СЕВЕРО-ЗАПАДНОЕ КНИЖНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
АРХАНГЕЛЬСК
1979
Пунух П.
Из-под пяты веков: [Повесть]/ Худож Г. А. Рябоконь. – Архангельск: Сев-Зап. кн. изд-во,
1979.
В вып. дан авт.: Пэля Пунух (Синицын Тимофей Петрович).
Пэля Пунух – литературный псевдоним Тимофея Петровича Синицына (1894–1971),
одного из первооткрывателей ненецкой темы, с которой связано всё его творчество.
С 1925 по 1929 год Тимофей Петрович работал на Крайнем Севере. Тогда и появились
его первые очерки и рассказы о жизни ненецкого народа. Вошедший в сборник очерк «Под
вой пурги» посвящен созданию ненецких школ на Новой Земле и в Пёше, непосредственным
участником чего был сам писатель. В повестях «Из-под пяты веков» (переиздается с
сокращениями) и «Новоземельские будни» рассказывается о страшном наследии прошлого в
жизни ненцев, о борьбе нового со старым, о тех замечательных преобразованиях, которые
пережила тундра с приходом Советской власти.
Книга выходит в год, когда отмечается 50-летие Ненецкого автономного округа.
СЕВЕРО ЗАПАДНОЕ КНИЖНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО, 1979 г.
1. ШКОЛА НА НОВОЙ ЗЕМЛЕ
Март 1924 года. На острове Новая Земля съезд Советов. Делегаты съезда – русские и
ненцы. Председателем островного Совета впервые избирается ненец Тыко Вылка.
Страх и светлая радость охватывают Тыко, заставляют начать разговор, который никогда
и никем из ненцев не затевался:
– За честь... за доверие... спасибо, товарищи!.. Задаю вопрос...
Перехватило дыхание. Мысль была ясна, как солнечный день. Выразить её словами
родного языка было бы легко. А говорить надо так, чтобы поняли и русские, и ненцы.
Говорить надо по-русски.
– Своё согласие... даете ли, товарищи делегаты... даете ли свое согласие, чтобы наш
островной Совет попросил Архангельский губернский Совет, попросил, чтобы открыть на
Новой Земле... ненецкую школу на Новой Земле открыть?
Вот и всё. Сказал-таки Тыко Вылка то, что хотел сказать. Светлыми горошинками катятся
капельки пота по щекам, запутываются в кустистых бровях, отсыревшая рубашка липнет к
спине: очень почему-то в комнате жарко стало. А в ушах точно песня звучит.
– Какую ты, Тыко, выдумал школу открыть?
Вздрогнул – так неожиданно прозвучал этот вопрос. Смысла вопроса не понял, но
оттенок насмешки в голосе говорившего отозвался такой острой болью в груди, будто в неё
бросили гарпун. Вылка побледнел, окинул присутствующих недоумевающим взглядом.
– Амгэ? (Что?)
– Повтори название школы, – дружески обратился к нему другой участник съезда. – По-
русски назови школу, которую надо открыть.
– А я разве не по-русски назвал? – удивился Тыко.
Какой стыд: самое сокровенное своё желание не сумел сделать понятным для русских.
Вылка снова поднялся.
– Когда и кто первый из русских самоедами нас назвал – о том не знаю, о том и говорить
не стану. . А то, что никто из нас, ненцев, сам себя не ест, – об этом вы сами знаете хорошо.
«Самоеды» – клевета на мой народ, прозвище это. Сами себя мы называем так: ненцы, нен-
цы. Вы об этом не слыхали. Виноваты ли вы? Не виноваты: в газетах, в книгах – настоящего
имени нашего народа нигде не было, а прозвище – везде. Я говорю, – продолжал Тыко после
небольшой паузы, – о школе для наших, для ненецких детей. Владимир Александрович
Русанов сказывал мне, что чуть ли не тысячу лет тому назад пришли сюда первые русские
люди. Пришли на промысел пушного и морского зверя. Сегодня, как и тысячу годов тому
назад, вы, русские, приходите сюда только на промысел. Жить здесь ваши семьи не могут.
