я удержал удильник в руках. Не бывало ещё на зимней рыбалке такой хватки. Надо думать,
огромная рыбина попалась... Тяну её к себе, а она рвется не в глубину, а к берегу, туда, где
лед висит над водой и где под ним пустота образовалась. Подтягиваю рыбу и... глазам не
верю, даже попятился: выглянула из лунки усатая морда с вытаращенными глазами! Как
заверещит зверь, рванулся с силой и сошел с крючка. Вот так «рыба»!.. Как вы думаете, это
кто был? – любопытствует Володя.
– Это выдра, – отвечаю. – Она приняла блесну за рыбу. Теперь, наверно, забилась под
берег и, ошалелая, с испуга отдышаться не может.
И вспомнилось, как летом мне удалось заметить выдру в здешней речке. Ну и мастер
выдра нырять и плавать по-любому – и боком и на спине! Просто неуловима в воде; недаром
у нее перепончатые лапы и хвост рулем, а сама коротконогая. Ни одна рыба не уйдет от её
погони.
Запасшись воздухом, выдра больше двух минут носится под водой и видит там так же
хорошо, как на земле. На суше ловкость её движений пропадает.
А недавно мне пришлось видеть невдалеке отсюда выдру. Очевидно, одна и та же. Как
бросится от меня наутек! Тяжеловатым ходом поскакала, догнать можно было. Подбежала к
снежному откосу берега, пала на брюхо и, как на салазках, лихо покатила к полынье. Только я
её и видел...
На перекрестке мы простились. Володя направился в поселок, а я повернул к станции.
НА ЛЬДУ
В воздухе кружатся и оседают на перилах моста снежинки. Из окна автобуса
открываются занесенные снегом просторы Невы. На белом их фоне, близ Петропавловской
крепости, видны люди по льду, только не разберешь, чем они заняты. Одни суетятся, будто
ломом долбят. Другие – на корточки присели.
– Видно, глубину промеряют, – говорит кто-то из пассажиров.
– А для чего бы им зимой промерять? Скорее всего, идет разбивка мест для колки льда! –
знающе вставляет сосед по скамейке.
– Ну, положим, до заготовки льда ещё далеко.
– Так что же тогда, по-вашему, они делают?
Неожиданно ответил тот, кого не спрашивали.
Малыш, приникший к окну, на миг оторвался от него и сказал:
– Рыбу ловят, вот что! – и опять прильнул к стеклу.
– Вот так здорово! Как же это можно, ведь лед! Взглянуть бы на этих чудаков, где там
они?
Но... автобус уже промчался с моста, и каменные громады домов заслонили Неву.
Паренек был прав: на тиховодье, вблизи берега, действительно удят.
Рыболовы-любители ни за что не упустят случая провести свой досуг на зимней ловле.
Уж они знают рыбьи места. Пробьют здесь пешней два-три отверстия во льду, очистят их
черпачком от осколков и, поставив складной стульчик или санки, присаживаются с удочкой
над лунками.
Обратившая на себя внимание пассажиров группа «чудаков» ловит сейчас на
поплавочные удочки. Удилища их – как игрушечные, чуть длиннее карандаша, – в карман
упрячешь. Это можжевеловые или бамбуковые прутики, вставленные в рукоятку. С таких
удильников свисают в лунку жилковые лески. На них крючки с червяками или «мотылем» –
личинкой комара-долгоножки. Приманка опускается в полумрак придонных вод.
Зимний клев рыбы не такой, как летом: поклевка теперь вялая. Чуть качнется или погру-
зится поплавок, и подсекай.
Возле лунок народ всё «свой», с полуслова понимающий друг друга.
Проворно действует краснощекий, круглолицый Иван Никитич – управхоз, а не
справиться ему с тремя удочками. Спасибо, болельщик усердный попался – выручает, а то
совсем бы затерло. Рыба хорошо «берет». Успевай только подсечь и вынуть то плотицу, то
окуня или ерша.
Кто-то советует Ивану Никитичу перчатки надеть, – холодно, мол! А ему в спешке
некогда.
– Ничего, – говорит он жизнерадостно,– мы привыкши. На фронте руки не мерзли, а тут
и подавно.
