Кольхаз смотрел на Зимлера, надеясь прочесть в его взгляде высокомерие, и потому заранее был готов к сопротивлению.
«Лучше всего сначала помалкивать, слушать и наблюдать, что скажет новичок», — решил про себя Кольхаз.
Они поздоровались за руку.
— Кольхаз?! Да еще Кениг! — шутливо воскликнул Зимлер. — Хорошие фамилии! Привет вам!
— И тебе привет! — ответил Кольхаз. — Чем доцента-историка не устраивают наши фамилии?
— Очень даже устраивают, только я занимался не просто историей, а историей искусства, к тому же никакой я не доцент, а всего лишь ассистент.
— Сейчас новичкам следует убрать свои вещи, ровно в шесть — на совещание, после которого вам будет вручено боевое оружие, — серьезно проговорил Ульф. — Затем у вас будет достаточно времени, чтобы познакомиться друг с другом, а завтра утром познакомим вас с нашим участком границы.
— Толковое объяснение, — заметил Зимлер.
— Да, хочу вам сказать, что моим заместителем является рядовой Кольхаз, в мое отсутствие по всем вопросам обращайтесь к нему. Сейчас он проводит вас в комнату, в которой вы будете жить, а через четверть часа я сам вернусь.
— Пошли! — воскликнул Зимлер. — Времени у нас для прохлаждения нет!
Дуке все время молчал, а Брунер стоял немного в стороне и почти с завистью смотрел на Зимлера, который так смело и самостоятельно разговаривал с командиром отделения и его заместителем.
Солдаты забрали свои вещи и пошли за Кольхазом. Зимлер нес рюкзак и чемодан, обклеенный пестрыми картинками.
Когда они проходили мимо домиков, в которых жили пограничники, Зимлер, все время оглядываясь по сторонам, говорил:
— Не плохо, совсем не плохо! У меня были знакомые пограничники, которые рассказывали, что жили в старых бараках, по которым шныряли крысы и малоприятные насекомые. О! У вас и стенная газета есть! Один момент! — Новичок поставил чемодан на землю и стал разглядывать стенгазету. — И Кольхаз пишет в газету?
Кольхаз почувствовал усмешку, но промолчал.
— Чьи это стихи? — спросил один из новичков.
— Мои, — ответил Кольхаз.
— Что? Ты пишешь стихи?! Да ты молодчага, дорогой! — воскликнул Зимлер. — Об этом мы с тобой потолкуем!
— Но только, пожалуйста, не сейчас, — заметил Ульф.
Кольхаз шел рядом с Зимлером и про себя удивлялся тому, как ловко у того подвешен язык.
— Да ты меня совсем не слушаешь, — Зимлер дотронулся свободной рукой до Кольхаза. — Я тебе рассказываю о Гёльдерлине, а ты мечтаешь о чем-то другом! Неужели ты не знаешь этого поэта?
— Почему не знаю, знаю. Если хочешь, я расскажу тебе историю его жизни, только не сейчас.
— Это был человек! — восторженно воскликнул Зимлер. — Как он умел передать чувства словами! Сейчас так уже не пишут!
— Ты думаешь? — удивился Кольхаз. — Я не люблю поверхностных суждений.
Зимлер удивленно уставился на Кольхаза, а затем рассмеялся:
— Извини, друг, я не хотел тебя обидеть! Я вижу, разговаривая с тобой, нужно быть внимательным. Это мне правится! Сейчас такое не часто встретишь!
— Еще как встретишь. — Кольхаз открыл дверь комнаты и пропустил Зимлера. Тот вошел, поставил вещи на пол, осмотрелся. Потом прошел к постели и потрогал руками матрас.
Расположившись, новичок вышел во двор. Дуке начал распаковывать вещи, а Брунер стоял в нерешительности перед своим шкафчиком.
— Пошли, — произнес Брунер.
И только тут Дуке в первый раз открыл рот и сказал грудным голосом:
— Этот говорун сделает нас похожими на попугаев.
— А ты его знаешь?
Дуке кивнул, так как он служил с Зимлером в одном взводе.
— Не беспокойся, — успокоил его Кениг, — мы одного такого уже обломали.
— Он ученый и хочет это демонстрировать, где только может.
— А ты ему лично об этом говорил? — поинтересовался Кольхаз.
