Однажды вечером — было это весной, когда Сероглазому шел седьмой год — мальчик попал под проливной дождь. Черная туча, похожая на огромного летящего медведя, стремительно закрыла собой всю землю. С рычанием и грохотом, предвкушая скорое наслаждение, небесное чудище навалилось на холмы всей своей тяжестью и пролило первые капли животворной влаги; и тут же ревущие потоки обрушились на распростертую землю, оплодотворяя ее в безумном неистовстве страсти.
Сероглазый бежал по высокой траве, приветствуя восторженными криками великое и грозное таинство природы. Он купался в струях дождя, ловил ртом тяжелые капли и ощущал себя прямым участником этого вселенского акта совокупления земли и неба; он был самой землей, тонущей в объятиях летучего зверя, и самим зверем, скачущим по земле, и он знал, что никто в мире сейчас не запретит ему делать то, чего он так давно хотел, и никто не посмеет бить и калечить его за это преступление.
Внезапно мокрый и счастливый мальчуган увидел, как впереди, совсем недалеко, над рекой, где высокие вязы почти упирались в черное брюхо небесного чудища, летучий медведь хлестнул по земле длинной змеей, сделанной из самого солнца. Раздался ужасный грохот, и Сероглазый вздрогнул и замер, потрясенный таким величием. Он, должно быть, долго стоял в оцепенении, потому что, когда он наконец открыл глаза, дождь уже кончился, а небесный медведь уплывал за горизонт.
Мальчик побрел вперед, выискивая взглядом то место, куда ударила молния. Насколько представлял себе Сероглазый, там должен был находиться вход в чрево матери-земли. Такое, конечно, необходимо увидеть собственными глазами. Но, подойдя ближе, мальчик не нашел ни пещеры, ни ямы; зато там было очень много какого-то незнакомого запаха.
Самый высокий вяз почернел от вершины до основания; он негромко шипел, и из трещин коры струйками поднимались полупрозрачные небесные медвежата. Это их странный резкий запах почувствовал Сероглазый, подходя к дереву. Пока мальчик, вытаращив глаза, рассматривал это чудо, над его головой раздался треск, и большая обугленная ветка упала на землю в двух шагах от Сероглазого. Тот успел вовремя отскочить; вернувшись, он склонился над веткой и заметил в развилке сучков что-то красное. Мальчик хотел понюхать это странное пятнышко, и тут же закашлялся, наглотавшись дыма. Но Сероглазый был слишком любопытен, чтобы уйти, не исследовав все до конца. Он осторожно дунул на красное, чтобы отогнать колючих медвежат, и вскрикнул от неожиданности: от его дуновения пятно стало больше и ярче.
Никогда еще Сероглазому не было так интересно. Приди сейчас целое стадо слонов, мальчик вряд ли бы заметил их. Он дул изо всех сил, и красное чудо на ветке все росло и росло, потом начало потрескивать, и внезапно из его середины поднялась маленькая солнечная змейка. Сероглазый завизжал от восторга, ясно представив себе небесного медведя, спрятавшегося в дереве. Разыгравшись, он попытался поймать огонек рукой.
Резкая внезапная боль испугала его; он отстранился от ветки и сжался в комочек, ожидая, что грозное чудище сейчас выскочит из дерева и растерзает его. Но ничего не случилось. Огонек погас, выпустив маленькую пушистую тучку-медвежонка. Сероглазый вздохнул, сунул за щеку обожженный палец и побрел домой…
Он летел в небе среди туч и поливал землю дождем. Увидев внизу Отца, Сероглазый ужасно загрохотал и проткнул его молнией.
Глава 3. Братья
После той памятной холодной зимы у Сероглазого осталось всего два старших брата. Один, Калека, сурово наказанный Отцом за попытку нарушить великий запрет, был вялым, слабосильным и покорным. Его ничто, кроме еды, не волновало, и, как казалось Сероглазому, он никогда не утруждал себя размышлениями. Скорее всего, он вообще не был способен решить что-либо самостоятельно.