Да и то сказать, неспособно в перчатках. Как ты его, червяка, на крючок посадишь,
ежели он туда-сюда вьется? А от ершиных колючек и перчатки не спасут, – всё равно,
паршивец, уколет.
Какие там ещё перчатки! Иван Никитич после работы только перекусить успел и сразу
сюда. Явился в ботинках, брюки навыпуск. Не до переодеванья: когда ходко клюет, дорога
каждая минута...
Тут и Вячеслав Анатольевич – механик завода, рослый и солидный человек. Он любит
всякое дело рационализировать; вот и сейчас советует друзьям-рыболовам оббивать острые
края лунок, чтобы они не резали легок.
Возле Вячеслава Анатольевича уже порядочная кучка красноперых окуней. Снимая с
крючка очередную добычу, он нет-нет да и покосит любопытствующим оком в сторону
соседа: Вячеслав Анатольевич доволен, когда всем «везёт», а не только ему.
Рядом, в валенках, сидит рыжеватый, с сухим лицом, Василий Иванович. Он – артист.
Ему надо беречь ноги, ведь он танцор. Это тоже дельный рыболов. Не торопясь, выуживая
рыбку за рыбкой, он между делом и любезность окажет управхозу своим инвентарем,
одолжив ему пешню (Ивану Никитичу хочется ещё одну луночку продолбить), и
обстоятельно побеседует о ближайших перспективах лова... Скоро пойдет крупная рыба...
Тут такие головли попадались, что и в лунку не втащишь!..
В подлёдных глубинах рыбы теперь ведут себя не так, как бывало в теплое время. Они
собираются стаями на своих зимних стойбищах в ямах, омутах – в водах проточных, но с
тихим течением. Сом, сазан, карп – впадают в спячку. Линь и карась для этого даже в ил
зарываются. Но щуки, окуни, судаки, головли, язи, лещи, хариусы, форели хоть и становятся
вялыми и медлительными, однако непрочь схватить приманку. Только налим чувствует себя
«как рыба в воде», – стужа его стихия. В самые лютые морозы он выметал икру и блуждает,
охотясь за плотвой, пескарями
На зимних ловлях рыболовы применяют разные снасти. Опускают под лёд подпуски,
наживленные червяками или мелкой рыбешкой. В лунках и прорубях ставят жерлицы с
живцами. Это на крупных рыб. А то занимаются «блеснением». Опускают под лед
металлическую блесну – искусственную рыбку, и «играют» ею. «Рыбка» поблескивает
отполированными боками и соблазняет зубастую щуку или большеголового окуня.
Но от рыболова требуется сноровка и осторожность при переходах по льду, особенно в
незнакомых озерах, реках или когда после оттепелей лед непрочен. Опытный рыболов в
таких случаях ни одного шага не ступит, не проверив лед простукиванием вокруг себя
пешней, не приблизится он и к полынье, запорошенной снегом и затянутой тонким льдом.
ЛИСА
До чего смышленый зверь лисица, просто изумляешься порой! И смелая. Иногда и в
голову не придет, что она может выкинуть.
В осеннее время идем лесной дорогой. Закрутив бубликом хвост, рядом трусит наша
дворняжка. Скорее по привычке, чем от жары, собачонка свесила язык набок. Вдруг,
пересекая наш путь, выскочил русак, оторопел было, но поскакал, не изменяя взятого
направления Пес просто опешил от неожиданности, облизнулся и, клацнув зубами, закрыл
рот. Мы удивились, что заяц не бросился в сторону от нас. Но... вслед за ним выбежала лиса.
Она на миг замедлила свой бег, чтобы обогнуть людей. Тут уж дворняжка не выдержала:
захлебываясь в злобном лае, яростно кинулась преследовать лису. Хитрая кумушка сразу
узнала, с кем имеет дело. Это от гончих надо со всех ног наутек кидаться, а потом ловчить,
сейчас же можно проще отделаться от назойливой спутницы, – лиса прыгнула через куст и,
будто скрываясь в канавке, взмахнула пышным хвостом... Обманщица уже полянкой бежала,
а пес, не поняв подвоха, упорно шарил в канаве, недоумевая, куда девался зверь.
