— Кого ты мне в соавторы предлагаешь? — насмешливо сказал Алексей и подумал: «Так вот что тебя занесло, друг любезный, ко мне в гости?»
— Никого. Здесь дело проще. Видишь ли, Леонид Васильевич пишет кандидатскую диссертацию. Ему нужны данные по скалыванию углей. Дело новое — литературы нет.
— Подбирать для него материальчик, — перебил Алексеи Коликова. — Это не по мне работа.
— Напрасно ты горячишься. Не подбирать. Если бы ты письменно обобщил свои опыты! Тебе нужно познакомиться с Леонидом Васильевичем. Он пригодится тебе, мужик напористый.
— Слушай, твоего шефа еще в ЦК не вызывали по вопросам диссертаций? — напористо произнес Алексей.
— Ты не так все понял это, — не смущаясь, продолжал Коликов. — Я по-товарищески предложил тебе. У тебя материал пропадает, а человеку он нужен. Диссертацию Леонид Васильевич и без тебя напишет. Подумай. Позвонишь мне. — Коликов неторопливо оделся, постоял, ожидая, очевидно, ответа Алексея. Алексей молча продолжал раскладывать книги на столе.
— Звони, — сказал Коликов, выходя из номера.
Алексей даже не оглянулся. «Какая гадость!» — подумал он.
8
Министр по пути из Кузбасса задержался в Челябинске. Алексей уже перестал надеяться на его скорое возвращение и по-прежнему продолжал работать над заменой электрических моторов пневматическими.
— Вам звонят, звонят, прямо телефон оборвали, — на исходе второй недели ожидания сообщила Алексею дежурная по гостинице. — Звоните вот по этому телефону.
Оказалось, срочно вызывали в министерство.
В шестом часу вечера Алексей вместе с Каржавиным входил в кабинет заместителя министра. В огромной комнате с окнами на площадь Ногина было пусто и скучно. Скуку навевали обои из коричневого линкруста.
Заместитель министра, невысокий, лысеющий, с желтоватым усталым лицом, казался школьником за огромным, как бильярдный, столом, на котором одиноко белел блокнот.
Он приподнялся и, неловко нагибаясь, подал через стол руку Алексею.
— Наш «мозговой трест» всегда приглашать надо, — недовольно сказал заместитель министра и нажал кнопку звонка. Но в это время в кабинет уже вошел председатель технического совещания и с ним молодой осанистый инженер.
— Садитесь. А вы рассказывайте, что у вас там на «академии» вышло, — сказал заместитель министра председателю технического совещания. — Ох, и мастера проволочек...
— Савва Антонович, мы переслали вам протокол, — предупредительно сказал молодой инженер и осторожно опустился в кресло.
— У меня не хватает времени с совещания на совещание попадать, — резко произнес заместитель министра, — а у вас, особенно в техсовете, пишут протоколы объемом не меньше, чем псалтырь... Почему завалили «Скол»? — обратился он к председателю технического совещания. — Министр и заместитель узнают в последнюю очередь... Я сегодня в ЦК докладываю, что испытывается машина со спряженным конвейером, а выходит — ее сняли с испытаний. В ЦК уже известно!
— Товарищу Заярному не стоило жаловаться раньше времени, — сказал председатель технического совещания.
— Я не жаловался, — вспылил Алексей.
— А хотя бы и жаловался, — перебил его заместитель министра, — он своего добиваться должен...
— Мы не вынесли определенного решения по «Сколу», — вставил молодой инженер.
— Еще хуже, — разозлился заместитель министра и поднялся из-за стола. — Просто замариновали... Чем плох «Скол»? Почему не пошел на «Капитальной»?
Заместитель министра прохаживался вдоль стола, выслушивая объяснения начальника технического совещания, а Алексей пытался догадаться: кто сообщил в ЦК — Каржавин, Верхотуров? Или, может, кто-то из аппарата ЦК был на техническом совещании.
— Да ведь все это натасканное, — останавливая председателя технического совещания, сказал заместитель министра. — Надуманное! Вы это должны понимать, Андрей Андреевич. Конвейер отказал! Уголь не угрызли! Любую машину нужно доводить... Чего добились тем, что испытания прекратили? — И после короткой паузы добавил, уже обращаясь к Алексею: — Будем испытывать вашу машину. Продолжим испытания.
