Софья Романовна. Вот и хорошо. А я
буду носить. Оригинально!
Кондратьев (сдаваясь). Ну, носи, если
хочешь...
Софья Романовна. Спасибо, милый...
Смотри, Андрюша, пруд-то, я говорю, красивый
какой. Только мертвый он.
Кондратьев. Мертвый?
Софья Романовна. Мертвый. Вот если
бы птицу водоплавающую туда напустить.
Кондратьев. Птицу? Какую птицу?
Софья Романовна. Угу, птицу. Лебедей,
например...
Кондратьев (испуган). Лебедей?!
Софья Романовна. Угу, лебедей.
(Мечтательно.) О, вот пруд бы и ожил!
Кондратьев. Что ты, Соня, милая...
Откуда же я возьму лебедей?
СофьяРомановна. А ты, Андрюша,
попроси в зоопарке.
Кондратьев. В зоопарке? Да что ты, Со-
нечка, дорогая моя?! Кто же мне даст
лебедей в зоопарке? Чего доброго, они и улететь
могут.
Софья Романовна. А мы им крылья
подрежем, они и не улетят. И еще... Я давно
собиралась сказать... (Открывает дверь в
комнаты.) Скучно у нас в спальне. Я хочу северное
сияние.
Кондратьев. К-к-какое си-яни-е?
Софья Романовна. Северное сияние.
Отделать бы эту комнату под северное сияние.
О, какая прелесть была бы...
Кондратьев. Лебедей, сияние... Ничего не
понимаю!
Софья Романовна. Надо же создавать
уют.
Кондратьев. Ах, уют! Нет, спасибо!
Хватит! С меня хватит. Я и без лебедей, кажется,
поплачусь за уют твой. Выгонят в три шеи, вот
тогда тебе будет сияние.
Софья Романовна (долго, заразительно
хохочет). А ведь правильно сделают.
(Хохочет.)
Кондратьев. Сейчас-то еще не выгонят —
не за что. Я у государства ничего не взял. Я
потратил на тебя всю премию. Больше у меня
ничего нет. И никаких чтоб лебедей! Ясно?
Софья Романовна. Снимут тебя, Аид-
рей, не за то, что у государства не брал, а за то,
что государству не дал того, что мог дать.
Кондратьев. Не понимаю...
Вошла Л е на.
Софья Романовна. Идет тебе
генеральский мундир, ничего не скажешь. Да, боюсь, не
пришлось бы... как говорят у вас
проштрафившиеся командиры, «уйти с «железки» родной на
«гражданку». (Хохочет.)
Кондратьев. Странный разговор какой-
то...
Софья Романовна. Разговора, Андрей,
еще не было. Садись. (Усаживает Кондратьева
на диван, садится рядом.) Разговор только
начинается. Леночка, если можешь, останься. Очень
нужно, поможешь нам... Как ты думаешь,
Андрей, не лучше ли нам перебраться в свою старую
квартиру? (Улыбается.)
Кондратьев. В какую квартиру?
Софья Романовна. Которая рядом с
депо.
Кондратьев. Знаешь что? Я уже устал
от твоих неуместных шуток.
Софья Романовна. Я не шучу, Андрю-
ша.
Кондратьев. Странная фантазия...
(Смеется.) Ну, а... а здесь что будет?
Софья Романовна. А здесь? Что же
будет здесь? Да, здесь будет дом отдыха
поездных машинистов.
Кондратьев. Не понимаю... Hv, ну,
дальше?
Софья Романовна. Дальше? Дальше,
я думаю, так... Что же дальше?.. Вот как дальше.
Поедешь к министру и скажешь: «Освободите —
не справился. Назначьте меня снова в депо и
не начальником, может быть, а просто
мастером».
Кондратьев. Что?.. (Сорвался с дивана,
мечется из угла в угол.) Что за фарс?..
Разыгрываешь, как мальчишку... Лену бы
постыдилась... Ты слышишь, Лена?
Софья Романовна. Нет, Андрюша, это
не фарс. Более искреннего и дружеского совета
я тебе никогда еще не давала. Если и впредь ты
так. будешь хозяйничать на дороге, то ты,
действительно, поедешь сам и скажешь: «Я не тот
Кондратьев, который гремел на всю страну как
талантливый инженер-хозяйственник». Поедешь
и скажешь: «Я стал службистом. И потом... жены
эти, чорт бы их побрал, этих жен!.. Словом, я
обмяк. Жена в уют втянула... Пруд... Лебеди...