Калека был единственным в Семье, в ком Отец не видел для себя никакой угрозы. Конечно, главная опасность заключалась во втором брате. Ему уже исполнилось пятнадцать лет, он был хорошо сложен, крепок и отличался необычайно густой шерстью на груди и ногах. Лохматый не был в свое время искалечен, подобно брату, поскольку обладал большей выдержкой и никогда не осмеливался идти против воли Отца. Лохматый мог и должен был стать главою рода — для этого он обладал достаточной силой и смелостью, но Отец, хоть и состарился, был по-прежнему могуч и ревностно охранял свои привилегии. Он первым выбирал себе куски принесенной еды, сидел всегда в самом сухом и теплом месте пещеры, и уж, конечно, ни разу не подпустил Лохматого к матерям.
Сколько раз видел Сероглазый из своего угла, как Лохматый долго и мучительно теребил своего зверя, заставляя его подниматься и падать снова и снова. Иногда Лохматый, не выдержав, с воем выбегал из пещеры и бродил где-то всю ночь, но утром возвращался и покорно занимал свое место рядом с Отцом. Тогда глаза его больше не горели, в них оставалась одна лишь пустота, и Сероглазому в такие минуты почему-то было страшно встречаться с ним взглядом.
Сам Сероглазый все-таки страдал гораздо меньше, чем брат. Ему казалось, что он нашел верное средство избегать мучений. Когда он не мог больше находиться в пещере вместе с Отцом и женщинами, он попросту уходил оттуда задолго до захода солнца. На воле он быстро успокаивался, занятый поисками чего-нибудь съестного или просто интересного. Возвращаясь к Отцу, Сероглазый уже не чувствовал ни злости, ни уничтожающего бессилия. Голова его была полностью занята увиденным и услышанным. И Сероглазому не приходилось, подобно брату, скитаться где-то по ночам, в темноте, когда духи мертвых всесильны.
Две огненные змейки в развилке дерева качаются, пляшут, пока, наконец, не сливаются в одну — большую и жаркую.
Сероглазый думал, что он и Лохматый похожи, ведь брат, как и он сам, находит утешение, гуляя в одиночестве. Он увидел свою ошибку, когда однажды во время прогулки случайно встретился с братом.
Сероглазый шел вдоль реки, кусты скрывали от него песчаную отмель, слышался только мерный плеск воды. Вдруг чуткие уши мальчика уловили на фоне этого однообразного звука что-то необычное, короткие вздохи и шорох песка. Сероглазый насторожился и выглянул из-за кустов. К своему удивлению, он увидел внизу на песке Лохматого. Тот сидел на корточках, согнув колесом волосатую спину. В кулаке у него была зажата короткая толстая палка, которую он с упорством и страстью втыкал в песок. Видно, Лохматый провел здесь немало времени, так как все вокруг него было вскопано и истыкано…
Лохматый сидит на камне, перед ним мясо. Он пытается дотянуться до него, но никак не может. Ему бы встать и подойти к еде, но Лохматый не встает… Или это не Лохматый, а он сам, Сероглазый, не может оторваться от камня и получить желанное. Руки, ноздри, тело тянутся к мясу, но сидящему никогда до него не добраться.
Сероглазый подошел к брату и тронул его за плечо. Тот резко отскочил и уставился на пришельца. Убедившись, что никакой опасности нет, что потревожил его всего лишь один из детей, Лохматый снова сел на корточки и подобрал брошенную палку. Сероглазый же медленно побрел вдоль берега. Отойдя далеко и уже не видя брата, он продолжал в мыслях представлять себе его лицо с горящими глазами, полными страха, ненависти и тоски. Именно тогда Сероглазый понял, что брат даже в одиночестве не находит покоя, что ему одинаково тягостно и рядом с Отцом, и наедине с самим собой.
В этом отчаянном положении Лохматому оставалось лишь одно: совсем уйти из дома и попытаться стать Отцом новой Семьи, как это делали некоторые братья до него. Такой шаг означал почти верную гибель, но все было лучше того бесконечного отчаяния и мук неутоленной страсти, которые сулила ему сытая жизнь в родной пещере.
И вот наконец настал день, когда Лохматый не вернулся утром домой. Не появился он и к вечеру. Отец, встревоженный отсутствием главного помощника, долго орал на крутом берегу, пугая птиц, но никто так и не пришел на его призывные крики.