Ваши дети учатся там, где ваша родина, где родина ваших детей. Родина наших детей –
Новая Земля. Мы хотим, чтобы наши дети тоже были грамотными, как ваши. Мы хотим,
чтобы наши дети учились грамоте у себя на родине. Откроет Советская власть школу для
наших детей – это будет первый шаг всех новоземельцев к новой жизни.
Тыко хотел говорить ещё, но теплые дружелюбные голоса русских прервали его:
– Хлопочи школу для своих ребят.
– Доброе дело надумал – доводи до конца. А мы поддержим тебя, поможем.
В ушах Тыко Вылки словно снова зазвучала радостная песня...
* * *
Рейсы на острова Северного Ледовитого океана в двадцатых годах считались
экспедиционными рейсами. Начальником экспедиции назначался или начальник так
называемого островного хозяйства или кто-нибудь из работников Комитета Севера при
Архангельском губисполкоме. Со всеми претензиями экономического и культурного
характера жители острова обращались к губернской власти через начальника экспедиции.
Летом 1925 года Тыко Вылка встретил пароход «Декрет» на подходе к якорной стоянке.
Команды об отдаче якоря ещё не было, а председатель Новоземельского островного Совета
уже был на палубе судна.
Начальник экспедиции, работник Комитета Севера, добродушно пошутил:
– Был Тыко Вылка рядовым жителем Белушьей Губы – без приглашения никогда не
появлялся даже у борта парохода. Выбрали председателем Совета – раньше подростков на
палубе судна оказался. В чём дело?
– А я... тороплюсь тебя ругать.
Человек большой душевной мягкости и глубокой внутренней культуры, Тыко Вылка не
мог, да и не умел ругаться. Но в голосе и во взгляде его начальник экспедиции подметил
тревожную озабоченность.
– С Новоземельской школой ошибка получилась.
– Ошибка?
Комитет Севера поручил начальнику экспедиции как можно лучше ознакомиться с
опытом работы школы, поговорить об этом не только с председателем островного Совета, с
учителем, но и по возможности узнать у самих учеников об их учёбе.
– Ошибка? – переспросил он ещё раз, потому что Тыко молчал, плотно сжав губы и
сдвинув брови.
– Большая ошибка, – горестно вздохнул Вылка.
– Даже большая? Кто её допустил? Школу открыть поручено было нашему губернскому
отделу народного образования. Заведующего этим отделом и возьмем в переплёт: допустил
какую-то большую ли, малую ли ошибку с организацией школы – будь добр, сам и
выправляй положение.
– А что будешь выправлять, когда школы ещё нет?
– Как нет?
– Так вот и есть: нет школы, потому что не такую школу новоземельцам надо бы.
– Не такую, не такую... Почему ты в прошлом году не сказал, какую вам школу надо?
– Вот-вот... Я правду говорил: меня ты тоже ругать станешь... Ругай, ругай... Хорошенько
ругай!
– Да в конце концов в чём же дело-то? Объясни, пожалуйста, да толком. Надо не ругаться
нам с тобой, а вместе подумать о том, что и как делать, чтобы школа у вас была, да такая,
какую вам надо. Ну, рассказывай обо всём по порядку.
– По порядку говорить – о себе сперва придётся сказать, а под самый конец расскажу о
том, что узнал, что думаю о школе. – Тыко Вылка присел к столу. Руки положил ладонями
вверх. – Почему такие разные люди бывают? Один русский человек мой большой друг был.
Этот человек – Владимир Александрович Русанов. О чём ни спрошу – у него на всё ответ
есть. Он всё знает. Знает не только то, что на земном шаре есть – люди, звери, разные птицы,
растения всякие. Знает и то, что под землей есть, что – на небе... А я – что я знаю? Незнайка,
вот кто я. О школе что я мог знать, когда в школе сам никогда не учился.
