И это, отличный повод отметить сегодняшнее событие, так что -- не зуди.
-- Хорошо, согласилась Asaka, беря в руку стакан, после длинного взгляда на «Зайчонка».
-- Убедила.
Стаканы с легким звоном ударились друг о друга.
-- Спасибо вам, сказала «Зайчонок» вы меня успокоили…
-- Да мы, всегда готовы подставить тебе наши сестринские плечи в случае чего, поддержала ее Izumi. Взбодримся же девоньки.
Она поднялась.
-- Давайте петь…
Тем временем, разгромленный «на голову» противник, собравшись у себя на базе, обсуждал дальнейшие планы действий.
-- Не убивайся ты так Kurosawa, будет еще и белая полоса. С кем не бывает, произнес все тот же низкий голос.
-- В самом деле, нам просто не повезло… поддержал разговор Spinelli и скрипнул зубами.
Kurosawa сначала улыбнулась, а затем рассмеялась.
-- Да, в этот раз я проиграла, но в следующий раз – точно всех «порву к чертовой матери».
Стоявшие вокруг нее ребята удивленно переглянулись. Далее Kurosawa резко поднялась и, подойдя к окну –- с шумом распахнула металлопластиковую створку:
-- Я пойду на любые грязные уловки, и обязательно отобью у нее того, кто помог так обойти меня!!!, заорала она, вывалившись в оконный портал чуть ли не по пояс.
Но ее гневный окрик –- слышали, разве что, деревья в пустом университетском парке.
-- А теперь я хочу пригласить на сцену группу, которую каждый из Вас хорошо знает и любит,
проговорила вышедшая на сцену Haruna, которая исполняла роль ведущей во время предвыборной гонки. Встречайте на этой сцене «Kotonoha Jazz Band».
В зале Токийского спортивного комплекса «Nerima», начались самые настоящие овации. «Kotonoha Jazz Band» -- являлся одним из популярнейших студенческих коллективов, играющих в экстремальном джазовом стиле.
А когда участники коллектива вышли на сцену, многие зрители сразу же узнали в музыкантах своих сокурсников. Действительно, в состав «Котонохи» входили:
Akira Futami –- Вокал, клавишные.
Soryu Asuka Lenngley -– Бас-гитара.
Makoto Cheung –- Ритм-гитара.
Asagi Yoshi –- Перкуссия.
Sakurai Rihoko –- Контрабас.
Suzuhara Eda -– Скрипка.
Владимир Пронников -– Ударные.
И Rina YOYOI Koike -– Саксофон.
Для разогрева публики, ребята сыграли несколько джазовых инструментальных номеров, а когда взялись за песни, открывали концерт, задорная песенка «Tsubasa Hiro» (Вокал Futami Akira), сразу за ней следовала джазовая версия «If You Could See Me Now…» (Вокал Makoto Cheung), «Never Change Your Loves» (Вокал Asuka и Asagi), «Hotel California» и «Юные Сердца Забьются Быстрее» (Вокал Владимир Пронников), а также –- совместный с вокальным трио «Trinity» хит «Whispers In The Night» в лирической манере Экстрим-джаза. В состав «Trinity» входили:
Asaka Imayi,
Tommi Itagaki, и
Satomi Tsubaki, которая вышла на сцену также
сорвав овации. Одета она была в клетчатое
летнее платье и туфли с изящно облегающими лодыжку ремешками.
Вместе с «Trinity», пела и обалдевшая от такого поворота событий публика.
Наконец, когда зрители уже разогрелись, и с нетерпением ожидали продолжения концерта, я, сидя за своими барабанами, взял самоотвод, и заговорил прямо в окружающие нас аплодисменты.
-- Спасибо, спасибо друзья, мы очень благодарны Вам за то, что вы пришли на этот маленький концерт, во второй части которого будет звучать только музыка нашей души. Правильно говорит народная японская мудрость:
«Раньше всех от нас уходят те, кого на самом деле будет не хватать».
Эту песню вы – узнаете сразу, поэтому я не буду говорить вам ее название, потому что, бывают в жизни вещи о которых лучше спеть без всяких слов.