— Нет, конечно.
Вскоре Зимлер вернулся в комнату, оживленный и радостный. Вслед за ним появился и Ульф, который, бегло окинув комнату взглядом, убедился, что здесь наведен порядок.
После отбоя, когда все уже спали, Кольхаз долго не мог заснуть.
Он думал о записной книжке Раудорна, в которой он вычитал кое-что интересное. Сейчас же ему захотелось кое-что написать. Он пошел в клуб, где в это время не было ни души. Перелистав несколько страниц, он начал писать: «Что такое слова? Выражение мысли на бумаге. Никогда раньше я не понимал того, как осторожно нужно с ними обращаться…»
В полночь пошел дождь, но к утру небо снова стало безоблачным. Когда Рэке и Кольхаз вывели новичков из ворот заставы, дул легкий ветерок.
— Смотрите в оба и старайтесь как можно больше замечать, — наставлял новичков Рэке, когда они свернули с каштановой аллеи в сторону границы. — Пограничник должен знать свой участок, как свои пять пальцев, знать каждое дерево и каждый куст.
— Все ясно, — согласился Зимлер. — Такое качество нужно не только пограничникам. Что мне здесь у вас особенно нравится, так это чистый воздух и красивый ландшафт. Я люблю природу.
— Жизнь у нас простая и суровая. Не каждое утро бывает таким ясным, а воздух иногда намного свежее, чем хотелось бы.
— Разумеется, жизнь нужно воспринимать такой, какова она есть! — продолжал философствовать Зимлер.
— Жизнь нужно еще и переделывать, — возразил ему Рэке.
— Конечно, я именно это и имел в виду.
— Имели? — удивился Ульф. — А мне показалось, что мы с вами кое в чем не сходимся во взглядах.
— Возможно. Да это и естественно. Одно лицо бывает обычно похоже на другое, но в то же время они в чем-то разные.
Кольхаз шел сзади и, слушая болтовню Зимлера, все больше и больше настраивался против него.
На поле стояли озимые. Дуке сошел с тропы и сорвал несколько колосков.
— Эта зима обойдется нам в несколько миллионов, — пробормотал он. — У нас в районе почти все озимые вымерзли. Я видел это собственными глазами. Придется все перепахивать заново. У вас, правда, этого не случилось. В этом году ни у одного крестьянина не будет никакого отпуска: работы будет по горло!
— Я мало что понимаю в этом, — заметил Кольхаз, — но говорят, что техника может выручить. Жители соседнего села закончили сев за одну неделю.
Дуке засмеялся.
— Мы тоже работали не смыкая глаз семь дней и семь ночей. Машины не останавливались. Ели прямо в поле. Уставали так, что и объяснить нельзя.
— Что ж, в этом году тебе этим заниматься не придется, — констатировал Кольхаз.
Дуке окинул Кольхаза удивленным взглядом и недовольно пробормотал:
— Вы себе не представляете, какое наслаждение испытываешь, когда вспашешь поле и увидишь плоды своего труда…
— Прости, — сказал Кольхаз, — я не хотел тебя обидеть, право, не хотел.
— Ладно, что уж там. Ты член партии?
— Нет. А что?
— Да так просто. Я вчера прочел твое стихотворение в стенгазете. И мне показалось, что ты партийный.
— То, что написал я, может написать не только член партии. — Заметив, что они несколько поотстали от остальных, Кольхаз прибавил шагу.
Когда они вышли к опушке леса, Ульф предупредил солдат:
— Теперь все разговоры прекратить. Мы с вами не на тренировке, а на обходе государственной границы. Вперед!
Они шли по малохоженой тропинке, скрывающейся в зарослях густого кустарника. Фельдфебель показывал солдатам следы зверей, называл их, обращал особое внимание на еле заметные тропки, которые вели от границы в глубь территории: по ним может пройти нарушитель границы.
Через несколько минут они подошли к контрольно-следовой полосе, а затем вышли к наблюдательной вышке.
— Рядовые Кольхаз и Зимлер, занимайтесь наблюдением, остальные — за мной! — приказал Рэке.
Кольхаз спрыгнул в окопчик, отрытый сбоку от вышки.
— Иди сюда! — позвал он Зимлера. — Ты наблюдаешь вправо вплоть до таможенного домика, я — влево.
