— Молодец! — ахнул потрясенный Ваха, стряхивая с плеча осевшую пыль. — Вот это мощь!.. Получай, заработал.
Вынув из кожаной барсетки туго набитый портмоне, протянул Борщову несколько долларовых купюр.
— А можешь из этой… воды…
— Сделать в твердом виде?
— Угадал, — улыбнулся Ваха, блеснув частоколом золотых зубов. — Но, желательно… вроде пластилина.
— Заметано!.. Надо будет с формулой поработать. Только прошу учесть, процесс производства очень кропотливый и… Кроме меня никто не сумеет его изготовить.
Шароев посмотрел на него с неподдельным интересом.
— Не бойся. От дела тебя никто не отлучает. Когда усовершенствуешь, получишь две штуки баксов, и займешься регулярным изготовлением этого…
— Взрывнина, — гордо прошептал Борщов.
… Он не зря провел семь лет в университете, и через полторы недели взрывнин обрел физическую форму и стал пластичнее детского пластилина.
Ваха Шароев его не торопил и, чему Борщов радовался больше, пока не забирал взрывчатку для своих криминальных нужд. Рано или поздно, это должно произойти. Ведь не из меценатских побуждений он спонсировал работы… Для каких целей она ему нужна, Борщова не интересовало. В конце концов, из автоматов калашникова ежедневно убивают сотни людей, но никто не привлекает к ответственности его создателя…
Обладая приличной суммой, он впервые за многие месяцы решил развлечься и заказал себе девочку. Проститутка, очутившись в зловонном подвале и увидев вблизи неряшливого клиента, брезгливо скуксила смазливое личико. Но… деньги надо отрабатывать.
— Не возражаешь? — достав из сумочки шприц с мутной жидкостью, спросила она Борщова, и, перетянув руку выше локтя жгутом, сделала инъекцию.
Наркотический кайф несколько скрасил мрачные своды подвала, и клиент, походивший на стареющего хиппи, от которого разило вонью немытого тела, казался уже не столь отвратительным.
— Может, и ты хочешь? — растекаясь по дивану, томно посмотрела она на Ивана. — У меня еще есть.
— А что это? — спросил он.
— Попробуй…
Попав во власть женских чар, Борщов потерял голову, и безучастно наблюдал за тем, как она готовила раствор. Она сама ввела ему раствор…
Подобного Иван Борщов в жизни не испытывал.
Мир изменялся на глазах, и даже обрыдевшая каменная нора представлялась ему чуть ли не цветочной оранжереей, где сам воздух, настоянный на аромате цветов, пьянил и уносил вдаль, туда, где нет земных проблем, и где можно ни о чем плохом не думать…
В скором времени он уже плотно сидел на игле, и не мог обходиться без ежедневной дозы героина.
Шароев, однажды застав его за этим занятием, вырвал шприц и разразился проклятиями.
— Скотина! Мразь! — бесновался он, силком засучив на Борщове рукава.
Обе худые руки химика почернели от синяков, следов недавних инъекций.
На Борщове можно было ставить крест, проку от него уже не будет.
Но, с другой стороны, — эта мысль пришла ему позже, — теперь он находился в полной моей зависимости, и за наркотик мать родную продаст… А взрывнина скоро потребуется очень и очень много…
Спустившись в подвал, Борщов положил на диван два новеньких кейса, сел рядом. В голове беспорядочно роились мысли, и он безуспешно пытался упорядочить их.
«Дъявол! — бил внутри черепа невидимый хлыст, принося ему муки. — Что же делать?!»
Наступило то, что должно было наступить. Пять минут назад к нему заявился человек Шароева, принес эти кейсы и велел к завтрашнему дню снарядить их взрывнином. В каждый килограмма по два, и закамуфлировать. С виду они должны оставаться обычными, и ничем не бросаться в глаза.
— Да вы сдурели! — возмутился Борщов. — Да вы знаете, сколько это?.. Это ж жилой дом запросто можно снести…
— Меня не касается, — ответил посланец и всучил кейсы. — Запомни, завтра за ними придет клиент.
Он ушел, а растерянный Борщов продолжал стоять в дверях. Ему вдруг остро захотелось бежать куда глаза глядят, подальше от родительского дома, ставшего ему тюрьмой, подальше от этого города и Вахи Шароева, которого теперь до смерти боялся. Но бежать было некуда. С недавних пор авторитет выставил в доме охрану, и Иван находился под домашним арестом.
