Он был пристыжен и подавленно сказал: «Вы правы, следовало к вам прислушаться».
Я отвернулся. Гауптман, которого поддерживали с обеих сторон, ухромал в тыл. Его гастроль с солдатами не продолжалась и дня. В любом случае я точно опишу все это в рапорте командиру. В бою мы лучше обойдемся без таких эрзац-командиров. В подобных уличных боях отсутствие боевого опыта было равносильно смертному приговору.
Тем временем моя рота продвигалась вперед. Пушки тоже. Если мы сможем взять соседний квартал, мы увидим Волгу. С удовлетворением я увидел, что левый сосед продвинулся почти столько же, сколько и мы. Мой обзор вправо, где был фельдфебель Гроссман, был ограничен домами и обломками. Там тоже шел ожесточенный бой.
Я снова подобрался к штурмовому орудию. Оно стреляло — как и вчера — только по опознанным целям, с которыми можно было эффективно справляться выпущенным снарядом. Мы приканчивали то, что оставалось.
Мы дошли до следующего перекрестка. Хемпель послал снаряд в сторону боковой улицы слева, где он заметил передвижение противника. Его товарищ на втором орудии двигался справа. В спринтерском забеге через улицу мои люди дошли до домов на другой стороне. Теперь оба орудия были в самой гуще боя. Нужна была хорошая выдержка, чтобы оставаться хладнокровным и не выпускать общей картины боя. Мы благодарили товарищей, которые проламывали путь всем, что у них было, из обоих стволов. Они понимали ситуацию и использовали ее. Они знали, что Иван нервничает. Он оттягивался — медленно, продолжая огневое сопротивление. Даже артиллерия противника, чьи снаряды время от времени рвались в секторе боя, не могли оттянуть неизбежного. Поскольку у них не было точных сведений
о нашем расположении, большая часть разрывов ложилась слишком близко или слишком далеко. Когда мы, метр за метром, прошли вперед и вышли в центр большого квартала, лейтенант Хемпель просигналил мне, что у него кончились боеприпасы и сегодня он уже не вернется. Он не мог сказать, будет ли он здесь завтра. Я поднял руку над головой в знак благодарности. Наши доблестные союзники скрылись из виду.
Мы не могли на этом остановиться, нужно было дойти до угла квартала, пока русские не заметили изменения ситуации. Пока мы пробивались еще на несколько метров под прикрытием тяжелого оружия, с правого фланга прорвался связной. Рухнув ничком, он тем не менее оказался достаточно близко, чтобы прокричать: «Герр лейтенант, фельдфебель Гроссман убит, командование принял унтер-офицер Роттер».
На несколько секунд я окаменел. Новость ударила меня, как молнией. Но у меня не было времени предаваться раздумьям. У нас был приказ, который нужно было выполнить, — если возможно, то не подставляясь под пули.
Сжав зубы, я помчался к соседнему углу. Навстречу мне, крича, бежали два молодых и плохо обученных судетских немца. На их лицах был написан ужас: «Русские идут! Русские идут!»
Один получил пинок под зад, другой — удар по ушам. Потом я развернул их, крича: «Считайте, что вам повезло, что вы идете обратно на передовую!»
Обер-ефрейтор Диттнер вернулся на передовую с перевязанной рукой. Попади чуть в сторону, он был бы мертв.
— Диттнер, позаботься об обоих. Они потеряли себя.
Диттнер кивнул и увел их.
Если бы у меня не было моих верхнесилезцев, все было бы гораздо хуже. Они были становым хребтом части, способными на полную отдачу. Но они также знали, что никого нельзя оставлять в беде. Я вколачивал в них это все прошлые годы. Раз за разом подтверждался тот факт, что они и их товарищи из Средней и Нижней Силезии были каркасом, на котором держался полк. Новые пополнения были в основном из других регионов фатерлянда, и возвращались лишь немногие из «стариков».