Зимлер кивнул и, осторожно спустившись в окоп, начал очищать грязь с брюк.
Заметив это, Кольхаз усмехнулся и подумал: «И нужно же было, чтобы мне достался именно он, а не Дуке или Брунер…»
Зимлер с любопытством осмотрелся. Он о чем-то спрашивал Кольхаза, но тот давал односложные ответы.
Вскоре к ним подошел фельдфебель и приказала
— Проводите рядового Зимлера на вышку.
— Слушаюсь! — сказал Кольхаз и полез на вышку.
Когда они оказались на самом верху и подошли к окошку, прорубленному в будке часового, Кольхаз стал знакомить новичка с местностью, показывал и называл местные предметы, деревеньки, расположенные по ту сторону границы.
Зимлер слушал внимательно, вопросов задавал мало.
Когда все было уже названо и Кольхаз хотел было спускаться, Зимлер вдруг спросил:
— Скажи, ты что-нибудь против меня имеешь?
Кольхаз удивленно обернулся и спросил:
— Почему ты так решил?
— Я это просто интуитивно чувствую. Без интуиции жить нельзя. Правда, тебе она не нужна.
— Это почему же?
— Глаза человека, говорят, являются зеркалом его души. У тебя же таким зеркалом является все лицо, на котором выражается все, о чем ты думаешь. Вот почему я и отгадал твои мысли.
Кольхаз почувствовал, как кровь прилила к его щекам.
— Я люблю честность и откровенность. Ты много говоришь, но толку от твоих слов мало. Я несколько иначе представлял себе преподавателя. Вот тебе мое откровенное мнение.
Зимлер скривил губы, на какое-то мгновение можно было подумать, что он вот-вот взорвется, но он сдержался и просто сказал:
— Чтобы делать такое заключение, нужно, как мне кажется, получше узнать человека. Думаю, что твои представления несколько хромают. Может, в ком-то ты и быстро разобрался, но не все люди так быстро поддаются пониманию.
— Возможно, — Кольхаз задумался. — А теперь пошли.
— Подожди! Дай мне высказаться до конца!
Кольхаз задумчиво покачал головой:
— Здесь ни к чему, у нас еще будет для этого время и место.
Через минуту они уже спустились на землю.
— Что случилось? — сразу же спросил Кольхаза Рэке. — Вы что там, тронную речь произносили?
— Нет.
Рэке повел пограничников по участку дальше.
— На этом участке нужно быть особенно внимательным, — объяснил он. — Это самый трудный участок, особенно в ночное время.
— Нарушитель границы, видимо, будет скрываться в лесу, чтобы его не заметили, — высказался Зимлер.
— Это само собой разумеется. В одном месте лес подходит почти вплотную к контрольно-следовой полосе, там есть одна ложбина…
— Разрешите вопрос? — перебил Зимлер Рэке. — Вот эта ложбинка, наверное, и есть самое опасное место на этом участке, а? По ней незаметно можно подойти к самой границе.
— Конечно. Каждый, даже самый маленький участок границы имеет свои особенности, — терпеливо объяснил Ульф, — а какие именно, я вам покажу на местности.
17
В конце апреля в яркий солнечный день старослужащим было присвоено звание «ефрейтор», а Кольхаз официально назначен заместителем командира отделения.
Обрадованные солдаты вернулись в свою комнату и бросились нашивать себе на погоны ефрейторские лычки.
Долговязый Кениг долго любовался собой в зеркало.
— За эту лычку моим старикам придется поставить флягу пива. Вот они радоваться-то будут.
В этот момент в комнату вошел Зимлер и радостно прокричал:
— Поздравляю, поздравляю! Глядя на вас, можно умереть от зависти! Такое событие надо бы отметить!
Тут же все договорились в один из свободных дней пойти в село и там отметить повышение «старичков».
Спустя несколько дней утром Ульф вызвал Кольхаза к себе.
«Интересно, что ему от меня нужно? — подумал новоиспеченный ефрейтор, ероша себе волосы пятерней. — Никаких упущений по службе за последнее время вроде бы не наблюдалось».
Постучав, Кольхаз вошел в комнату фельдфебеля, который уже ждал его. Движением руки он предложил ему сесть, а затем спросил:
— Ну, что нового в отделении? Как себя чувствуют новички?
— Все идет своим чередом.
