Полное собрание сочинений. Том 5. Произведения 18561859 гг. Отрывок дневника 1857 года - Толстой Лев Николаевич, читать онлайн бесплатно (полностью) 4 стр.

– А что, вы не женаты? – спросилъ я.

– Молодъ еще, – отв

чалъ [онъ].

– Чтоже, веселитесь такъ съ молодыми д

вками?

Онъ покрасн

лъ и оглянулся на старушку, которая сид

ла сзади. – Oh non! – сказалъ [онъ]. Я не подхожу къ д

вкамъ. Ça me gène,⁶⁶ – прибавилъ [онъ], съ недоум

ніемъ пожимая плечами. – Отъ этаго онъ такъ и здоровъ, – подхватила старуха. —

– Что, вы его мать? – спросилъ я у нее. —

– Н

тъ, онъ такъ меня довозитъ; я изъ Россиньера, вотъ эта деревня на гор

, тамъ и большой пансіонъ есть, много иностранцовъ прі

зжаютъ.

– А о чемъ вы говорили съ молодымъ челов

комъ? – спросилъ я ее.

– O! онъ меня забавлялъ, – отв

чала старуха, – разсказывалъ, что онъ былъ въ 14-ти государствахъ и 8 языковъ знаетъ. – Я оглянулся на Сашу, онъ отворачивался, и уши его были красны.

Мельникъ немного не довезъ насъ до нашего ночлега, повернулъ на свою мельницу. Подходя къ Chateau d’Oex⁶⁷, мы встр

чали на каждомъ шагу пьяныхъ солдатъ, которые буйными развратными толпами шли по дорог

, и около самой деревни насъ догналъ дилижансъ, т. е. колясочка на одной лошади, въ которой

халъ одинъ пассажиръ, и въ синихъ⁶⁸ мундирныхъ фракахъ съ красными обшлагами, почтовый лакей и кучеръ. Мы р

шили

хать нынче ночью дальше, кучеръ [сказалъ], что перем

нитъ лошадей и подождетъ насъ въ деревн

Деревня большая, богатая, съ высокими домами и такими же надписями, какъ въ Montbovon,⁶⁹ съ лавками и замкомъ на возвышеніи. На площади, передъ большимъ домомъ, на которомъ было написано: Hôtel de ville⁷⁰ и изъ котораго раздавались отвратительные фальшивые звуки роговой военной музыки, были толпы военныхъ – вс

пьяные, развращенные и грубые. Нигд

какъ въ Швейцаріи не зам

тно такъ р

зко пагубное вліяніе мундира. Д

йствительно, вся военная обстановка какъ будто выдумана для того, чтобы изъ разумнаго и добраго созданія – челов

ка сд

лать безсмысленнаго злаго зв

ря. Утромъ вы видите швейцарца въ своемъ коричневомъ фрак

и соломенной шляп

на виноградник

, на дорог

съ ношей или на озер

въ лодк

; онъ добрадушенъ, учтивъ, какъ то протестантски искренне кротокъ. Онъ съ радушіемъ здоровается съ вами, готовъ услужить, лицо выражаетъ умъ и доброту. Въ полдень вы встр

чаете того же челов

ка, который съ товарищами возвращается изъ военнаго сбора. Онъ нав

рно пьянъ (ежели даже не пьянъ, то притворяется пьянымъ): я въ три м

сяца, каждый день видавъ много швейцарцовъ въ мундирахъ, никогда не видалъ трезвыхъ. Онъ пьянъ, онъ грубъ, лицо его выражаетъ какую-то безсмысленную гордость или скор

е наглость. Онъ хочетъ казаться молодцомъ, раскачивается, махаетъ руками, и все это выходитъ неловко, уродливо. Онъ кричитъ пьянымъ голосомъ какую-нибудь пахабную п

сню и готовъ оскорбить встр

тившуюся женщину или сбить съ ногъ ребенка. А все это только отъ того, что на него над

ли пеструю куртку, шапку и бьютъ въ барабанъ впереди.

................................................................................................................................................

Я не безъ страха прошелъ черезъ эту толпу съ Сашей до дилижанса, онъ с

лъ впереди, я с

лъ съ бариномъ, и мы по

хали. Какой то мертвецки пьяный солдатъ непременно хот

лъ

хать съ нами и отвратительно ругался, ужасная музыка не переставая играла какой то маршъ, до того невыносимо фальшиво, что буквально больно ушамъ было. Со вс

хъ сторонъ развращенные пьяные грязные нищіе.