Слава богу! Я дошел до перекрестка. Мы хорошо продвинулись почти во всем секторе. Смеркалось. Вскоре все затихло. Лишь иногда тишина прорывалась одиночными выстрелами и случайными пулеметными очередями. Снова началось время вглядыва-ния и вслушивания. Бесчисленные пары глаз с обеих сторон вглядывались в передний край, осматриваясь вправо и влево. Смертельный сюрприз мог быть за каждым углом. Убедившись, что нужные меры по обеспечению безопасности приняты, я пошел на правый фланг. Со мной пошел унтер-офицер Павеллек. Я хотел попрощаться со своим командиром взвода, безупречным фельдфебелем Гроссманом. Унтер-офицер Роттер с серьезным лицом доложил о состоянии взвода.
— Где Гроссман?
— В тылу, метрах в ста позади.
Мы молча пошли за Роттером. Мой командир взвода лежал в углублении стены. Очередь из русского пулемета мгновенно убила его.
— Как все случилось?
— Солдаты, что были с ним, доложили, что из люка — вот он — нам в спину неожиданно начали стрелять. Фельдфебель Гроссман был убит на месте, не издав ни звука.
Мы подошли к подвалу и откинули крышку. Там ничего не было видно. Железные скобы позволяли спуститься в сточную трубу.
— Наши люди сразу начали стрелять, но поднятая крышка мгновенно упала обратно. Они бросили гранаты, но без результата. Как будто это был призрак.
— Юшко, возьми личные вещи фельдфебеля Гроссмана, и пусть Михель заберет их с полевой кухней. Унтер-офицер Пауль позаботится о других раненых и убитых.
Мой компанитруппфюрер был явно задет смертью товарища. Не ответив, он просто кивнул. Он проверил ранец Гроссмана, переложил несколько вещей в сухарную сумку и накрыл безжизненное тело накидкой. Мы отсалютовали ему, отдав последнюю почесть. Со сжатыми зубами и окаменевшими лицами мы ненадолго замерли, пока в наши мысли снова не вторглось настоящее — безжалостным чувством долга.
— Роттер, теперь ты командуешь взводом Г россмана до дальнейших распоряжений.
— Так точно, герр лейтенант!
— Что у тебя с потерями?
— Насколько знаю, у нас трое погибших и пятеро раненых. Два серьезно. Фельдфебель Гроссман учтен с мертвыми.
Черт! Это почти весь взвод! С моей стороны мы потеряли четверых; всего получалось двенадцать. Если мы хотели завтра дойти до берегов Волги, нужно было развернуть и пятую роту лейтенанта Вайнгертнера.
— Слушай, Роттер, когда твоих покормят с полевой кухни и все будет тихо, приходи, обсудим положение. Возьми лейтенанта Фукса из 6-й роты. Твой связной знает, где мы. Скажем, через час после прихода полевой кухни.
— Так точно, герр лейтенант, понял!
Мы разошлись, и я пошел на свой командный пункт, внимательно осматриваясь на ходу. До обратной стороны перекрестка было недалеко. Мы дошли, когда начинало темнеть. Это была ровная площадка, очищенная от щебня и обломков. Она тем не менее защищала нас от шрапнели и не была видна со стороны неприятеля.
Под камуфляжной накидкой, в свете гинденбурго-вой лампы, я составил суточное донесение в батальон. Когда приедет шпис, он доставит его в батальон.
Я перебежал через улицу и вскоре был в группе Диттнера.
— Ну, Диттнер, ты успокоил тех двух парней?
— Так точно, герр лейтенант! Их привели в чувство — просто они не обстреляны. Они не трусы. Им просто слишком много досталось.
— Ты прав, но нужно следить, чтобы они опять не сломались. Сколько у тебя в группе?
— Со мной — восемь.
— Завтра вперед пойдет пятая рота. Я сообщил в батальон, что мы не сможем выполнить задачу без подкреплений. После сегодняшних потерь мы слишком слабы. Ты смог обеспечить связь с левым соседом?
— Так точно, герр лейтенант, мы в контакте.
Появился Неметц и сказал обер-ефрейтору Дит-
тнеру, что пришла полевая кухня и мы получаем продукты. Диттнер выделил двоих, одного из «старой гвардии» и другого из нового пополнения. Мне не нужно было напоминать старикам об осторожности — как и я, они многому научились за последние месяцы. Молодым придется быстро выучить то же самое.
Когда я вернулся на КП — как быстро я перебежал эту узкую полоску! — я наткнулся на Марека, связного из батальона.
— Герр лейтенант, герр майор хочет знать, каково положение на передовой.