Этак, упаси бог, я и у государства скоро тащить
начну...»
Кондратьев. (Лене). Что она говорлт?
Лена. Она говорит правду, папа.
Кондратьев. Как?.. И ты, Лена?.. Ты
думаешь плохо обо мне?
Лена. Думаю плохо, папа.
Кондратьев. Понятно!.. Все понятно!.. А
я-то, я-то, дурак, вообразил, что моя дочь —
человек новой породы!.. Моя дочь, мой ребенок!..
Спасибо, дочь. Я вознагражден сполна...
Софья Романовна. Ты говоришь
глупости, Андрей.
Кондратьев. Глупости? Нет, не глупости.
Я забраковал ее и алешкин проект, наказал
Алешку за хамство и вот — отец плох!
Лена. Отец-то, папа, хорош, а вот начальник
дороги — плох. Не в одном проекте суть дела,
хотя, конечно, и в нем. Проект не ты
забраковал. Забраковал его Крутилин. И я буду
бороться с тобой и с Крутилиным за этот проект, чего
бы мне это ни стоило. Я еще не знаю, как
бороться, но буду бороться. И может быть, нам
действительно лучше перебраться на старенькую
квартиру. Потому что и на тебя и на Соню эта
благодать действует дурно. (Вышла.)
Шум мотора, хлопнула дверца.
Входит К р е м н е в.
Кондратьев. Так... так... (Кремневу.) Что
ты говоришь?
К р е м н е в. Я ничего не говорю. Здравствуй,
Андрей Ефремович.
Кондратьев. А, здравствуй... А мы тут
самокритикой занимаемся... Да...
К р е м н е в (здороваясь с Софьей
Романовной). Полезное занятие.
Кондратьев (пытаясь шутить). Да,
движущая сила общественного развития на данном
этапе.
К р е м н е в. Да, движущая сила. Меня тоже
сегодня с песочком пробрали.
Кондратьев. Тихвинская сдуру тебя
приплела. Я нагоняй сделал. Не придавай
значения.
К р е м н е в. Обязательно придам. Зачем звал,
Андрей Ефремович?
Кондратьев. Почему Сибирякову не
вручили приказ?
Софья Романовна. Я покину вас.
(Иронически.) Андрюша, про лебедей не забудь.
(Вышла.)
Кондратьев. Ты приказ задержал?
К р е м н е в. Я.
Кондратьев. Это по какому уставу парт-
оргузла контролирует действия начальника
дороги?
К р е м н е в. По-товарищески, Андрей, хочу
сказать: серьезная ошибка приказ твой.
Кондратьев. Сегодня же объявить приказ
Сибирякову. Под расписку объявить.
Пауза.
Не затем искал тебя. Утром с министром
разговаривал. Хватит, Илья, руководить «в общем
и целом». Садись-ка в кресло начальника депо.
Командуй. И мне приятно. Дружбу с поездных
машинистов начали. Я уже вот... генерал, как
никак. А голова твоя моей не хуже. Садись, брат,
в начальническое кресло.
К р е м н е в. Не выйдет.
Кондратьев. Выйдет. Министр согласен.
К р е м н е в. Министр согласен, а я не
согласен. Куда мне в кресло, — ни к чему. Нет, я уж
лучше буду сидеть на своем стуле.
Кондратьев. Почему?
К р е м н е в. Удобнее. С этого стула бороться
с тобой удобнее.
Кондратьев. Вот как! А с чего бы это?
К р е м н е в. Ты, Андрей, можешь стать
опасным человеком для дороги.
Кондратьев. Могу или уже стал?
К р е м н е в. Становишься.
Кондратьев. А не кажется тебе, Илья,
что кто-то из нас объелся белены?
К р е м н е в. Кажется. Я не шучу, Андрей, ты
начал злоупотреблять доверием.
Кондратьев. Ошалел совсем!.. А, понял!
(Раскинул широко руки.) Особняк тебе не
нравится. А я при чем? Я просил особняк?
К'ремнев. Особняк мне нравится.
Кондратьев. В чем же дело?
К ре м н е в. Особняк, говорю, нравится, а вот
жилец его не нравится.
Кондратьев (тряхнул Кремнева за плечи,
смотрит на него в упор). Значит,
подозреваешь?..
К р е м н е в (спокойно с плеч снял руки
Кондратьева). Ты не злись, Андрей... Ну, чего ты
на меня так вызверился?
Кондратьев. Отбой бьешь?.. То-то!..
