кабаны. А сколько лебедей, гусей, дроф, стрепетов... Всего не перечесть. Это меня и
привлекало сюда...
С ружьем в руках тихо иду по следам камышевого кота. На снегу, по опушке тростников,
отпечатки круглых лап, баз меток от когтей. У других зверей когти всегда на виду. Дикая же
кошка, как и домашняя, держит их втянутыми, прячет до поры до времени, чтобы не
тупились, и выпускает наружу лишь в драках, на быстрых скачках.
Буровато-серая с легкой желтизной шерсть хищника почти незаметна в камышах. Не
выдают его и темные кисточки на острых концах ушек.
Ночной зверь, он, если голоден, непрочь и днем поохотиться. Вижу, шел с остановками,
часто залегал, наверное что-то высматривал. Дальше он продвигался ползком, – осталась
полоска. Острейший слух и зрение кота поглощены слежкой за добычей, и я бесшумно
крадусь за ним. Вот-вот покажется...
Вдруг впереди под вербой красным пламенем взметнулся над снегом копавшийся в
сугробе фазан и в тот же миг упал под тяжестью кошки и затрепыхался. Петух бьет
крыльями. В белой пыли клубятся золотистые перья.
Стреляю. Кот бросается на дерево, мелькнул по стволу и прижался на вершине. Бью ещё
раз. Зверь валится, но зацепился когтем за ветку и повис. Потом падает на лапы, прыгает
через канаву и скрывается в камышах. Беру оставленную мне дичь.
Справляюсь с компасом (в море однообразных тростниковых зарослей легко
заблудиться) и начинаю выслеживать тяжело раненного хищника. Казалось бы, он не должен
далеко уйти, а уже порядочно времени ищу его. Полежит кот, наберется сил и, оставляя ямки
в снегу, уходит всё дальше и дальше.
Шел, шел и... что за чудо! Отпечатки круглых лапок превратились в огромные следы
широких лап. Приглядываюсь – волк пробороздил снег, еле волоча ноги.
Бросаю ход кота. Перезаряжаю ружье картечью. Слежу серого... Впереди заворочалась
волчья башка, – бирюк и бежать не в силах. Кто-то постарался располосовать бок у волчины.
Так и надо этому заклятому врагу всего живого! И я ему спуску не дам...
Следом волка возвращаюсь и попадаю на озеро. Здесь волчьи следы переплетаются с
кабаньими. Со льда хоть и сдуло снег, но слегка запорошенная скользкая поверхность ничего
от меня не утаила.
Тут произошло целое побоище: два волка сражались с вепрем-секачом. В плотных
упругих зарослях хищникам было не развернуться, а кабан-одинец своим острым рылом без
труда проникал в камышовую крепь. Звери применили обычный в таких случаях маневр:
наседая на кабана, выжали его из густых тростников на льдистый простор, чтобы здесь без
помехи расправиться с ним. Волки оттеснили одинца на озеро, и он с разбегу шагов двадцать
задом проехал по льду. Кабану трудно бежать, копыта разъезжаются в стороны, зато волкам
здесь вольнее драться с вепрем. Они норовили распороть ему бок, да только вепрь – не
теленок! Грозно защищается секач, машет клыками-кинжалами, а сам, сидя, колесом
кружится. Наметился волк вцепиться ему в пах – в самое уязвимое место, ринулся вперед, а
верткий одинец успел клык подставить. Серому впору себя спасать, – изо всех сил пытается
отпрянуть, но поздно: когти, царапаясь по скользкому льду, не могут затормозить разбега.
Ноги сами несут зверя на штык. Секач легким рывком нанес удар – и покатился смертельно
раненный враг...
Второй волк уклонился от боя. Ушел и победитель.
Мне досталась волчья шкура. А когда я нашел и кота, то порадовался, что двумя
хищниками меньше стало.
ПО ВОЛЧЬИМ ТРОПАМ
Я бегу на лыжах по проселку. Легко скользить по накатанной дороге! В морозном
воздухе навстречу мне плывет аромат душистого сена. Догоняю сани, груженные
тимофеевкой. Возчик вдруг останавливается, грозно размахивая кнутом, улюлюкает и
кричит:
– Ах ты вор, разбойник! Вот я тебе, злодею!