— Академик Верхотуров советует испытывать на пластах крутого падения, — сказал Алексей.
— Тут уже вы хозяин. Каржавин вам поможет подобрать шахту.
— На «Глубокую» передать надо, — сообщил Каржавин.
— Составь записку — объясни, где и что для этого нужно, — снова усаживаясь за стол, сказал заместитель министра. — Только протоколов не пиши, как техсоветчики, а действуй...
— Сегодня вечером засядем вместе с Заярным! — весело поглядывая на председателя технического совещания, произнес Каржавин.
— Газовая шахта. Инспекция не разрешит, — уверенно заявил молодой инженер.
— Нам разрешит! У нас теперь в резерве кое-что есть, — еще задорнее произнес Каржавин.
— А вы объяснение садитесь писать, почему со «Сколом» ничего не решили, — хмуро сказал заместитель министра председателю технического совещания. — От меня ЦК требует...
9
По субботам в Белопольском угольном тресте проходили совещания.
В двухсветном зале заседаний, обставленном резной дубовой мебелью, собирались начальники шахт района обсудить итоги прошедшей недели.
В районе эти совещания называли «большой обедней», в отличие от «малых обеден» — совещаний по селектору, — они тянулись по три-четыре часа.
Управляющий трестом Яков Иванович Черкасов любил поучать. Он прямо-таки вдохновлялся на совещаниях. Вспоминал разные случаи из своей жизни, разносил проштрафившихся начальников шахт.
Сегодняшнее совещание обещало быть особенно затяжным и бурным — три шахты треста вторую неделю не выполняли плана.
«Опять в воскресенье отдыхать не будем, — жаловались начальники шахт, глядя на доску показателей. — Устроит Яков Иванович день повышенной цикличности или день повышенной добычи. Задергали: ни ремонтом, ни горными работами нет времени заняться».
Черкасов начал совещание рассказом о том, как он был недавно на заседании в Москве и к нему — первому! — перед началом заседания подошел секретарь ЦК.
— Первому руку пожал! — многозначительно подчеркивал Черкасов. — Это не просто так! Это значит — нам, шахтерам, первое внимание, особый почет, а мы как его оправдываем? Я из-за вас должен прятаться теперь при встрече с руководящими товарищами.
Среднего роста, с шарообразным розовощеким лицом и всегда удивленными глазами, он становился необычно подвижен во время выступлений.
Рассказ о встрече с секретарем ЦК был вступлением к бурному и бесцеремонному разносу начальников шахт. Яков Иванович не стеснялся в выражениях, не отбирал слова: он выпаливал любое, приходившее ему на память.
— Разве же это руководители? Это ланцепупы! Настоящие ланцепупы, — смаковал Черкасов слышанное им где-то заумное слово. — Совести у вас нет. Месяц к концу, а вы шахты посадили.
— Три раза энергию сбрасывали, Яков Иванович. Учтите, — попытался возразить кто-то из начальников шахт.
Реплики действовали на Черкасова, как керосин на костер. Он вспыхивал после них с новой силой.
— Значит, кто виноват? Трест? Ну, конечно, во всем трест виноват! Я! Черкасов! — покаянным голоском выкрикивал он. — Черкасов всегда на других вину сваливает, чтоб самому выкрутиться...
Начальники шахт, привыкшие к разносам, равнодушно выжидали, когда Черкасов выговорится. Хорошо было известно, что после вступления Черкасов перейдет к диалогу с каждым начальником шахты.
Сегодня вступление особенно затянулось.
— Говорят, нужно искать новое. Правильно! Но только нужно искать с толком. С толком! Помните, как в Донбассе цикличность вводили в тридцать пятом году? Что из этого вышло? Пшик! Говорильня! Не та техника была, чтоб цикличность внедрять... Кое-кто прославиться захотел... Думаете, сейчас нет таких товарищей? Хочется кому-то славу заработать. Начинает думать, что-то надумает и пошел на всю губернию звонить — «у нас новое, мы новаторы»... Потом хлоп — в лужу, не вышло. Новое нужно внедрять обдуманно, хорошо подготовясь...
Начальники шахт переглядывались: издалека начинает заезд к чему-то управляющий. Неспроста.
Начальник шахты «Каменка» с улыбкой подтолкнул начальника шахты «Глубокая» Звенигору.