К р е м н е в. Нет, зачем отбой? Раз
напросился сам,— скажу. Не подозреваю, а доподлинно
знаю: ты взял у государства.
Кондратьев. Клевещешь! Я не подам тебе
руки.
К р е м н е в. Нет, подашь, подашь, Андрей...
А вот я-то подумаю, принять ли твою руку. Да...
А у государства ты все-таки взял. Ты сам рыл
этот пруд? Его копали рабочие для тебя, а рас-
считывалась с ними жилищная контора за тебя.
Ты стал забывать, где свое, где чужое.
Кондратьев. Тьфу ты, дьявол!.. В
самом деле... Я расплачусь. Мне, право, неловко
даже...
К р е м н е в. Не об этом я хочу с тобой
говорить.
Кондратьев. Подожди ты... Тьфу, дьявол!
Историйка! — в жар бросило... Спасибо, Илья,
отчитал!
К р е м н е в. Ты не спеши благодарить. Я
главного не сказал.
Кондратьев. Что еще имеешь в виду,
говори прямо.
К р е м н е в. Скажу прямо, без обиняков. Ты
растворился в этом особняке, в этом пруде, в
идиллии этой.
Кондратьев. Изволь расшифровать.
К р е м н е в. Расшифрую. Ты утратил свою
точку зрения на большие вопросы. Новая черта
характера в тебе появилась.
Кондратьев. Какая?
К р е м н е в. Трусость.
Кондратьев. Свят, свят!.. Началось
сызнова. Сговррились, факт. А все из-за этого
забияки! Алешка воду мутит. И тебя
впутали...
К р е м н е в. Зачем впутали? Я сам впутался.
За Алешку я уж постою.
Кондратьев. Не быть по-вашему... Ишь
вы, какие новаторы! Уплотненный график давай
им, нормы пересматривай! Уж, чтобы завершить
мою характеристику, сказал бы: враг
стахановского движения, рутинер! А ты сядь на мое
место. Сядь,— запоешь Лазаря. Мне тридцать пар
поездов в сутки надо принять и сдать. А кадры
какие? Молодежь безусая. И так будто
эквилибрист какой,— хожу по проволоке. Не знаю,
когда расшибусь.
К р е м н е в. Крутилина будешь слушаться,—
расшибешься.
Кондратьев. Что значит — слушаться?
Крутилин — талантливый командир. Он и
движенец, он и паровозник. Настоящий
помощник. С холодным рассудком, с умелыми
руками. А в нашем железнодорожном деле это
главное.
К р е м н е в. Твой Крутилин боится разумно
рисковать и тому же учит тебя. Алексей
Сибиряков и твоя дочь помогают тебе, а ты этого не
понимаешь. Окружая себя такими делягами-
крохоборами, как Крутилин, ты сам можешь
выродитъся в делягу-крохобора. (Потрясая
журналом.) Ты послушай про твоего
Крутилина...
Кондратьев (вскочил, хватив кулаком по
столу). И слушать не хочу.
К р е м н е в. Не хочешь — не слушай... (Встал
«смирно», козырнул.) Прошу извинить, товарищ
генерал-директор, мне пора к академику
Рубцову. (Пошел. Вернулся.) Ты подумай, Андрей,
крепко подумай... (Вышел.)
Кондратьев (яростно, огромными шагами
меряет из угла в угол веранду). «Трус»...
«деляга-крохобор»... (Налил в бокал вина, хотел
выпить, вдруг хватил бокал об пол.) С ума сошли!..
Входит Софья Романовна.
Соня, милая!.. (Обнял жену.) Как он меня!.. За
что? На каком основании? (Ищет поддержки, но
вспомнил недавний разговор с женой, освободил
ее из объятий.) А... (Махнул рукой.) И ты с
ним заодно...
Софья Романовна. Ты еще Лену забыл,
Алексея... (Улыбаясь.) Стан «врагов» твоих
огромен. (Собирает осколки.) Но зачем же
посуду бить? Горе мне, если это еще одна новая
черта твоего характера. (Вышла.)
Кондратьев (опустился на диван, сидит
в полузабытье). «Трус»... «деляга-крохобор»...
Телефонный звонок.
(В трубку.) Слушаю. Максим Романович!
Добрый вечер... Непременно?.. Хорошо, приеду. А в
чем дело?.. Лену?.. Хорошо... захвачу...
(Положил трубку. Кричит.) Лена...
Лена (появляясь). Что, папа?
Кондратьев. Поедешь со мною к Рубцову.