Снова заиграла музыка. Лирическая партия ритм-гитары, удачно вплеталась в плавную мелодию, которую играли остальные участники группы, это создавало эффект некоей гармонии и спокойствия. Я запел на втором музыкальном подтоне, в самом конце вступления:
«Этот парень был из тех,
Кто просто любит жизнь.
Любит праздники и громкий смех,
Пыль дорог и ветра свист.
Он был везде и всегда своим.
Влюблял в себя целый свет.
И гнал свой байк, а не лимузин,
Таких друзей больше нет.
И в гостинной при свечах.
Он танцевал как бог,
Но зато менялся на глазах
Только вспомнит шум дорог,
Все, что имел -- тут же тратил,
И за порог сделав шаг,
Мой друг давал команду братьям,
Вверх поднимая кулак
Ты, летящий вдаль, вдаль ангел.
Ты, летящий вдаль, вдаль ангел.
Ты один только друг во все времена,
Немного таких среди нас
Ты, летящий вдаль беспечный ангел,
Под гитарный жесткий рок,
Который так любил.
На «Харлее» он домчать нас мог,
До небес и звезд любых.
Но он исчез, и никто не знал,
Куда теперь мчит его байк.
Один бродяга нам сказал,
Что он отправился в рай.
Ты, летящий вдаль, вдаль ангел
Ты, летящий в даль, вдаль ангел
Но ад стал союзником рая в ту ночь
против тебя одного,
Ты, летящий вдаль беспечный ангел,
Ты, летящий вдаль вдаль ангел,
Ты, летящий вдаль вдаль ангел
Но ад стал союзником рая в ту ночь
против тебя одного.
Ты, летящий вдаль вдаль ангел
Ты, летящий вдаль беспечный ангел».
Зрители затихли, сейчас даже Haruna молчала. У нее был сын, который, в свои шестнадцать лет увлекался культурой Байкеров и однажды, входя в крутой поворот не удержал управление и влетел в отбойник, разбившись насмерть. Между тем песня подошла к концу. Я встал, вышел из-за ударных –- подошел к микрофону, накинув на плечи лямку гитары и не говоря ни слова -- запел.
«Как много я хотел тебе сказать.
Но не сказал.
Как крепко я хотел тебя обнять.
Но не обнял.
В который раз хотел все объяснить.
А как не знал.
Как долго собирался позвонить.
И забывал.
Ты слышишь, мама, мама!
Ну почему простые нежные слова.
Мы говорим, когда уже
в них нет нужды?
А сожаленья бесполезны и пусты.
Ты слышишь, мама, мама!
Ну почему любви слова
сказать легко?
Когда уже мы друг от друга
далеко, далеко.
Как мало для тебя
в дни редких встреч.
Я, сделать мог.
От скольких бед хотел бы уберечь.
Да не сберег.
Каким теплом я мог тебя согреть.
Но не согрел.
Какую песню мог тебе я спеть.
Да вот не спел.
Ты слышишь, мама, мама!
Ну почему простые
нежные слова
Мы говорим, когда уже
в них нет нужды?
А сожаленья бесполезны и пусты.
Ты слышишь, мама, мама!
Ну почему любви слова
сказать легко?
Когда уже мы друг от друга
далеко, далеко.
Жаль, мама, я не понимал
тебя, как жаль.
Жаль, мама, я не понимал
твою печаль.
Жаль, мама, я не понимал,
прости, как жаль.
Как жаль!
Ты слышишь, мама, мама!
Ну почему простые нежные слова
Мы говорим, когда уже в них
нет нужды?
А сожаленья бесполезны и пусты.
Ты слышишь, мама, мама!
Ну почему любви слова
сказать легко?
Когда уже мы друг от друга
далеко, далеко
Ты слышишь, мама!».
Песня закончилась, но зал – все еще находился под покровом какой-то траурной тишины. Я заговорил лишь тогда, когда вокруг уже хлопали сотни ладошек.
-- Спасибо, обратился я к аплодирующему нам залу, наш концерт продолжается, и, качаясь на сладких волнах ностальгии, я предлагаю вам вспомнить наше с вами детство.