За то съ какимъ наслажденіемъ, когда мы вы

хали изъ городу, я увидалъ при ясномъ закат

прелестную Занскую долину, по которой мы

хали, съ в

чными звучащими живописными стадами коровъ и козъ. Господинъ, съ которымъ я сид

лъ, былъ од

тъ, какъ од

ваются магазинщики въ Париж

, им

лъ новенькое чистенькое porte-manteau,⁷¹ пледъ и зонтикъ. На носу у него были золотые очки, на пальце перстень, черные волоса старательно причесаны, борода гладко выбрита, въ лиц

непріятное напущенное чопорное спокойствіе, которое сохранялось только на то время, какъ онъ молчалъ. Говорилъ онъ по французски съ Женевскимъ акцентомъ, видимо подд

лываясь подъ французской. Мн

казалось, что это Женевской или Водской bourgeois. Это⁷² безжизненная, притворная, нел

по подражающая французамъ, презирающая рабочій класъ швейцарцевъ и отвратительно корыстно мелочная порода людей. Посл

его презрительной манеры говорить съ нашимъ молодымъ кучеромъ, который все заговаривалъ съ нами, и условій, которыя онъ мн

предложилъ для по

здки въ наемной карет

вм

ст

въ Интерлакенъ, я уже не сомн

вался. Онъ расчелъ какъ то такъ, что мы съ Сашей, у которыхъ вовсе не было клади, платили за карету, чуть не втрое противъ его, у котораго съ собой было 3 тяжелыхъ чемодана. И онъ настойчиво ув

рялъ, что это стоило бы мн

гораздо дешевле, ч

мъ въ дилижанс

. —

Мало того, онъ еще разсердился на меня за то, что я отказался, и когда мы прі

хали, онъ какъ то озлобленно сказалъ кондуктору, что онъ пойдетъ брать себ

сто въ дилижанс

, une fois que Monsieur (это я) ne veut pas aller,⁷³ – и сердито махнулъ на меня рукой такъ энергически, что мн

безъ шутокъ показалось, что я виноватъ передъ нимъ. – Мн

сов

стно уже было съ нимъ встр

титься и я подождалъ его, чтобы пойти брать м

сто въ «Post-bureau».⁷⁴

Я подошелъ къ затворенной двери, на которой была надпись. Около двери сидело 3 человека, которые даже не посмотрели на меня. Я отворилъ дверь въ Постъ-бюро. Эта была грязная низкая комната, съ грязной кроватью, съ кадушками и развешанными платьями. – Я вышелъ назадъ и спросилъ у сидевшихъ у дверей, это ли Постъ-бюро. – Это, – сказалъ мн

одинъ изъ сид

вшихъ грубымъ голосомъ, – идите туда, что ходите? – Я вошелъ. Д

йствительно, въ крайнемъ углу стояла конторка и лежали бумаги. Никого, кром

бол

зненной женщины съ груднымъ ребенкомъ, не было въ почти уже темной комнат

. Черезъ минуту тотъ самый челов

къ въ сертук

, который вел

лъ мн

войти, размахивая руками и всей спиной, съ фуражкой на бекрень, вошелъ въ комнату. Я поздоровался съ нимъ, онъ захлопнулъ дверь и не взглянулъ на меня; сначала я думалъ, что онъ чужой и ч

мъ нибудь очень занятой или огорченный челов

къ, но всмотр

вшись ближе, и особенно, когда онъ прошелъ за конторку, я уб

дился, что вс

его движенія, физіономія, походка, все это было сд

лано для оскорбленія меня или для внушенія мн

уваженія. Онъ былъ высокъ рост[омъ], широкъ въ плечахъ, но худощавъ; длинноногъ, б

локуръ и рябъ. На немъ былъ сертукъ, широкія штаны и фуражка. Вообще вся рожа его была отвратительна или такъ показалась мн

Я самымъ учтивымъ манеромъ спросилъ его о м

стахъ. – Какъ будто бы это я во сн

вид

лъ, что я говорю, – никакого вниманія. Я сталъ вспоминать, не оскорбилъ ли я его ч

мъ нибудь входя, не полагаетъ ли онъ почему нибудь, что я хочу гордиться. Я снялъ шляпу и въ коротенькую фразу, которой я спрашивалъ его, сколько верстъ до Туна, я 3 раза пом

стилъ Monsieur – это тоже не под

йствовало. Я подалъ ему деньги, онъ писалъ что-то и молча оттолкнулъ мою руку. – Я начиналъ сердиться, и пускай меня обвиняютъ варваромъ, но у меня руки такъ и чесались, чтобы сгресть его за шиворотъ и разбить въ кровь его рябую фигуру. По счастью для меня, онъ скоро бросилъ мн