— Слышишь, Кирилл Ильич? Новое в репертуаре Якова Ивановича. Полозья к кому-то подбирает. Катать будет.
— Кое-кто думает, управляющий привык по-старинке работать? — прохаживаясь по ковровой дорожке, рассуждал Черкасов. — Я тоже за новое. Но вводить его нужно обдуманно. Проверив со всех сторон. Все взвесив... Можно сесть, с маху написать любой проект. Ну, скажем, перевести шахту на одну добычную смену...
— Сейчас меня гвоздить начнет, — наклоняясь к начальнику шахты «Каменка», сказал Звенигора.
Неделю назад он подал расчеты и план перевода лавы на односменку — по предложению Шаруды, бригадира забойщиков.
— А о какой односменке может идти речь? В две смены еле-еле план выполняем... фантазеры.
К удивлению Звенигоры Черкасов больше ничего не сказал об односменке — стал давать распоряжения по организации дня повышенной цикличности на каждой шахте.
Совещание окончилось лишь в пятом часу.
На следующий день Звенигора, войдя в кабинет Черкасова, сразу увидел на столе управляющего свою докладную записку.
— Садись, начальник, — пробубнил Черкасов и, злыми глазами глядя на Звенигору, притворно вздохнул. — Все выдумываешь, изобретаешь!.. «Скол» будешь испытывать, односменку организуешь. Прямо во всенародные герои прешь. Ну скажи, что тебе даст односменка? Хочется лучше других быть? Что, у тебя все лавы хорошо работают?.. Ты бы лучше выправил дело на пятом участке, а потом изобретал всякие реорганизации.
— Я односменку Шаруды поэтому и поддерживаю, — усаживаясь в кресло у стены, сказал Звенигора. — Хочу положение с порожняком выправить. Это же снизу идет, Яков Иванович, не от меня. Люди хотят свои силы попробовать — производительность увеличить.
— Снизу идет! Знаем мы эти низы. С Кореневым намудрили, а Шаруде подсказали. В герои лезете.
— Предложение Шаруды нужное, — не обращая внимания на слова Черкасова, говорил Звенигора.
— Может, ты еще и на шестичасовку задумаешь перейти? — язвительно осведомился Черкасов и деланно рассмеялся.
Звенигора не смутился:
— Будем цикловать во всех лавах, тогда и о шестичасовке подумаем.
— Это кто же тебе позволит? — вскочил из кресла Черкасов и наклонился через стол, будто собирался схватиться с Звенигорой. — Правительство для шахты «Глубокая» и для Кирилла Ильича Звенигоры особый декрет издаст?! — Он торопливо вышел из-за стола, прошелся несколько раз по комнате. Лицо его стало багровым.
— Ну, делай, делай. Посади шахту. Посмотрим, что тогда из тебя сделают. Тогда с тобой не только в горкоме, но и в области займутся. Да, кстати, возьми это свое сочинение об односменной работе. Хочешь, проводи по своей воле... Ты же начальник шахты, а не я, — с насмешкой взглянул на него Черкасов. — Ты и «Скол» без меня на испытание принял. Ну и доводи дело до конца сам.
Звенигоре стало понятно, чем он настроил управляющего против себя: Черкасов не терпел, если кто-либо без его согласия и ведома проявлял даже незначительную инициативу.
— «Скол» не я принял... Вы же знаете, как получилось, — начал объяснять Звенигора. — Позвонил Каржавин, вас не застал, потом позвонил мне. Я решил — машина нужная!..
— Решил! Хо-хо-хо... — Черкасов тихонько, как бы украдкой, захохотал. — Ну что же, если решил, сам и расхлебывайся. — Притворно усталым голосом он предупредил: — На испытания «Скола» никто скидок не даст: сколько у тебя лав? Восемь! Так! Значит, одну лаву со счета придется сбросить и разложить двенадцать процентов добычи на остальные семь лав. Испытания не месяц протянутся, а дай бог, чтобы за год закончились. Машину для крутых пластов создавать — это не хату из самана лепить.
— Ничего, справимся. План выполним и семью лавами, — уверенно произнес Звенигора, поднимаясь с кресла. — Дело нужное.