Начальник экспедиции не удержался:
– Ну-ну, не прибедняйся: в Архангельске не раз бывал, в Москве учился, а незнайка!
– Я не прибедняюсь, – обиделся Тыко. – В Москве я учился не в школе. У себя на
квартире добрые люди учили. Все они, как Русанов, много знали. На каждый мой вопрос
ответ у них был. В Москве да в Архангельске про образованных русских людей у меня такое
мнение сложилось: образованный русский человек хорошо знает то дело, за которое взялся.
Теперь меняю это мнение.
– Почему?
– Когда я просил открыть школу на Новой Земле, я думал: архангельское школьное
начальство – образованные люди, они знают, какая школа нужна в городе, какая в русской
деревне, какая у нас, на Новой Земле. А они о школе для наших ребят знают столько же,
сколько и я. Послали учителя, да и думают: все сделали – школу открыли. Наверно, ещё и в
газетах пропечатали: мы на Новой Земле нынче школу открыли.
– Но как же всё-таки случилось, что учитель был послан сюда со специальным заданием
организовать школу, а школа не организована?
– Приехал в Кармакулы учитель, прожил тут всю зиму и съезду Советов так сказал:
«Нельзя на Новой Земле школу открывать: полярная ночь да ветры мешают школьным
занятиям. День какой ребята проучатся, а неделю, а то и целый месяц из-за ветра дома
сидят». Правильно то, что такую школу, как в русских деревнях да городах, нам не надо. Нам
надо такую школу, в которой ученики учиться и жить могли бы:
– Верно, – согласился Михаил Фёдорович. – Комитету Севера я передам это. Одна такая
школа уже есть в Большеземельской тундре: там ребята кочевников приезжают из тундры в
школу на всю зиму. А ты сможешь собрать школьников со всей Новой Земли? – спросил он
Вылку.
Тыко торжественно встал, протянул руку начальнику экспедиции.
– Я свое дело сделаю. Комитет Севера пусть своё дело сделает. Об одном прошу:
пошлите учителя, который наших ветров не боится.
– Пошлём такого учителя.
* * *
В августе 1925 года после доклада начальника экспедиции о положении дел на Новой
Земле Архангельский губисполком вынес решение об открытии новоземельской ненецкой
школы-интерната.
Центральным становищем на Новой Земле были Малые Кармакулы. Здесь и решено
было открыть школу-интернат. Пароход «Декрет» ещё в конце сентября должен был привезти
из Архангельска продовольствие и топливо для новоземельцев, доставить учителя и
школьное оборудование. Но «Декрет» сначала задержался с отходом, потом потерпел аварию
в пути и после двухнедельного плавания вернулся в Архангельск, не дойдя до места
назначения. И только первого ноября к берегам Новой Земли вышел ледокол, «Русанов».
Лёд у берегов, и лёд в море... Холод дает себя чувствовать всё острее и острее. А леса на
Новой Земле нет, дров не нарубишь. Совет становища предлагает уплотниться и
малопригодные для жилья постройки распилить на дрова. Первым предлагается распилить
на дрова дом барачного типа, который после проведения ремонта предназначался под школу.
Решили к ломке здания приступить 15 ноября.
Но 14 ноября за островами показался дымок «Русанова». К самому становищу однако
«Русанов» подойти не смог: глубока посадка, да и через лёд не легко пробиваться.
В километре от становища начали спускать грузы на карбаса. То, что предназначалось
для школы, выгружалось в первую очередь. Торопились. Команда работала до полного
изнеможения, пробиваясь в карбасах через густое неподвижное «сало».
На следующее утро потянул крепкий восточный ветер, а к вечеру перешел в страшный
шторм. Двое суток скрипели якорные цепи, работала машина в помощь якорям и ни на
минуту не смыкал глаз капитан. Когда ветер утих, пробиться к месту выгрузки на карбасах
было уже невозможно: от парохода до берега тянулась полоса крепкого льда.
«Русанов» вышел на чистую воду в трёх-четырёх километрах от становища и окончил
выгрузку. Сток1 в это время делал своё дело – забивал снежной пылью каждую щелку.