Собирайся.
Лена. Я готова. (Вышла.)
КоШдратьев. «Трус»...
«деляга-крохобор»... С ума сошли!..
Долгая пауза.
ЗАНАВЕС
ДЕЙСТВНЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Кабинет Рубцова. Три двери: в глубине — двустворчатая
стеклянная, ведущая на балкон, сейчас она занавешена
гардинами; дверь, обитая дерматинсм, с табличкой
«Вход воспрещен», и знакомая входная дверь.
Рубцов один, в форменном генеральском мундире.
В дверях Дроздов.
Дроздов. Можно к тебе, суровый человек?
Рубцов. Входи, входи, раскисший человек.
Дроздов (подсел к столу. Виновато). Эх,
Максим... В состоянии, которое испытываю я,
человек пребывает, возможно, один раз в жизни...
Да, единственный раз, но пребывает... Ты
извини, я, может быть, лишку сболтнул? Понимаешь...
(Молчит.)
Рубцов (не расположен к дружеской
беседе). Нет, не понимаю.
Дроздов. Последнее время мне стало
казаться, что земля подо мной как-то
покачивается... И из-под ног уплывает куда-то. А я силюсь
устоять, борюсь... Только с кем или с чем?.! С
сомнениями, видно, со своими борюсь.
Рубцов. «Борюсь с сомнениями»?!
Растекся, как медуза, на горячих камнях!..
Долгая пауза.
«Сомнения»?! Разные бывают сомнения. Ты
озабочен не тем вовсе—разгрызешь ли орешек, а
тем — будет ли это пожар на моюе или так себе,
чуть-чуть заметный огонек. Достаточно велико
твое детище, чтобы в века пронести чекан ума
твоего. Вот ведь в чем природа твоих сомнений.
Дроздов. Греха большого нет в том, что
думаю о будущем.
Рубцов. Ты думаешь о своем будущем, а
не о будущем наследников своих. Ты и чертежи
потому сжег.
Дроздов (весело улыбаясь). А вот сжег —
и человеком себя почувствовал. А до сих пор
будто вериги на себе таскал.
Рубцов. Значит, на самом деле в
бакенщики?
Дроздов (смеется). Э-э, нет!.. Чувствую я,
Максим, что невозможное сделаю возможным!..
Рядом где-то хожу... Весь смысл-то в том, чтобы
без коренной ломки машины повысить до
пятнадцати единиц коэфициент полезного действия.
Без коренной ломки машины, понимаешь?
Рубцов. Понимаю.
Дроздов. А понимаешь, так не говори, что
не думаю о будущем наследников своих.
В дверь заглядывают Модест и Матвеич.
Рубцов. Хо, вот они! Проходите, проходите.
Входят Матвеич и Модест.
Мастер обидел?
Матвеич. Нет. Мы у товарища Кремнева
были. Он сказал: мастера, чтобы косность с
косинусами не путал, мы попросим интеллигентно,
вежливо — убирайтесь-ка из депо к чортовой
матери, елки-моталки.
Модест (дернул Матвеича за рукав). Он
так не говорил.
Матвеич. Нет, я говорю примерно в этом
смысле.
Дроздов. Я у себя буду.
Рубцов. Ты нужен. Сибиряков экзамен
держать будет. Экзамен-то необычный несколько...
Дроздов. А-а... Хорошо.
Рубцов (Матвеичу). Здоров, чортик! О,
какие мускулы! (Дроздову.) Потрогай.
Матвеич. Я-то что. Вот кто здоров. В
шестьдесят килограммов штангу жмет.
Рубцов. А ты?
Матвеич. Не могу, товарищ академик, на
ноги жидковат,— гнусь.
Рубцов (ощупал плечи, руки Модеста).
Ух, ты!.. Садитесь, ребята. (Матвеичу.) Ну,
расскажи, как работаешь.
Матвеич. Значит, так... Закурить можно?
Рубцов: Попробуй.
Матвеич (закуривает, угощает Модеста, он
отказывается). Значит, так...
Рубцов. Хо! «Казбек»!
Матвеич. Употребляю один сорт.
Пожалуйста!
Рубцов. Спасибо, не курю, Максимыч,
бросил.
м атвеич. Аяне могу, втянулся.
(Прикуривает.) Значит, так... Параллельность операций.
И потом... (Смущенно разводит руками.) Да
вроде больше говорить нечего. Обработку веду
тремя операциями за один проход.
Дроздов. Кто же тебя научил такой