Уход Лохматого повлек за собой важные для Сероглазого изменения в Семье. Отец нуждался в молодых и сильных помощниках. Вдвоем с вялым, безвольным Калекой ему было трудно выносить из пещеры Дарующего Жизнь остатки звериных трапез, тяжелые, плохо обглоданные кости крупных животных. Поэтому уже через два дня окончилось детство Сероглазого — он отправился с Отцом в пещеру медведя, а это означало, что он теперь больше не ребенок, а один из братьев.
Сероглазый долго ждал этого дня, и теперь, когда он наступил, сердце его отчаянно колотилось и мысли путались в голове. Всю дорогу от дома до логова зверя Сероглазый думал, перед глазами его беспорядочно мелькали картинки…
В развилке ветки два огонька.
Идет дождь, струи протянулись от неба до земли. Под дождем дерево. На нем сидит Лохматый, ветер качает ветки, но он не падает, радостно скалится и только крепче обнимает ствол.
Отец и два брата — Калека и Лохматый — идут в пещеру к Дарующему Жизнь.
Лохматый тащит на спине огромный кусок мяса. Острый обломок кости вспарывает землю, оставляя взрытую полосу.
Сероглазый потряс головой, пытаясь унять неудержимый поток мыслей. Это он сам шел к медведю, а не брат, как бы ему не хотелось обратного, как бы он не боялся смерти. Он не имел права поступить иначе, тем более что пока не мог и не собирался покидать Семью. В Семье он был хоть как-то защищен от нападения хищных зверей, и пищи было достаточно, и главное — он научился усмирять свои запретные желания. Но брату он все-таки завидовал — тот отважился сделать то, на что у него самого не хватало духа; Лохматый теперь стал для него воплощением его собственной тайной мечты, и поэтому Сероглазый искренне желал брату удачи, чтобы тот нашел себе и женщин, и зверя-кормильца.
Мужчины остановились у самой медвежьей пещеры, настороженно прислушиваясь. Сероглазый чувствовал, как страх постепенно овладевает им, сковывая руки и ноги, заставляя дрожать все тело. Раньше, в детстве, он почти не боялся Дарующего, но сейчас ни за что не решился бы даже издали взглянуть на него…
Сероглазый и медведь тянут каждый на себя большую толстую палку — отцовскую дубину, которой панически боится вся Семья. Оба измучены этой бесконечной изнурительной борьбой.
Сероглазый понимал, что раньше он был для Дарующего Жизнь просто безобидной козявкой, но теперь он — один из братьев, а значит, стал для медведя вредным и нежелательным соседом, кусачей назойливой мухой. Таких Дарующий не щадит.
Сейчас, конечно, медведя не было в пещере, иначе Отец не повел бы братьев на промысел.
Там, внутри, шла какая-то возня — топот множества лап, повизгивание и приглушенное тявканье. Лицо Отца исказилось от ярости. Собаки! Мерзкое отродье, хитрые, жадные твари, на этот раз они опередили людей и пировали, пользуясь отлучкой хозяина.
С поднятой дубиной Отец прыгнул в пещеру. Калека с Сероглазым бросились за ним.
Собаки — шесть или семь животных — сгрудились у растерзанной туши. Они утробно ворчали, отрывая куски мяса, но уши их чутко подрагивали, напряженные ноги были готовы к бегству. Отец прыгнул в середину своры, взмахнул дубиной и мощным ударом свалил на землю тощего рыжего пса. Дубина снова рассекла воздух, чтобы раскроить еще один череп, но собака наскочила на Отца и сбила его с ног. Рычащий клубок покатился по полу пещеры. Вся свора бросилась к дерущимся, и уже ничего нельзя было разобрать в мешанине мелькающих рук, лап и хвостов. Сероглазый схватил тяжелый камень, бросился вперед и принялся наносить удары направо и налево. Внезапно он увидел в свалке отцовскую руку, схватил ее и изо всех сил потянул наверх. Отец встал на ноги, окровавленный, со страшным блеском в глазах, и, широко взмахнув дубиной, на мгновение отбросил зверей от своих ног. Этого было достаточно, чтобы он и Сероглазый успели отскочить к стене. Обезумевшие собаки снова кинулись в бой. Отец, весь искусанный и израненный, отчаянно отбивался ногами и дубиной от разъяренных тварей.