на столъ два билета, также швырнулъ сдачу, что ежели бы я не удержалъ, она бы скатилась на полъ, и онъ бы в

рно не поднялъ. Потомъ размахивая также спиной и руками и еще какъ то сардонически чуть зам

тно улыбаясь, онъ вышелъ на улицу. —

тъ, подобной безчелов

чной грубости, я не только никогда не видалъ въ Россіи между колодниками, но я представить себ

не могъ ничего подобнаго. —

Когда я вернулся домой и не выдержалъ, сталъ жаловаться кучеру, который принесъ мн

наверхъ мои вещи. Онъ пожалъ плечами, улыбнулся (онъ былъ молодой веселый малый и въ наступающую минуту ожидалъ на водку). – Vous dites que c’est le buraliste qui est comme ça?⁷⁵ – Да. – Que voulez vous, Monsieur – ils sont republicains, ils sont tous⁷⁶ comme-ça. Et puis il est buraliste, il est fier de ça.⁷⁷

Я ложась спать все не могъ забыть бюралиста и твердилъ про него. – А Саша хохоталъ. – Такъ задалъ вамъ страху бюралистъ? – все спрашивалъ онъ. – А Женевертка вычиститъ намъ башмаки завтра? – И онъ заливался хохотомъ. Кончилось т

мъ, что и я расхохотался и, перебирая весь день, заснулъ все таки съ веселыми мыслями.

Комментарии В. Ф. Саводника

ОТРЫВОК ДНЕВНИКА 1857 ГОДА.

В начале апреля 1857 года, после полуторамесячного пребывания в Париже, Толстой переехал в Швейцарию. Проведя две недели в Женеве, где в это время проживала его тетка, гр. А. А. Толстая, он поселился в Кларане, на северо-восточном берегу Женевского озера, в пансионе Кетерера, где жила в то время знакомая ему чета Пущиных: старик-декабрист Михаил Иванович Пущин и его супруга Марья Яковлевна. В ближайших окрестностях Кларана проживало еще несколько русских семейств, с которыми у Льва Николаевича завязались дружеские отношения (кн. Мещерские, Галаховы, Поливановы, Е. Н. Карамзина, М. А. Рябинин и др.). Живя в Кларане, Толстой работал над задуманными уже ранее литературными произведениями («Альберт», «Казаки»); вместе с тем он охотно совершал более или менее продолжительные прогулки по окрестностям, большей частью в компании с кем-либо из своих русских знакомых. 15/27 мая Пущины уехали из Кларана; собрались уезжать также и Мещерские; таким образом расстроился тот дружеский кружок, среди которого Толстой привык проводить свое время. Это обстоятельство, повидимому, побудило его предпринять более продолжительное путешествие в глубь Швейцарии, с целью лучшего ознакомления с краем и его населением. В качестве спутника Лев Николаевич взял с собою одиннадцати-летнего мальчика Сашу, из одного знакомого русского семейства (о нем см. примечание ниже), и вместе со своим молодым товарищем пустился налегке в путь, с дорожным ранцем за спиною, не имея, повидимому, вполне установленного плана и маршрута. Первоначально Толстой направлялся на Фрейбург, отчасти с целью послушать в местном соборе знаменитый церковный орган; но затем его соблазнила мысль посетить Бернский Оберланд, и он свернул в сторону Интерлакена. Все путешествие заняло полторы недели, с 27 мая по 6 июня (нов. ст.) и охватило довольно значительный круг местностей (Шато д’Ё, Интерлакен, Шейдек, Тун, Берн, Фрейбург). Часть пути, особенно в начале путешествия, была пройдена пешком, но затем, утомившись, путешественники пользовались, большею частью, экипажами, дилижансами или даже лодками (по озерам).

Во все время этого странствования, Толстой по обыкновению вел свой Дневник, в который он вкратце заносил свои путевые впечатления; но, очевидно, этих впечатлений накопилось так много, что он уже не захотел довольствоваться этими беглыми записями и решил изложить их в более пространной и литературно обработанной форме. Эта мысль явилась у него еще во время путешествия: 2 июня, будучи в Гриндельвальде, он заносит в своем Дневнике: «писал путешествие»; затем 7 июня, уже после возвращения в Кларан, он записывает: «утром писал славно дневник путешествия»; 9 июня: «после обеда писал дневник путешествия; написал много, листочков 9, но не кончил»; 10 июня: «написал листа 4 или больше Путевых Записок». На этом, однако, останавливаются записи Дневника, касающиеся работы над путевыми впечатлениями, вынесенными Толстым из его 10-дневного странствования. Очевидно, Толстой скоро охладел к этой работе, занятый другими художественными замыслами, и уже никогда более не возвращался к ней, оставив ее в том неотделанном и незаконченном виде, в котором он ее набросал в несколько приемов, под свежим впечатлением своих дорожных переживаний.