Я подал ему написанное донесение.
— Тут все написано, Марек. Скажи герру майору, что завтра мне будут отчаянно нужны части 5-й роты. Иначе мы не сможем атаковать. И хотел бы, чтобы герр майор сообщил полку, что нам нужна серьезная поддержка тяжелым оружием, потому что «штурмгешютце» завтра не придут. Так мне сказал их командир, лейтенант Хемпель.
Лейтенант Вайнгертнер, как я подозревал, снова принял командование 5-й ротой. Марек сказал, что он скоро будет.
Я отпустил его; спустя пару мгновений он исчез в темноте. Подъехала полевая кухня и встала в ста метрах в тылу под защитой дома. Как и в предыдущие дни, ее кипучая деятельность проходила в почти полной тишине. Был слышен негромкий разговор, и время от времени слышалось звяканье котелков. Люди тихо подходили и уходили. Каждый старался оставаться у кухни не дольше, чем необходимо.
Когда я увидел гауптфельдфебеля Михеля, он отдал честь и доложил о себе. Я кивнул.
— Михель, Павеллек скоро принесет фельдфебеля Гроссмана, его днем убили. Забери его в тыл. Забери личные вещи. Тебе выдадут личные вещи других, чтобы отослать родным. Еще что-нибудь есть?
— Так точно, герр лейтенант! Мы сегодня получили почту, но лучше раздать, когда кончится эта беготня.
— Точно. Что ты сегодня приготовил?
— Гороховый суп.
— Ну, пошли, попробуем!
Пока я ел этот вкусный суп, мне пришло в голову, что я целый день ничего не ел, ни крошки. Первым делом мой компанитруппфюрер протянул мне фляжку, и я глотнул чуть теплого кофе.
Теперь, под покровом темноты, каждый мог наесться, даже часовые, когда их сменяли.
У врага было то же самое, что было видно по «минам», которые мы находили после атаки. Жизненные потребности можно отложить на какое-то время, но не отключить совсем. Пока я хлебал суп, пришел мой друг Ули Вайнгертнер. Мне не хватало его обычной лукавой улыбки. Он уже слышал о потерях за день. Он тоже тяжело воспринял смерть Гроссмана. Не таким тяжелым было его краткое пребывание в штабе батальона.
«Папа Вайгерт» сожалел о скором ранении гауптмана Функеля. Мой гнев на высших чинов, который я чувствовал в полдень, почти прошел. Что было, того не воротишь.
Я рассказал Ули, как это произошло и что я уже зафиксировал все в рапорте командиру.
— Ули, из-за сегодняшних потерь завтра твою роту надо будет развернуть рядом с нами. Позже, через полчаса, обсудить положение придут лейтенант Фукс и унтер-офицер Роттер, принявший командование взводом Г россмана. Будет также обер-фельдфебель Якобс. Мы должны обдумать, как завтра собираемся дойти до Волги. Думаю, это будет самым твердым орешком, что нам приходилось раскалывать.
— Мне было ясно, что нас пустят в дело с вами, как только я услышал о ваших потерях. Благодаря вашему продвижению, III батальон гауптмана Риттнера тоже смог отбросить противника к Волге. Командир в середине дня уже знал, что завтра штурмовых пушек у нас не будет. Поскольку основной натиск идет в нашем секторе — с нашим левым соседом, развед-батом-171, — дивизия обещала нам тяжелое оружие. Ваши достижения получили признание в полку.
— Ну, надеюсь, на завтра нам хватит везения.
Прибыл наш гауптфельдфебель и доложил, что
уезжает с полевой кухней. Мы смотрели, как она исчезает в темноте, увозя нашего доброго товарища — которого мы заслуженно ценили.
На командном пункте меня ждали товарищи из 6-й и 8-й рот. Короткий обмен рукопожатиями, и наши мысли моментально сосредоточились на поставленной задаче.
Я спросил командира 6-й роты:
— Герр Фукс, каковы у вас потери и каков боевой состав?
— Рота потеряла двоих убитыми, четверых ранеными. У меня для завтрашнего боя 44 человека.
— Герр Якобс, а каково положение у вас в роте?
— Нам повезло — только два легкораненых. Боевой состав 38 человек.
— А ты, Ули?