Проклиная давешнюю сговорчивость и Ваху, чьими стараниями он превратился в арестанта, Борщов отправился в лабораторию.
Как ни старался, он не мог найти выхода из создавшегося положения. Воспаленный наркотиками мозг разучился логически думать…
…Подскочив, Борщов сгреб со стола приготовленный шприц с резиновым жгутом. Затянув зубами на руке узел, всадил под кожу острое жало иглы и, краем сетчатки следя, как вожделенный раствор перекачивается в вену, блаженно вытянул ноги.
«А… будь что будет… Плевать…»
Заказчик появился в лаборатории к полудню, в сопровождении охранника. Это был высокий, довольно крепкий сложением мужчина, с волевыми чертами лица и холодным взглядом человека, многое повидавшего в своей жизни. Лицо его было обветренно, и перебитый в переносице нос придавал ему агрессивное выражение.
В правой руке мужчина держал просторную капроновую сумку, подобную тем, какими пользуются в перевозке товара челноки.
Теряясь под его взглядом, Борщов отошел от стола, где пластиковым шпателем смешивал воедино ингредиенты взрывнина и показал на диван с кейсами.
— Вы за ними?
Клиент, не сочтя нужным ответить, прошел к дипломатам и вскрыл один, придирчиво осматривая внутреннюю обшивку.
— Нормально, — одобрил он работу, и проверил его на вес. — Ничего, легко…
— Как и просили, в каждый по два кило… Хотел бы заранее предупредить: сила взрыва велика, и тому, кто будет… — Борщов замялся, с хрустом разминая пальцы. — Вы меня понимаете?.. надо покинуть опасную зону.
— Какое расстояние? — быстро спросил посетитель.
— Минимум сотня метров. А по-хорошему, не менее трехсот.
Охранник фривольно хмыкнул:
— Химик знает свое дело.
— Я беру, — сказал заказчик и с визгом развел молнию сумки. — Но мы договаривались на четыре экземпляра. Когда будут готовы остальные?
Борщов удивленно изогнул брови.
— Мне принесли только эти…
Но тут снова встрял охранник:
— Такие дела надо в Вахой решать. Химик — простой исполнитель.
Заказчик только покрутил головой, и с излишней аккуратностью стал перекладывать кейсы в сумку.
— Да вы не бойтесь, — успокоил его Борщов. — Взрывнин не чувствителен к механическим ударам. А вашему специалисту передайте: лучше использовать электродетонаторы.
Мужчина поднял сумку и обратился к охраннику.
— Я бы хотел расплатиться. Сколько?
— Не здесь. Пойдемте наверх.
26
Волгоград. 18 мая.
20 ч. 05 мин.
В кабинете начальника УФСБ было живительно прохладно; бесшумно работал кондиционер. Места за столом занимали руководители подразделений, и Сажину с Беляевым пришлось довольствоваться стульями в углу.
Васнецов запаздывал на летучку, где, в отсутствие хозяина кабинета, шли горячие споры. Дело о взрыве, после убийства Козырева, пока вперед не продвинулось, а с новым витком «Вихря — Антитеррора» на плечи контрразведчиков возлагались, в дополнение к прочему, новые задачи по изъятию взрывчатки, оружия и боеприпасов. Приходилось работать на два фронта…
Шло время, и когда собравшиеся стали уже сомневаться, будет ли совещание вообще, появился Васнецов.
— Пришел ответ на запрос по личностям подозреваемых, — сообщил он Сажину. — У Короткова на проводе Рязань. Можете переговорить.
Заместитель Васнецова, когда полковник Сажин зашел к нему, разговаривал по телефону. Перекрыв ладонью мембрану, он тихо сказал:
— Похоже, опознали одного из наших гавриков.
Сажин усомнился:
— Только одного?
— Переговорите сами, — Коротков подал ему трубку.
— Говорит полковник Сажин из Департамента по борьбе с терроризмом. С кем имею честь?
— Капитан Зерницкий, начальник оперативного отдела…
— Короче. Что у вас?..
— Да, понимаете, товарищ полковник, мы по вашей ориентировке решили поплотнее поработать. Договорились с телевизионщиками и пустили по местным телеканалам мульку. Дескать, произошло серьезное дорожно-транспортное происшествие, в котором пострадали люди. Пострадавшие в критическом состоянии, в коме, ничего о себе, естественно, сообщить не могут. Тем, кто их опознает, позвонить по указанному телефону.