Путевые записки Толстого, которые он сам озаглавил в рукописи: «Отрывок дневника 1857 года», действительно, представляют собой расширенную, дополненную и литературно обработанную редакцию записей его обычного Дневника и обнимают два первые дня его пешеходного странствования, 15/27 и 16/28 мая. Для сравнения с первоначальным наброском и для выяснения той литературной обработки, которой Толстой подверг материал своих путевых впечатлений, мы считаем необходимым привести полностью отрывок из Дневника Толстого, содержащий изложение событий и впечатлений этих двух дней.

«15—27 мая. Встал в 8. Укладка. Приехали Галах[овы], Карамз[ина] и К. Проводил милейших П[ущиных]. Я их душевно люблю. М[арья] Я[ковлевна] готовность любви бесконечная. Пошел к Галах[овым] обедать, неловко и скучно было. Взял маленького Сашу и пошел до Avants. Славные места. Написал листок Поврежденного.

16—28. Встал в 4. Пошли через Jaman, приятная прогулка. Но маленькой надоедает мне. Пришли в Alières, мило-уютно. Chalet дикой. – Montbovon, смущала меня женехвестка. Католическая поэзия! Разложил книги, не писал. Грудь болит. Пошел до Chateau d’Oex, мельник целомудренный довез. Поток с камнями: не знаешь, где вода, где камни. Поехал до Gessenay. Черный сердящийся господин. Бюралист непомерной грубости».

«Отрывок дневника 1857 года» печатается впервые в настоящем издании, по собственноручной рукописи Толстого, написанной на 22 отдельных листках почтовой бумаги, белой и голубоватой, вероятно, заграничного производства, не имеющей ни водяных знаков, ни каких-либо других отличительных признаков; листки перенумерованы самим автором. Рукопись черновая, со многими помарками и вставками отдельных слов и целых фраз, вписанных между строк и сбоку на небольших оставленных полях; несмотря на эти вставки и исправления, рукопись написана довольно разборчиво и читается без особых затруднений; хранится в Толстовском кабинете Всесоюзной библиотеки им. В. И. Ленина. (Папка XVI 11.)

В виду того что некоторые упоминания и намеки, встречающиеся в тексте печатаемого отрывка, могут оказаться недостаточно понятными для читателей, мы сочли необходимым дать к ним несколько пояснительных примечаний.

Стр. 192, строка 3 св.

«Соотечественники и сожители» в Кларанском пансионе Кетерера – это супруги Пущины; старик-декабрист Михаил Иванович (1800—1869) и Марья Яковлевна, урожденная Подкользина. М. И. Пущин был братом известного декабриста Ивана Ивановича Пущина, лицейского товарища и друга Пушкина. Будучи капитаном лейб-гвардии Саперного батальона, он был привлечен к дознанию по делу 14 декабря и по постановлению Следственной Комиссии лишен дворянства, чинов и орденов, разжалован в рядовые и послан в один из сибирских полков; однако вскоре он был переведен на службу на Кавказ, где ему удалось во время Турецкой кампании 1828—29 гг. выдвинуться, благодаря своей храбрости и военным познаниям. Тяжело раненый при штурме Ахалцыка, он был в ноябре 1828 года произведен в прапорщики. В 1831 году он вышел в отставку в чине поручика и перешел на гражданскую службу. – Толстой познакомился с Пущиными в Женеве и затем поселился вместе с ними в одном пансионе в Кларане. Он очень привязался к ним, постоянно видался с ними, совершал вместе довольно далекие прогулки по живописным окрестностям Кларана и охотно слушал рассказы и воспоминания Пущина о старине. В своем Дневнике и письмах к близким лицам Толстой отзывался о Пущиных, как о людях чрезвычайно милых и симпатичных; так в письме к П. В. Анненкову от 22 апреля 1857 г. он писал между прочим: «Пущин – прелестный и добродушный человек. Они с женой здесь трогательно милы, и я ужасно рад их соседству». Поэтому разлука с ними искренно огорчила его, как это видно из его записок.

Полное собрание сочинений. Том 5. Произведения 18561859 гг. Отрывок дневника 1857 года - Толстой Лев Николаевич 4 стр.

Меню