Засыпало снегом и весь школьный груз, оставшийся после выгрузки с ледокола на
берегу. Многие тюки были покрыты пластом около двух метров толщиной. Учитель,
уборщица и трое ребят с трудом добывали их. Взрослые откалывали глыбы, ребята со смехом
толкали эти глыбы на губу. Трудно было, но весело...
Полярный день короток, вернее, уже наступила полярная ночь. Но снова и снова шла
работа по доставке школьного груза. Ящики, бочонки, тюки грузились на собачьи сани и
направлялись к школе.
Наконец на берегу остался только самый тяжелый груз: бочки с промёрзшей картошкой,
капустой, мясом да 10 кубометров дров. Теперь на помощь учителю и уборщице вышли уже
8 ребят. Но за день успевали сделать не больше трех рейсов от школы до груза и обратно.
Перевозкой дров пришлось заниматься около двух недель.
* * *
К Новому году прибыли ребята из других становищ. Всего собралось 18 человек. Надо
было начинать работу. Времени, чтобы привести помещение для школы-интерната в порядок,
уже не оставалось. Приходилось исходить из того, что есть.
Дом холодным коридором разделялся на две половины – восточную и западную. В
восточной оборудовали спальные комнаты для 14 мальчиков. Но поставить четырнадцать
кроватей, хотя бы на небольшом расстоянии друг от друга, оказалось невозможно.
Установили их вплотную друг к другу, так что по существу образовались нары.
Первый же сток набил в спальни кучи снежной пыли. Ребята выскочили из своих
постелей и убежали в западную половину. И так происходило каждый раз, как только
начинался сток.
Западная половина была больше восточной. Она состояла из четырех комнат. Самая
большая стала классом, столовой и во время стоков – спальней для мальчиков. В кухне
поставили кровати для четырех девочек. В самой маленькой комнате установили плиту, и
здесь же жила уборщица. А самая холодная комната на южной стороне была отведена под
кладовку. Места для учителя в доме не осталось, и он поселился в агентском доме.
Парты в классной комнате на восемнадцать человек также не разместились. Решили
заниматься за обеденными столами.
Освещение семи- и десятилинейными настенными лампами (больших висячих ламп в
продаже не было) было очень неудобным, особенно во время письма: на тетради падала тень.
А о том, чтобы видеть всем написанное на доске, не могло быть и речи. Приходилось
показывать написание букв и слов каждому в отдельности.
Воздуха в помещении не хватало, да и все кухонные запахи беспрепятственно проникали
в класс. Острота восприятия от этого быстро терялась.
В два часа школьные занятия кончались. Учитель уходил домой, а ребята, пообедав, один
за другим расползались по становищу. Нагулявшись, они обычно собирались у учителя и в
его маленькой комнате учились читать – здесь им оказывалась индивидуальная помощь.
Случалось, что группу ребят, пришедших к учителю, застигал сток, и отпускать ребят в
школу одних становилось рискованно. Тогда учитель обвязывал себя одним концом верёвки,
а другим подпоясывались по очереди все школьники, и тогда, накрепко привязанные друг к
другу, они выходили гуськом на улицу.
Впереди шли учащиеся, сзади – учитель. Ребят ежесекундно сбрасывало с ног, и, падая,
они часто увлекали за собой и учителя. Чтобы дать возможность ребятам укрепиться на
ногах, он становился на четвереньки, головой к ветру и упирался руками и ногами в крепкий
снег. Затем процессия снова двигалась шаг, два, много пять, прежде чем снова свалиться. До
школы было метров полтораста, но, чтобы преодолеть это расстояние, при таком способе
передвижения требовалось минут пятнадцать – двадцать.
1 Сток – так называют новоземельцы восточный ветер, достигающий здесь огромной силы. Скорость стока
доходит иногда до 50–55 метров в секунду.
Ребятам это доставляло удовольствие необыкновенное. Они и в драматическом умели
находить смешное.