– На кого это ты, дядя Вася, так ополчился? – окликаю знакомого колхозника.
– Да вон там, гляди, зверь! – указывает он кнутовищем.
И в самом деле: темный клубок катит по белой луговине, – заложив уши и поджав хвост,
волк удирает к березнякам. Он знает, что это вслед ему несется враждебная брань.
Отбежав на безопасное расстояние, волк оборачивается, – навострив уши, пытается
разгадать наши намерения. Пристально наблюдавший за ним Василий Петрович говорит:
– Надо думать, это старый бродяга, опытный. Разобрался, что сейчас мы за ним не
охотимся. Видишь, не спеша, трусцой уходит. Молодой, тот без оглядки бы наутек бросился.
Петровича уважают в колхозе за разумную его деловитость. Он и охотником толковым
слывет, хорошо знает нрав зверя.
Тронулись мы дальше. Василий Петрович поясняет, что его бранные слова как нельзя
лучше определяют волчью натуру. Я хотя и знаком со звериными навыками, но с интересом
слушаю дядю Васю.
– Волк и есть вор. Да еще какой! Из-под носа стянет козленка. А что разбойником
прозывается, так тоже верно. Коли голоден, да ещё в зимнюю ночь, у самого жилья нападает
на скот. И злодей большой: ворвется в стадо овец, лютует, режет их, будто впрок мясо
заготовляет. Случается, за неделю ему и шерстинки в рот не попадет. Зато дорвавшись, в
один прием съест полуторапудового барана... Верно и то, что бродяга он. Недаром пословица
говорит: «Волка ноги кормят».
Рассказывая всё это, Петрович спросил:
– Как ты думаешь, кто смышленей – волк или лисица? – И сам же ответил:
– Конечно, волк! Он хитрее. Обычно звери охотятся в одиночку, волки же могут и облаву,
вроде загона, устраивать. Одни рассыпаются по зарослям, ищут и гонят потом беляка, другие
в засаде лежат или наперерез кидаются... Лисица, скажем, чаще в лесу промышляет, а волк
больше возле нашего хозяйства околачивается, – так и норовит здесь чем-либо поживиться.
Нет хищника пакостливее и вреднее его! Чувствует серый, что никто его не терпит, что
спуску ему не дадут, оттого и страшится человека, боится ему на глаза попадать. Застигнешь
его врасплох, – бегством спасается или трусливо прячется, ждет, пока мимо пройдут... Хоть и
зверь, а понимает, что от людей ему только козней ждать приходится... Выбросил я как-то в
лесу приваду, чтобы возле неё волка подкараулить, а он, как ни голоден был, долго не трогал
корма: несколько ночей сначала заглядывал сюда, всё проверял, нет ли моих следов.
По дороге мы порешили, что сегодня я отдохну, а завтра днем обследую звериные ходы и
тогда устроим охоту. По словам Василия Петровича, здесь бродит стая волков.
Лесной это край, от деревни до ельника рукой подать. Подлесок местами к самой
околице подступает. .
Ночью всполошились собаки. Я не вытерпел, оделся. Взял ружье и, мягко ступая в
валенках, пробрался за огороды к бане. Вблизи неё начинаются голые кустарники.
Долго стою, притаившись у стены. Псы не утихают, а не видно, что их тревожит. Чем
больше вглядываешься, тем хуже видишь. Дав отдых глазам, вновь всматриваюсь в неясные
очертания. В сумерках мерещатся силуэты серых хищников, блуждающие на прогалине.
Приглядишься, и уже кажется, что это только неподвижные кусты, пни.
Но вот в темнине кустарников заблестели светлячки – волчьи глаза. Оборачиваюсь к
дому, там ярко освещенные окна, – видно, свет включили. Глаза зверей не горят по ночам, как
думают многие. Это сосудистая оболочка волчьих глаз отражает блеск падающего на неё
света от лампы, костра, фонаря или даже от зажженной спички...
Псы не затихали, но вели себя по-разному. Одни, спрятавшись, лаяли с тоскливым
подскуливанием и умолкали. Глухо звучали их голоса. Другие – громко и сердито
взбрехивали, бегали встревоженно по улицам.
