние надежды на возвращение в старое, в себя, и ещё там куда-то, думать, что мир без Ветра есть, и не рухнет на голову небо, и что я без него попросту могу… то теперь – ясно как божий день, как сам свет – всё!!! Обратной дороги нет. И не было давно. Я не могу даже трахаться просто так! Меня надо ломать, и я должна ломать! И строить заново каждый раз, и всё это в один короткий секс! И Ветер, Ветер, Ветер…
Телефон – как спасение, как возвращение домой:
– Ветер… – голос тихий и хриплый, сел от рыданий.
– Приезжай, пожалуйста! – прошептала я в трубку: – Я с ума сойду!
— Ну, что, сучке не хватает папочки?! Ну, кам цу мир, тогда!
– Не смей, не смей мне изменять… – тихо, и зло, вкрадчиво, стягивая ремешок. Я в страхе отступаю – опять боль, синяки, полосы… нет…
– Ты просто дрянь, плохая, гадкая девчонка!! Шлюха… – удар. Я таю от злого унижения – это Ветер!
– Пошёл ты на хер, не смей меня бить! Я тебе не сука!!
– Ах, так! Ты не слушаешься? Плохая, злая, непослушная, негодная сука!! – «утешает» мою больную душу. Жить без него не имеет смысла! Сделай мне больнее…
– Не изменяй себе! Тварь… моя, только моя, тварь…
Мы сцепились, как два лютых зверя.
Спустя час, уже я избивала его, стоящего передо мной на коленях, и сверкающего возбужденными глазами. Тем же самым ремешком…
Каждый получает своё.
…И мы засыпаем крепко обнявшись, самые пустые и уничтоженные в мире любовники.
Первый раз – он важный самый
После такого никогда больше не стать прежней, не забыть и не перепрыгнуть.
А в первый раз у нас втроём было так:
Я была так наивна и проста ещё… только год прошёл, но уже так давно! Вечность, пропасть разделяет меня с тем временем, называемым мной той жизнью.
Однажды, когда в головке моей ещё благополучно дымился романтический бред. После недавнего знакомства с Ветром, парнем относительно новой подруги – мы с Гдеты жили раньше в одном доме, потом разбежались, потом столкнулись в панк-тусовке. И сдружились наивно и по-детски. Даже не знаю, почему.
Ветер шептал ей что-то, и целовал за ухом, а я не очень давно потеряла девственность, просто и неизобретательно, и думала, что секс – приятная мелочь. Хоть и волнительная. С парнем рассталась, потому что стало скучновато вместе, и была открыта новым и новым пр-риключениям! Уверенная, что у меня-то будет всё так мило-развратски, я же только начала и всё такое… ну, понятно. А тут – высокий, красивый. Загадочный. Романтично обходящийся с не особо хорошенькой, кривоногенькой слегка, кривозубенькой и обыкновенной Гдетыгдеты Ветер… Я моментально решила, что если он так любит страшненькую Гдеты, ну, максимум, с натяжкой – симпатичную, то уж против меня – раскрасавицы, с кожей персикового оттенка, с такими драгоценными карими глазами и полной грудью, с ногами как дорогие бутылочки и во всех лучших атрибутах панк-гёрл – уж мне-то ничего не стоит заполучить такого же… Ну, или его именно. Хоть, конечно, и стыдновато признать было сразу, но гордое чувство своей красоты давало мне ощущение, что будет точно «не виноватая я, он сам пришел!» и что потом останется всем только дружно признать, что куда уж ему было устоять пред такой роковой красавицей! Лелея такого рода мечты, я влеклась на его прекрасные глаза в роскошнейших ресницах, на его таинственную и удивительно притягательную, что-то очень важное лично для меня означающую, будто подтверждающую родство душ складочку у тонких губ. Его манера облизываться, касаясь быстро кончиком языка верхней губы, его странная тоскливость временами, его пугающая черта – то и дело не предупреждая пропадать из виду – всё это казалось одной лишь мне заметной, и вот-вот он придет ко мне, и упадет к ногам, и откроет сердце – что лишь я его понимаю по-настоящему, и любить будет до смерти… Время шло, ничего не менялось, он всё так же бросал на меня многозначительные взгляды, а я ловилась, и замирала в струнку, а он уходил с Ленкой, а я отказывала всем подряд, и прослыла циником. Я его ждала, и верила что так будет. Господи, да если б я знала, что ТАК И БУДЕТ!!! Но как это будет, какой мукой обернётся, каким насилием постоянным… понимать его – да лучше удавиться! И удавишься – а потом как же его понимать? И удавливаясь – понимать его, потому что он суицидник. Замкнутый пиздец.
И вот, настал момент – я каждый раз к нему дрожа готовилась, и одевала лучшее бельё, и красилась, и думала – вот вдруг да сегодня… нет, точно сегодня!!!
А оказалась не готова. Привыкнув ждать, трудно не спасовать, получая наконец.
– Дика, пошли сегодня к нам… с нами!
Как гром среди ясного неба!! С ними… это что же, втроём? Ладно, подвинем Гдеты. Я уверена, он оценит на контрасте, так даже лучше, моё прекрасное тело (хоть я временами и неуверенна в этих лишних сантиметрах, но сейчас нельзя было так думать!)
Кошмар, пережитый потом, не поддается описанию. Он больше чем изнасиловал меня, мне больно было ходить, и плакать, я проклинала всё на свете. Он назвал это операцией по истинной дефлорации, и сволочь, был прав! После этого мне всё уже было нипочем, и садомазохизм распахнул мне объятия как родной. Посидев пару дней в полной изоляции, я переосмыслила себя, изнасилованную, насильно приобщенную к истинной сути развязного и беспредельного секса, я вернулась на улицу с глазами голодной хищницы – теперь меня боялись уже, избегая не из-за репутации отказницы, хорошей девочки, а страшась последствий, которых мои глаза сулили. Я нагло взирала на всех, никому не отказывая, скорее, даже приглашая, но они бежали прочь, трусливые зверьки, чуя жажду Похоти истинного зверя, причащенного крови садомазохизма не в игровом смысле, а в самом настоящем! Но и не надо было, я злорадно провожала бегущих глазами, и несла лишь Ветру свою воплями унижения и боли разбуженную Похоть. Он дал мне такое, что никто и нигде больше, наверное, не смог бы дать потом. Да, наверное, где-нибудь там, не знаю где, но в доступности ко мне – лишь Ветер. Он знал, что делает, он понимал меня очень тонко. И сейчас даёт такое, что лишь кажется кошмаром, на самом деле лаская бешеную душу, играя по её правилам.
Да, началось всё с того, что я осталась радостная, непонимающая чего хочу, заваленная туманными представлениями что и как мне нужно, у Ветра ночевать, наконец.
Сначала он трахал Ленку, просто и без изысков. На столе, она обнимала его ногами, и стонала, запрокидываясь. Ну, довольно мило, ничего не скажешь, но я жадно ждала продолжения на мне. Он предложил лишь полизать Ленку, а он посмотрит. Я лениво отказалась – чисто из желания получить скорее своё. Я видела себя на месте Ленки, но он подошёл, несколько грубовато меня раздел. Ни о чём не спрашивая. Он оказался вообще молчаливый садист. Странно было поначалу… так вот, встав на колени передо мной, он вылизал меня, и когда я основательно потекла, и ждала нормального секса, он вдруг меня отставил, принёс шнур и связал мне руки за спиной, так неожиданно и грубо, что я и понять не успела, а что собственно происходит.