— Хорошо. О чем говорят солдаты?
— О разном. — Кольхаз на миг задумался. — Новые люди, новые вопросы… Дуке, видимо, настолько любит свою гражданскую профессию, что он и сейчас зрительно находится в поле. Все его мысли в бригаде, которая сейчас работает без него.
— Все это мне понятно, — заметил Ульф, — важно, чтобы эти воспоминания не мешали ему нести службу.
Кольхаз понимающе кивнул и продолжал:
— Брунер пока для меня остается загадкой. Я как-то еще не нашел к нему подхода. Он может часами молча смотреть в окно или перелистывать книжки о лошадях, от которых он до сих пор без ума. У него даже над койкой висит картина с изображением лошади. Ведет он себя так, как будто попал к нам временно в гости и с нетерпением ждет, когда же придет поезд, который увезет его отсюда.
— Возможно, у него дома осталась любимая девушка? — поинтересовался Ульф.
— Возможно, только он об этом никогда не говорил. На все вопросы он дает однозначные ответы. Все его мысли поглотили лошади.
— Все это означает, что вам надлежит обратить на него побольше внимания. Но ведь у нас в отделении есть и еще один новичок?
— Есть! — недовольно буркнул Кольхаз. — Меня так и подмывает сказать, — к сожалению, есть.
Ульф посмотрел в окно, при этом выражение лица у него было такое, что никак нельзя было определить, о чем именно он думает.
— Он слишком много говорит, и все попусту, — объяснил Кольхаз.
— И это все, что вы против него имеете? — задумчиво спросил Ульф.
— Да.
— Я полагаю, что этого явно недостаточно, чтобы быть им недовольным.
— Мне и это мешает. И это понятно. Каждый человек себе на уме.
Ульф встал и так повернулся, что на фоне окна отчетливо вырисовывался его профиль.
— Вы мой заместитель и, следовательно, начальник для всех солдат отделения. Найдите с ним общий язык.
— Каким образом? Я беспокоюсь обо всем отделении.
— Разумеется, но, беспокоясь обо всем отделении, не следует выпускать из виду отдельного человека, даже если в нем что-то и не нравится. Каждый, кто служит в армии, должен выполнить свой долг.
Кольхаз отвел глаза в сторону, он понимал, что Ульф прав, и именно это злило его.
— Давайте на этом и закончим наш сегодняшний разговор. — Ульф отошел от окна и сел на стул. — Независимо от того, каким вам кажется Зимлер, относиться к нему вы должны с пониманием. Вы должны, так сказать, завоевать его для себя. Надеюсь, что в этом отношении у нас с вами одно мнение?
— Да, конечно, я постараюсь. — Кольхаз кивнул.
— Хорошо. Сегодня вечером новички в первый раз заступают на ночное дежурство.
— Кто идет со мной в паре?
— Зимлер, — Ульф слегка усмехнулся. — Надеюсь, вы не считаете это местью с моей стороны?
За час до наступления темноты Кольхаз и Зимлер вышли на выполнение боевого задания по охране государственной границы. Им достался самый трудный участок.
— В двадцать два ноль-ноль вы двинетесь на опушку леса и будете охранять отдельный участок местности. Все ясно? — спросил лейтенант Альбрехт.
— Так точно!
— Для вас это первый ночной наряд, — обратился лейтенант к Зимлеру. — Будет нелегко, особенно после полуночи.
— Не беспокойтесь, — улыбнулся солдат. — В этом отношении я силен.
Лейтенант стал инструктировать другие пары, а Кольхаз с Зимлером вышли с заставы и двинулись по направлению к лесу.
Бросив взгляд на небо, затянутое на юге облаками, Зимлер тихо заметил:
— Думаю, что ночью будет дождичек. Жизнь пограничников со стороны кажется довольно романтичной, хотя я, кажется, мало к ней приспособился. Сначала, когда меня призвали в армию, я жалел об этом, а теперь считаю, что это даже неплохо, так как человек должен уметь делать все.
«И зачем он мне об этом рассказывает? — думал Кольхаз. — Это прописные истины».
— Да, я спрашивал тебя, чем ты будешь заниматься после демобилизации?
— Я пока еще не знаю, — уклончиво ответил Кольхаз, хотя сам уже не раз и подолгу думал над этим вопросом.