Возвращаюсь к ночлегу...
Утром, чуть свет, иду к бане. В кустах за нею всё исхожено, всюду переплетаются четко
вдавленные в снег звериные следы. Они обозначаются резче и крупнее собачьих. У дворняги
пальцы мягких лап распущены, когти чуть касаются земли, отпечаток следа расплывчатый. А
на волчьей ступне жесткие подушечки, пальцы плотно сжаты и опираются на сильные когти.
Ночью, учуяв меня и боясь показаться, волки покружили в зарослях, потом скрылись и
подошли к деревне с другого её, подветренного конца. Здесь они вертелись у старого ределя
– вешала для сушки гороха.
Приглядываясь к их следам, мысленно восстанавливаю картину ночных похождений
серых разбойников... У жердины – примятое место. Тут сидел зверь. Обратив морду к жилью,
он ловил запахи и звуки. Рядом другой волчина оставил свои знаки – ямку и укатанный снег.
Он порылся, что-то нанюхал и стал валяться. Ещё следы – белые бороздки. Этот зверь скреб
лапами и рыча разбрасывал снежную пыль. Его злил лай собак, – близко, а не достать!
Ого, да тут было с полдюжины волков!.. А это что означает?.. Понятно! Кажется, отсюда
началась охота за собаками. Чтобы лучше разобраться, иду медленно...
От вешала к околице тянется стежка продолговатых отпечатков лап волчицы... Вот
остановка: хищница настороженно замерла, чутко вслушивалась, будто изучала голоса
собак... Из ближайшего двора донесся к ней робкий лай. Такая дворняжка не интересовала
зверя: с ней возня, нелегко найти её, забившуюся куда-нибудь от страха... На соседние
задворки выбежала лайка. Притравленный к зверю, пес держится на виду. Ощетинив холку и
вытянув хвост, он злобно облаивает ночных бродяг.
Продолжаю осмотр волчьих троп.
К следам волчицы приблизились широкие отпечатки лап – это следы старого волка.
Ясно, что звери не зря объединились: они затевали что-то коварное против смельчака,
привлекшего их внимание. Кто-то выйдет победителем?..
Старый волк направился к пустырю... Волчица подошла ближе к задворкам. Неистовым
лаем встретила её лайка. Она хоть и знала, что в одиночку ей не справиться с врагом, но
продолжала охранять свой пост.
Волчица безошибочно угадала, с кем имеет дело. Этот пес неробкого десятка. Он скорее
бросится в погоню за нею, а не наутек. И она стала обманывать его: отойдет и сядег, отойдет
и сядет, заманивая собаку кинуться вдогонку.
Однако на этот раз волчице не помогло притворство. Умный пес отстаивал только
границы своего двора. Тут верный сторож чувствовал себя хозяином положения. Затевать же
неравный бой за пределами «своих» владений лайка была не намерена и удалявшуюся
волчицу провожала взбрехами.
Интересно, куда хищница пыталась увлечь за собой собаку?
Следы волчицы тянулись по пустырю... мимо засады старого волка. Прячась за камнем,
он поджидал пса. Но так и ушли воры «не солоно хлебавши».
Теперь мне осталось выяснить направление хода волков на дневные лежки. В мои
расчеты не входило выхаживать каждый след; поступаю проще: перехватываю волчьи тропы
у речки. Звери сошлись на берегу и гуськом пробирались к лесу. Не углубляясь в лес, чтобы
не пугать серых, полным кругом на лыжах обрезаю еловый остров, но нигде не встречаю и не
пересекаю звериного следа. Значит, волки залегли в этом острове.
Рассказываю всё по порядку Василию Петровичу. Мое сообщение пришлось ему по
душе.
Отправились на волков втроем: с нами пошел ещё Володя-счетовод, тоже охотник. Кроме
ружей, за плечами у нас катушки с флажками для оклада зверей...
Скоро запорошенный ельник с темнеющей из снега хвоей мы опоясали кумачовыми
лоскутами, огнем горевшими на белом лапчатнике.