Разбирается лиса и в том, какой крик издает вороньё – тревожный или призывный, на
добычу. Ловко найдет она тетеревов, заночевавших под мягким снежным покровом, и
бесшумно подкрадется к их лункам. Пыля снегом, перед самой мордой лисы вылетит
черныш, и она не промахнется, живо накроет его.
Несколько лет тому назад был такой случай. Из зоологического сада в центре города
убежали в зимнюю ночь две лисицы: песочно-серая караганка – мастерица раскапывать норы
грызунов в пустынных степях – и ржаво-рыжая – охотник лесов и полей. Проследили их по
снегу. Караганка пробралась по льду широкой Невы на другой берег, поплутала между домов
и застряла во дворе Русского музея, спрятавшись в поленницах дров. Лесной зверь поступил
иначе: выйдя на реку, он не ошибся, ушел вверх по течению – в леса, а не направился вниз –
к морю.
...Вышли мы как-то с лесником из лесной караулки и идем поляной к речке. Случайно
оглянувшись, лесник говорит шёпотом:
– Лиса!
– Где?
Гляжу в указанном мне направлении. Вижу, шагах в двадцати от тропки рыжеет лоскут,
едва заметный среди пожухлой травки. Мой спутник хлопает в ладоши.
Поняв, что обнаружена, взметнулась красная лисица и легко помчалась к кустарникам.
Так и жила лиса по соседству с лесником.
Однажды зимой, приехав к леснику, я заметил лисьи следы, шедшие вдоль моей лыжни.
Лиса не из простого любопытства интересовалась лыжней, – зверя страшил свежий след
человека. Лисица спешила куда-то, а тут ей вдруг путь преграждают! Осторожнейшая из
зверей, лиса несколько раз уклонялась в сторону, пытаясь обойти лыжню, но, возвращаясь,
она неизменно натыкалась на то же «препятствие». В конце концов, боясь перейти лыжню,
лиса применила «хитрость»: прыгнула через «загадочный» след.
В одном только случае лиса утрачивает свою обычную осторожность, – это при ловле
мышей и полевок.
Рано утром надеваю белый халат, обматываю шапку белым полотенцем, беру ружье – и в
поле. Внимательно осматриваю снежную равнину. Ничего не замечаю. Иду дальше.
Выглядываю из-за холмика и вижу: невдалеке краснеет на белом поле лисица.
Видно, услышала мышиный шорох: приостановилась, дернула хвостом вверх,
вытянулась и замерла, как легавая на стойке. Потом скакнула и быстро-быстро начала
разрывать снег.
Залегаю под холмиком. Вынимаю манок, издаю мышиный писк
Лиса мгновенно встрепенулась. Слух у неё замечательно тонкий, сразу угадала, где
пискнула «мышь», и рысцой затрусила ко мне. Затаившись, не шелохнусь. Надо молчать:
повторишь писк – и лиса может разгадать обман.
Лежу, растянувшись за укрытием. А случится, что лежишь бугорком, и зоркий лисий глаз
сразу приметит необычное возвышение, хоть и белое. Свернет лиса в сторону и начнет
кружить под ветром, проверяя носом...
Шагов на семьдесят доверчиво подбежал зверь. Ружье у меня с резким и дальним боем,
заряженное крупной дробью – нолевкой.
Стреляю. Взметая снег, лисица завертелась на месте, сделала последний прыжок и упала.
Хорошая добыча!
„ЗАЯЧЬЯ ЛАПКА"
В предрассветные зори, в пору ранней весны, когда снега ещё не сошли с лесных
мшарин, в глубине леса раздается барабанная дробь: «Бак, бак ба-ба-ба-ба!».
Оторопь возьмет неопытного охотника.
А это, распустив веером хвост и волоча крылья, белый куропач токует. Рдеют на голове у
петушка бугорки красных бровей, с боевым кличем перебегает он от кочки к кочке.
Вот, с барабанным боем, козырем проплывает по болоту ещё один. И вдруг, в увлечении,
бежит прогонять соседа. На ходу он взлетает и, мелькая белизной крыльев, выкрикивает:
«Ско-р-р-ро зорька! Ха-хахаха!».