Щиколотки его превратились в кровавое месиво, но он только яростно хрипел, не чувствуя боли, битва горела внутри него. Сероглазый уже не различал, куда падают удары, камень стал скользим от крови. Облезлый пес вцепился в руку Сероглазого и повис на ней, острые зубы вонзились в тело до самой кости. Сероглазый дико взвыл и проломил камнем голову врага. Чудовищная хватка ослабла, и пес свалился у ног Сероглазого.
Теперь в пещере осталось только две собаки, два израненных взбесившихся зверя. Один из псов с глухим рычанием прыгнул на Сероглазого, но в это мгновение Отец собрал последние силы и нанес собаке страшный удар по спине. Хрустнул перебитый хребет, и собака, не успев даже взвизгнуть, упала на землю в неестественно выгнутой позе. Последний оставшийся зверь, с перебитой лапой и раной на боку, остановился и с выжидательной злобой глядел на людей. Вдруг пес заскулил и, поджав хвост, побежал вон из пещеры.
Битва была закончена. В логове медведя осталось двое чуть живых людей и пять собачьих трупов. Второго брата — Калеки — нигде не было видно. Он исчез вместе с объедками, послужившими причиной сражения.
Отец и Сероглазый выбрались наружу из кровавого мрака пещеры. Каждый из них тащил за собой собаку — наградой за их раны будет великолепная долгая трапеза и радость матерей.
Когда они добрались до дома, уже начинало темнеть. Все ждали Отца. К той еде, которую принес Калека, никто не притронулся.
Но Отец не спешил делить добычу. Он медленно обвел взглядом Семью, бросил на землю мертвого пса и вышел из пещеры. Сероглазый отправился за ним. Отец спустился к реке и начал жадно пить, а после смыл с ног засохшую кровь. Сероглазого тоже мучила жажда, но он нашел в себе силы на несколько лишних шагов, чтобы подойти к воде подальше от Отца. Он напился и опустил свою ноющую руку в прохладную воду. Сразу стало легче. Он вздохнул и огляделся. Около того места, где он сидел, на песке виднелись человеческие следы, идущие вдоль берега в противоположную сторону от пещеры медведя. Сероглазый мимоходом посмотрел на следы, кусты и траву, взглянул на красную полоску заката и пошел наверх, где все с нетерпением ждали пира.
Отец вспорол рубилом собачье брюхо и вывалил на землю дымящиеся потроха. Он ел медленно, долго пережевывал могучими челюстями сначала желудок с его содержимым, потом печень и легкие. Наконец, кряхтя, Отец отвалился от еды и сделал знак рукой, дозволяя братьям начать пиршество; сам же устроился на подстилке из сухой травы и принялся зализывать раны.
Впервые Сероглазый мог есть вместе с братом; это было волнительно и немного страшно, но в душе его все ликовало. Он схватил кусок подгнившей конины, на мгновение замешкался, оглядываясь на матерей, и с наслаждением впился зубами в мягкое, восхитительно пахнущее мясо.
Но вот Сероглазый насытился, а с голодом улетела куда-то и его радость. Вместо нее появилась боль в животе, и собачьи укусы снова заныли. Отец пригласил к добыче женщин, Сероглазый взглянул на них… и только сейчас заметил, что одной из матерей в пещере нет. Отец, видно, тоже обратил на это внимание, потому что внезапно вскочил и с глухим рычанием, выпятив набитый живот, пошел к выходу. Сероглазый почувствовал странное беспокойство. Он вспомнил следы на песке, вспомнил Лохматого, ковыряющего палочкой землю, и неожиданная догадка яркой картинкой вспыхнула у него перед глазами. Он бросился вон из пещеры, обогнал Отца у выхода, спустился к реке и, с трудом отдавая себе отчет в том, что он делает, принялся бегать туда-сюда вдоль берега. Можно было подумать, что он ищет что-то — например, пропавшую мать, — но на самом деле он просто затаптывал чужие следы. Он успел закончить свое дело прежде, чем Отец добрался до берега. Теперь можно было смело предоставить Отцу все руководство поисками. Увидев, что у реки никого нет, тот забрался на косогор вместе с Сероглазым, сделал небольшой круг по степи и вернулся в пещеру. Приближалась ночь, а Отец боялся темноты.