Так, по кругу моей утренней лыжни, возникло яркокрасное кольцо. Звери оказались
замкнутыми в нем. Только, к великому нашему огорчению, не все. Пока мы с Петровичем,
идя навстречу друг другу, разматывали с катушек флажки и развешивали их, готовясь вот-вот
соединить концы шнуров, – в этот момент здесь, как в ворота, и проскочили старые волки.
Услышав шорох лыж и заподозрив неладное, они первыми скрылись.
Оставшиеся в окладе молодые звери заметались; куда ни сунутся, всюду натыкаются на
пахнущие человеком цветные лоскуты. Страшно к ним приближаться! В поисках выхода
четыре хищника вразброд ходили по кругу. Тут мы и взяли их всех. С тремя справились
быстро, а четвертый никак не выходил на затаившихся стрелков. Оказалось, он крадучись
плелся за Володей, который был у нас загонщиком. Этим приемом зверь не выдавал себя.
Володя без конца шел по следу, но не мог выгнать зверя на нас с Петровичем. Всё-таки наш
друг догадался: вернулся на свою лыжню и стал за деревом. Волк сам на него и напоролся.
Мы не успокоились. Скоро вновь выследили пару удравших от нас «матерых» – старых
волков. Но при затягивании круга самец опять скрылся. Дело было к вечеру, мы не успели
закончить охоту. В надежде, что обложенная волчица за ночь никуда не денется, мы ушли.
Утром приходим, в окладе... пусто.
И на этот раз следы раскрыли нам тайну ночного леса...
В лунном свете голубеет снег. На просеку выплывает тень – волк показывается из чащи,
тихо идет к флажкам. Сел. Уставился мордой вверх, будто на луну загляделся. И вот, гудит в
глуши ельника, далеко уносясь, призывный вой.
Заслышав звериную «музыку», робкий заяц бросает глодать кору осинки и затаивается.
Лисица, забыв о мышах, проворно убегает. Усиленно прядет ушами лось. Лютый хищник
всем насолил.
Вдруг волк прижал уши, даже хвостом вильнул, – за линией флажков появилась волчица.
Матерый завертелся, как бы вызывая её, но она боится пересечь разделяющую их черту. Сели
волки один против другого, вроде совещаются. Потом самец – видно, он бывал уже в
переделках! – пролез под шнуром, обнюхался с волчицей и повернул обратно. Волчица – за
ним. Трусливо сжимаясь, она вслед за своим «проводником» нырнула под флажки...
Всё это мы легко представили себе, когда шаг за шагом распутывали ночные следы.
В сердцах дядя Вася ругнулся и даже сплюнул от расстройства.
Прощаясь со мной, он сказал:
– Никак нам нельзя оставить эту пару – опять расплодятся, ущерб будет колхозному
стаду. . Вот что! Я выброшу за рекой приваду-прикормку для них. Волки о ней разнюхают и
повадятся сюда таскаться. Оглядятся и, в конце концов, не вытерпят – «голод не тетка» –
начнут теребить приманку. Как замечу, что они осмелели, сообщу тебе, ты и приезжай сразу.
Устроим охоту на заседках.
На том и расстались мы до скорой встречи.
ВОТ ТАК РЫБА!
Возвращаясь из лесу, с ружьем за плечами иду вдоль речки. У моста по заваленному
снегом берегу поднимается знакомый юноша Володя, – тянет саночки. Обычно веселый
балагур, сейчас он взволнован – шапка на затылке, ватник нараспашку и лоб мокрый. Кричит
мне:
– Погодите, пожалуйста! Знаете, что я видел?
Вышли мы на дорогу, мой попутчик и рассказывает:
– Только что я сидел посреди реки на санках, удил... Удивляетесь? Очень просто:
прорубил я лед, сел с удочкой в руках на санки – не на голом же льду себя морозить! – окунул
в лунку медную блесну с якорьком, подергиваю леску и жду. Приманка у меня яркая, на
рыбку похожая, здорово заметна в прозрачной воде, а клеву нет. Не берут хищные рыбы эту
«добычу», да и только!
Прошлый раз удалось порядочно наловить здесь окуней, а сейчас хоть бы что. «Придется
долбить новые лунки», – размышляю, В этот момент как дернет блесну! Ну и клюнуло! Едва