Пустив первый же аккорд я –- запел:
«Есть в Одессе Молдаванка,
А в Москве Хитровка.
Деловые спозаранку
Барышни в обновках.
Но и Киев шит не лыком,
Я-то это знаю.
И мне милее всех на свете
Лиговка родная.
Лиговка, Лиговка, Лиговка,
Ты мой родительский дом.
Лиговка, Лиговка, Лиговка,
Мы еще с тобою попоем,
Мы еще с тобою попоем.
На улице Марата
Я счастлив был когда-то,
Прошло с тех пор ужасно много лет,
Но помнят все ребята
На улице Марата,
Что я имел большой авторитет.
В коротеньких штанишках,
Забросив в парты книжки,
Как в катакомбы, лезли в кучи дров,
И в синей форме новой
Усталый участковый
Ловил нас в паутине чердаков.
Мальчишка несмышленый,
Я, по уши влюбленный,
Часами мог ее в подъезде ждать,
И зимними ночами, озябшими руками
Аккорды струн стальных перебирать.
По улице Марата
Мы шли толпой лохматой,
Болонии под горло застегнув.
Клялись все в дружбе вечной
На рынке на Кузнечном
У бабушек в картофельном ряду.
Конфеточки-бараночки,
Я помню ночи в садиках,
Карманы наизнаночку –-
Родился в Украине я.
Заборы трехметровые
В цвет грязно-канареечный,
Гоняли участковые
Нас с голубых скамеечек.
На Невской, как на пристани,
Рыбалка круглосуточно:
Гражданки, точно с выставки,
Забрасывают удочки.
Хрустят плащи-болония
Доставки загранплаванья:
То теплоход "Эстония"
Ошвартовался в Гавани.
В кино билетик синенький,
Как пропуск на свидание.
А там листком осиновым
Дрожат коленки Танины.
Жалели нас парадные
Нагретым подоконником,
И платьица опрятные
На них пылились школьные.
Мы часто вспоминаем дни далекие, когда
Катались у удачи на запятках,
Не знали слова "нет",
хотели слышать только "да"
И верили гаданию на Святки.
Мы часто вспоминаем
наши старые дворы,
А во дворах дрова
скороговоркой --
Как были коммуналки
к нам ревнивы и добры,
Когда мы занимались
в них уборкой.
Неужели это было, неужели это было,
Неужели это было?
Столько лет
Минуло с дней тех юных.
Головы припорошило,
а мою -- разворошило...
Неужели это было так давно?
Мы часто вспоминаем
наших мам веселый смех,
И боль потерь,
и первые победы,
И в трубке телефонной сквозь пургу и треск помех.
Родной далекий голос:
"-- Милый, слышишь,
еду... "
Менялась наша жизнь вместе
с шириною брюк,
И плечики опять приходят в моду,
А если посмотреть
чуть-чуть внимательней вокруг,
То, Боже мой, как изменилось
все за годы.
Неужели это было,
ну, неужели это было,
Неужели это было?
Столько лет
Минуло с дней тех юных.
Головы припорошило,
а мою разворошило...
Неужели это было так давно?
Мы ищем отражения
в суматохе городской,
Но улицы поют другие песни,
А как порой не хочется
опять идти домой
А белой ночью над рекой
бродить всем вместе...
Ну, неужели это было,
неужели это было,
Неужели это было?
Столько лет
Минуло с дней тех юных.
Головы припорошило
А мою разворошило...
Неужели это было так давно?
Баловалась вечером
гитарой тишина.
Сумерки мерцали
огоньками сигарет,
Было это в мае,
когда маялась весна
Песнями в моем дворе.
Расцветали девочки,
забытые зимой,
Сочиняли девочки
любимых и стихи.
И все чаще мамы
звали девочек домой,
Вот так, взрослели -- девочки.
Умница! Ах, мама,
что она за умница!
Не брани -- она меня
домой гнала.
И я пошел бы, да забыл
названье улицы,
Где сына своего ты -- родила.
Бьюсь в стекло,
как голубь окольцованный,
крылом,