«Молодцы! — восхитился выдумкой Сажин. — Умеют работать».
— И что?
— Звонков было мало, а серьезный лишь один. Женщина признала по фотороботу своего брата, который, как она считала, пропал без вести.
— Она уверенно это сказала, или с долей сомнения?
— Все же у нас на руках картинка, а не фото, но она заявляет: точно он.
— Когда пропал, обстоятельства известны? Почему раньше не заявляла?
— Уехал год назад, куда не сказал. Она особо и не интересовалась, человек он взрослый. Потом встревожилась долгим отсутствием. А в милицию не обращалась, потому как он и раньше пропадал. На заработки, вроде, куда-то ездил. Но так долго, никогда…
— Вы с ней тесно общались? Есть какие-нибудь подробности?
Капитан Зерницкий замялся.
— Понимаете, позвонила она только вчера… Требует, чтобы ей назвали больницу, где находится брат.
— Все ясно. Успокойте ее, но шибко ни о чем не распространяйтесь. К вам вылетит наш сотрудник.
Вернув трубку Короткову, Сажин задумался.
Тот ли это человек, который позарез им нужен, или снова пустота? Так или иначе, ответы на вопрос может дать только поездка в Рязань.
— А ты, майор, говорил — мелочевка!
Коротков конфузливо развел руками.
— И на старуху находит поруха…
В приемной его поджидал Беляев.
— Что-то стоящее? — спросил он, не сводя настороженных глаз.
— Пока не знаю… А стоящее или нет, проверять придется тебе. Немедленно вылетай в Рязань.
С Викторией Степановой, немного поразмыслив, Беляев решил встретиться у нее дома. В родных стенах человек более раскован, нежели в казенном кабинете, и с ним легче найти нужный язык.
Предварительно созвонившись, он договорился о встрече, и теперь сидел на лавочке во дворе обычной девятиэтажки, поджидая спускающуюся вниз хозяйку. У Виктории был грудной ребенок, и беседу с оперативником она решила совместить с прогулкой.
Заметив светловолосую девушку в зеленой курточке и темных, облегающих стройные ноги, брюках, выталкивающую из подъезда детскую коляску, он помог ей, и, когда Виктория уложила хнычущего ребенка, представился.
— Пройдемся? — предложила она и пошла, толкая вперед себя коляску.
«Красивая бабенка, — подумал Беляев и нагнал ее.
Они шли молча, и Беляев обдумывал, с чего начать разговор.
— Он ведь не в больнице, и не в какую аварию не попадал? — спросила Виктория. — Верно?
Беляев неопределенно покачал головой.
— Вас как зовут?
— Вячеслав, — ответил он, не зная, к чему она клонит.
— Ведь так, Слава?.. Он попал в скверную историю, да, раз вы им интересуетесь?
— Вообщем… да.
Она остановилась, всматриваясь ему в глаза.
Беляев поймал себя на том, что не хочет раскрывать этой молодой женщине всей правды, и попытался уйти от ответа.
— Расскажите мне о нем. Что он за человек?
— Семен?.. Мне сложно говорить, ведь по сути я его не знаю, хотя прихожусь младшей сестрой.
— Тогда давайте, чтобы вам было легче, начнем с самого детства.
Виктория наклонилась к коляске и поправила на голове младенца уголок конверта.
— Я моложе Семена на три года. Отец от нас ушел, а ему очень не хватало мужского воспитания. Мать дома опекала нас, как могла, а в школе… — Она вздохнула, поворачиваясь к Беляеву.
— Словом, его часто обижали. Возможно, он сдачи не давал, или что-то там еще, но колотили его часто. Постоянно ходил в синяках…А потом ребята с нашего двора в подвале соорудили качалку. Гирь понатаскали, турник сбили. Все же лучше, чем на улице бесцельно шариться. Взрослые помогли, сварили им штангу, гантели… Семен стал захаживать к ним, занимался, и окреп. Был худышка, кожа да кости. А тут как гадкий утенок, превратился в такого парня! Мускулистый, поджарый, на турнике чудеса вытворял. В школе докапываться перестали… Потом стал официальную секцию посещать, к боксу пристрастился.
— Он в армии где служил? — задал вопрос Беляев.