— Потерь нет, боевой состав в общем и целом 48 человек.
— Так у тебя для нас четыре отделения?
— Нет, пять — я сделал из четырех отделений пять.
— Хорошо. Пошли два отделения ко мне и отделение герру Фуксу. С двумя оставшимися отделениями следуй за нами примерно в центре сектора боя так, чтобы развернуться на случай любой случайности, где бы она ни случилась. И какую тактику мы выберем на завтра? Что вы думаете, господа?
После некоторых раздумий лейтенант Фукс сказал:
— Раз уж мы больше не можем полагаться на две штурмовые пушки, мы должны делать то, чему научились — атаковать, прижать противника к земле огнем минометов и тяжелых пулеметов и захватить территорию перед собой. Пока противник поймет, что мы атакуем, мы должны уже захватить ее. Кроме того, нам дадут артиллерийскую поддержку. Ее огонь должен быть направлен на ближайшие цели у противника.
Штаб U АК: 17.25 25 сентября 1942 г.
LI АК продолжил атаку плацдарма противника вокруг устья Царицы, захватив отдельные участки...
В частности:
Перед 94-й ПД противник продолжает удерживать берег Волги с железнодорожными депо и эстакадами, оба жилых района строго на юго-запад от устья Царицы и оба северных изгиба южного берега, защищаясь с большим упорством.
71-я ПД в 07.30 снова, начала атаку с целью очистки городских секторов к северу от Царицы и медленно продвигалась с тяжелыми боями. Были заняты партийные здания...
После обсуждения всех «за» и «против» мы решили придерживаться предложенного товарищем Фуксом. Мы назначили время начала атаки на 07.45 и сверили часы.
— Герр Якобс, выведите на позиции тяжелые пулеметы, чтобы они могли эффективно поддерживать атаку, а также минометы. Я пойду к командиру батальона с личным рапортом.
Универсальный магазин Univermag, одно из тех зданий, которые в немецких донесениях назывались «партийными»
Когда мои товарищи ушли, я повернулся к Павел-леку:
— Юшко, ты все слышал. Я иду с Неметцем на КП батальона. Если что-то здесь случится, пошли ко мне Вильмана. Думаю, вернусь через час. Все понятно?
— Понятно, герр лейтенант!
Я добрался до батальонного командного пункта без происшествий. Командир был удовлетворен успехами этого дня, поскольку снова удалось продвинуться вперед. Его беспокоил малый боевой состав и отсутствие подкреплений. Он согласился с нашим планом на будущий день. Он решил положиться на наш опыт и обещал, что мы получим всю поддержку, которую он сможет для нас организовать. Как младшие командиры, мы были всецело довольны командиром. Принимая во внимание нашу заботу о нем, мы надеялись, что он останется в тылу, пока мы не достигнем поставленной цели — Волги. В этом случае он мог сделать для нас гораздо больше с командного пункта, чем подвергая жизнь ненужному риску в уличных боях.
Меня проинформировали об общей ситуации более крупного масштаба, чем наш, и я ушел.
Когда я вернулся на свой КП, компанитруппфюрер доложил, что ничего серьезного не произошло.
Приближалась полночь.
Я прополз в угол наполовину обрушившейся комнаты и попытался немного отдохнуть. В таких ситуациях нет возможности крепко спать — приходится спать одним глазом. Всегда нужно быть настороже, чтобы избегнуть неприятных неожиданностей.
Ночи становились прохладнее. За невозможностью согреться конечности немели, форма была холодной и сырой. У противника, лежащего где-то неподалеку напротив нас, положение было не лучше. Такие ночи, кажется, тянутся вечно. Мы ждали дня и теплых солнечных лучей. Пока что нам везло с погодой.
Штаб U АК: 22.20 25 сентября 1942 г.
U АК продолжил уничтожение сил противника на плацдарме по обеим сторонам устья Царицы — с успехом.
В частности:
Около 18.30 267-й ПП 94-й ПД взял штурмом оба оставшихся жилых района строго на юго-запад от устья Царицы, упорно защищаемые противником. Яростные контрудары противника — продолжающиеся до настоящего времени — были отбиты. 600-метровые доки еще заняты большими силами противника с восточного берега Волги. На обеих излучинах Царицы противник еще упорно держится за овраги и дома.