— Справимся? — снова багровея, громко крикнул Черкасов. — Что ты видел? Ты видел, как комбайн «Донбасс» работает, как с ним возятся? Это на пологих пластах! Там до сих пор за комбайном лаву зачищают, пачку сбивают. А у нас на крутых пластах машине еще труднее. Я не против машин, но испытывать их нужно на опытной шахте. Нам добычу наращивать нужно. Шахтеры трудятся, чтоб план скорее закончить, а мы эксперименты затеяли. Ну, черт с ней, с добычей. Пусть ради всех пострадаем. Пусть. Но ты посмотри, что происходит. — Он стал ворошить бумаги, что лежали на столе, нашел какую-то тетрадочку в зеленой обложке и, быстро переворачивая страницы, выискивал в ней что-то. — Вот послушай. Производительность до войны по области на одного шахтера была двадцать восемь тони, а стала — двадцать две. Это что?
— Как подсчитали?
— А подсчитали правильно. Поделили то, что добыто, на всех занятых.
— Странные получились результаты. Ведь на пологих пластах комбайны...
— Слепыми глазами на механизацию не нужно смотреть. Твой друг Каржавин рад стараться любую машину совать на шахту, лишь бы механизмы значились. Там, где раньше вручную две тысячи человек работало, теперь работает две с половиной. А выработка одна и та же — две тысячи тонн. Электроцех появился — раз, электровозное депо — два, на участках слесари и электрослесари. А потом — за комбайном крепят вручную, конвейер перетаскивают вручную. Вот производительность и поехала вниз. Механизировать комплексно надо. Все от забоя до ствола. А то машину с руками соединяют. Комбинаторы.
«А ведь он, пожалуй, прав, много народу толкается возле одного механизма... Но на опытных шахтах уже пробовали испытывать: оранжерейные условия».
— Все-таки машину надо испытывать.
— Ну и испытывай! — садясь за стол и нажимая кнопку селектора, буркнул Черкасов. — Ему твердишь одно, а он другое... Посмотрим, как ты через полгода в трест прибежишь — помощи запросишь... Но теперь попробуй откажись от машины! Приказ министром подписан. В антимеханизаторы еще не хватало попасть... Теперь принимай и возись... Пройдет месяц-два — поймешь. Мне анекдот рассказывали: в каком-то городе две группы купцов задумали вместе строить общественную баню. Одни внесли деньги и другие. Только как начнут обсуждать что-либо, так на месяцы спор. В общем, все-таки построили. Осталось полы настлать. Вдруг одна группа заявляет: нужно доски построгать, чтоб занозы в ноги не попадали, а другая возражает: строгать, мол, не надо, будет скользко, люди падать будут. Пошли к одному мудрому старику. Старик и говорит: построгайте, только строганными сторонами вниз прибейте... И тем и другим угодил.
Яков Иванович расхохотался:
— Построгайте и наоборот прибейте... Это для хозяйственника анекдот. Министерству лишь бы доски были выстроганы...
Выйдя от Черкасова, Звенигора направился в горком, чтобы посоветоваться насчет испытаний «Скола» и о переходе на односменку.
Он шагал под деревьями, густо опушенными инеем. «Сумасшедшая зима, в феврале ростепель была, в грязи плавали, а сейчас — морозы стоят». Звенигора остановился. любуясь городом, с праздничной щедростью оплетенным кружевами и бахромой инея. «А небо все же высокое. Недолго уже куролесить зиме...»
Секретарь горкома Серегин принял его сразу.
— Сдаешь, товарищ начальник, сдаешь, — не дослушав Звенигору, скороговоркой стал его журить Серегин. Он резко поднялся из-за стола, головой едва не задев люстру. Недаром все в районе звали Серегина за рост — полтора человека. — Нужно большевиком быть, не зазнаваться... Вот я тебе говорю, а ты сделал мину такую, что, мол, не знаешь и не понимаешь... Хуже работать шахта стала, товарищ Звенигора. Вот сведения. — Он взял со стола книгу в прочном кожаном переплете. Их не переспоришь: первого — сто шесть процентов, второго сто пять, третьего — сто три, а четвертого — сто.
— Таких показателей у нашей шахты не было!
— Я их, по-твоему, выдумал? — На продолговатом бесцветном лице Серегина забегали желваки. — Мне плановый отдел треста дал. Подтягиваться нужно. Мы тут с Черкасовым тебя хотели на селекторном совещании прогреть, да на первый раз отставили... а будешь так работать — и на бюро вытащим... Ну, с чем пришел? Выкладывай скорее, мне нужно в область уезжать.