— Десантником. Попал в Афганистан… Вы не против по скверу побродить?
Виктория указала на парк, находившийся через дорогу.
— Понимаю, что город, а кажется, будто там воздух чище.
Они перешли проезжую часть, Беляев отстранил Викторию от коляски, и перенес ее через высокий поребрик.
Теперь он сам катил коляску, и со стороны смотрелся как счастливый глава почтенного семейства.
Виктория отломила пахнущую смолой и клейковиной веточку тополя с нежно-зелеными пробивающимися листьями, поднесла к тонкому носу, наслаждаясь запахом весны.
— Об Афгане он нам не рассказывал. Только домой вернулся с медалями, а вечером, когда вышел из ванной голый по пояс, у мамы чуть припадок не случился. У него на спине шрамы. Как сейчас вижу: лиловые, уродливые… Нос сломан. В письмах ни слова о ранениях не писал. Ночами спал плохо. Кричал, в атаку порывался…
— Он пил?
— Как и многие. Я вышла замуж, переехала к мужу. Семен с больной мамой жил на коммуналке. Своей семьи создать не мог, он вообще, после Афгана, плохо с людьми сходился. Те, кто не видел войны, его не понимали. А он не понимал их. «Какими-то надуманными проблемами живете, — говорил. — Шмотки… Ветчину в очереди выстоял, так разговоров на весь день. Как все мелочно, в сравнении с жизнью и смертью…»
— Семен где-нибудь работал?
— Пытался, да только ничего подходящего не находил. На заводе пару месяцев в учениках токаря, — бросил. Грузчиком в гастрономе, так поймал продавщицу, которая сметану кефиром разводила, чтобы недостачу покрыть, поднял шум, а в итоге сам на улице оказался… Неустроенность, вот он в водке тоску и топил.
Сонный малыш выронил на одеяло пустышку. Виктория вложила соску в приоткрытый ротик, ребенок зачмокал губами.
Тренькая звонком, мимо пронесся мальчишка на велосипеде.
— Хорошо здесь, — негромко сказала Виктория, отводя рукой низко нависшую над дорожкой ветку. — Мы с Денисом часто приходим сюда…
Помолчав, Беляев спросил:
— Денис — ваш муж?
— Денис, это мой сын, — произнесла она, и Беляев заметил, как напряглось ее лицо.
— А муж?..
Он почти сразу пожалел, что задал этот вопрос. Темные глаза Виктории набухли слезами…
«Неужто бросил? — мелькнуло у Беляева. — Такую женщину?.. И чего мужикам надо?..»
— Его отец погиб, — Виктория справилась с чувствами, но глаз не отрывала от потрескавшегося асфальта.
Беляев скованно поспешил извиниться.
— Ничего… Я уже привыкаю… Олег служил в ОМОНе, не вылазил из командировок. Под Новый год их взвод бросили в Грозный… Я от телевизора не отходила; говорили, что потерь больших нет. От взвода целых пятеро остались, у кого ни царапины. Человек двенадцать по госпиталям, а девять ребят… — выросший в горле ком мешал ей говорить, — и Олега… в цинковых гробах привезли…
Вячеслав не нашелся, что сказать в утешенье, да и нуждалась ли Виктория в пустых словах?..
Он молчал, и не смел поднять на нее глаз, ощущая лишь ее близость.
— Что вы еще хотите узнать о Семене?
— Когда он пропал первый раз?
Виктория ответила не сразу.
— Кажется, в девяносто втором. Мама запаниковала, хотела бежать в милицию. Но потом смирилась, позвала соседку, бабу Валю, та на картах ворожит. Вышло, что Семен живой, хотя и находится далеко, думает о доме.
— И вестей о себе не подавал?
— Никаких. Месяца через четыре появился. Мама чувствовала, что с ним что-то не то. Приехал загоревший, говорил — с курорта. А какой там курорт, когда сам как на иголках. Пошли с Олегом за водкой, возвращение отметить. Муж потом рассказывал: грузовик мимо проехал с отломанным глушителем. И, когда с ними сравнялся, получился выхлоп. Семен прыгнул на землю, откатился в какую-то канаву. Когда в себя пришел, долго смеялся. Но мой Олег кое в чем разбирается. На указательном пальце, здесь, — Виктория коснулась ногтем подушечки, — у него был вспухший рубец. Такие, знаете, бывают, когда долго стреляешь…