Опустившись на бугорок и заметив, что соперник сам мчится к нему, петух громко
спрашивает: «Кудаа-вы? Кудаа-вы?».
Так и носятся по родному болоту задорные куропачи.
Случается, расходившийся «барабанщик» в азарте врывается на соседний тетеревиный
ток. С вызывающим гоготаньем, бегом и перепархивая, проносится он средь чинно
булькающих, уткнувшихся в прошлогоднюю траву чернышей. Встрепенувшись, грозным
шипеньем отзовутся куропачу возмущенные полевики. Они готовы потрепать непрошенного
гостя. Но уже умчался храбрец на призыв куропатки, и издали доносится его победное «куау,
куау»...
Куропач верен своей подружке и в паре с ней строго придерживается своего «семейного»
участка. Отсюда он изгоняет соперников, и селиться они могут только в незанятых ещё
уголках болота.
Бережно охраняет самец высиживающую яйца куропатку. Пока она сидит на гнезде, он –
начеку. Если грозит опасность, петушок со своего сторожевого поста – с какой-нибудь кочки
– подает сигнал тревоги, а сам старается обмануть врага, отводя его в сторону от гнезда.
Так же заботлив самец и при выводке.
Засуетилась собака, принюхиваясь к каким-то запахам. Неожиданно с тревожным криком
падает перед ней рыжий куропач. Он бежит, мелькая по мшаге красной головкой, всё дальше
и дальше увлекает за собой легавую и... улетает.
Обескураженный пес возвращается назад, вновь проверяет следы и «ведет» теперь по
выводку. Воспользовавшись вначале ошибкой собаки, куропатка, прижимаясь к земле,
пробовала скрытно увести молодняк.
С резким шумом весь выводок сразу взлетает вблизи, вместе с очутившимся уже здесь...
петушком. Пролетев по прямой, птицы перед посадкой делают широкий полукруг, взмывают
и быстро западают на месте. И тут уж так крепко лежат, что поднимаются лишь из-под
самого носа легавой.
С первых дней своей жизни птенцы подбирают насекомых, копошатся в траве, но скоро
родители переводят их на лесные и болотные ягоды: чернику, голубику, морошку. Осенью, по
зорям, выводки иногда вылетают на жнивье, на молодые озими. Зимой куропатки питаются
стеблями черничника, почками осинника, а при нужде довольствуются тонкими веточками и
побегами.
Обычное место обитания белой, куропатки – влажное моховое болото с «окнами» воды, с
сосновыми гривками, островками душистого багульника, с голубикой. Любят они укрываться
и в таких местах, где мшага примыкает к опушке сосняка или чернолесья.
К ноябрю выводки сбиваются в табуны. В предутренние сумерки они выбираются и на
поля, перепархивают с места на место.
На каждый сезон у белых куропаток есть особый наряд, и всегда под стать окружающей
природе. Поищите-ка их!
Весной, когда среди снега уже краснеет болотный мох, крылья у куропатки белые, а
голова и шея – рыжие. Взглянув мимоходом, не угадаешь, что это птица, скорей примешь за
снежное пятно с проглянувшим из него пучком мха. Сойдет снег, и куропатка становится
ржаво-бурой, неотличимой от мшарин. А уж зимой голубовато-белоснежных куропаток и
совсем трудно наглядеть, даже темный клюв и черная каемка их хвоста в глаза не бросаются.
К зиме у них ноги с пальцами и ступнями густо зарастают перьями, а когти делаются
плоскими, длинными и загнутыми в стороны, так что птицам легко и удобно бегать по
глубокому и рыхлому снегу.
В такое время лапа белой куропатки, вся опушённая перышками, как мехом, похожа на
заячью, и самую птицу иногда называют «заячьей лапкой».
Вот какая это снежная птица! Снег – её стихия. С ним связана вся её зимняя жизнь:
защита от врагов, кочевки, отыскивание ягод и съедобных растений. Разыскивая корм, белые
куропатки шныряют под снегом, прорывая там длинные ходы. Тетерев с лёту ныряет в снег, а