Попалась мне миска под пьяную руку, схватил я ее и пошел в "греческий зал" правды искать. А они там сидят под кондиционерами, музыку слушают, винцо попивают и официанткутискают. Командир полка на меня "пасть" как открыл: "Кто, как посмел, почему без стука?". – Ну, я им на стол миску эту и кинул. Чем вы, говорю, гады, бойцов кормите? Почему воды нет?Что, "Броненосец "Потемкин"" хотите? Так уже видно пора вам устроить! И еще до фига наговорил всякого. А командир полка – армянин, хитрющий мужик. Как увидел, в каком я состоянии,на рожон лезть не стал, сразу со мной согласился, все пообещал уладить и замполита тут же попросил разобраться, все проблемы порешать, а меня спать отвести.
– Ну и как, уладил? – поинтересовался Стоцкий.
– Да, жди. Уладил, только не то. На следующий день на ковер к себе вызвал, два часа меня полоскали как половую тряпку. Представление на орден перед моим носом порвали. В тот жевечер на партбюро строгача закатали "за аморальное поведение", а еще через неделю и с должности сняли и сюда перевели. Вот так нашел правду.
– Не горюй, братан, знаешь поговорку "Если невеста уходит к другому, то неизвестно кому повезло?" Смотри на жизнь философски и ищи везде хорошее. Например, ты на новойдолжности на боевые операции часто ездишь?
– Да забыл уже, когда ездил. За три последних месяца ни одной душманской рожи в прицеле автомата не видел. И служба не пыльная, хлопот меньше, больше шансов свою шкуру целойсохранить. Так что я и не горюю. Ни за бойцов, ни за технику теперь голова не болит, но все равно обидно иногда, орден ведь все-таки заслужил, почти… А в роте без меня порядка сталоменьше. Новый командир все больше вашего брата политработника слушает. У меня с солдатом разговор короткий, – при этих словах Иван сжал крепкий кулак, – вот они где все были уменя. Провинился, получи за дело, наказание было неотвратимым, немедленным, эффективным и чувствительным. Они все знали, что "сюсюкать" я с ними не буду, но и даром не обижу.Один был гвардеец, так тот прямо говорил: "Не полощите мне мозги, товарищ капитан, дайте лучше сразу по голове, а то я с пеленок так приучен, по-другому не понимаю". В каптерке уменя кусок веревки капроновой в палец толщиной всегда висел на гвозде, а под веревкой плакат: "Это не метод воспитания, но…".
– Перегиб это, Иван, нельзя так, потом после тебя никакой политработник не убедит никого словами, – вяло возразил Стоцкий.
– Не скажи, у меня "дедовщины" вообще не было, а в другой роте тоже все "сюсюкали" с бойцами, так там "деды" из солдат, кто служил больше года такую дедовщину махровую развели,ужас, как в "гестапо". Молодым бойцам шомполами задницу жгли. Учебные расстрелы устраивали, только боевыми патронами. Издевались, пока одному голову не проломили ключомгаечным насмерть. Только тогда кубло это разогнали. А бойцу записали: "Погиб при исполнении", на боевые потери списали, чтоб авторитет полка не подмочить. Вот так-то… -закончилИван и задумался о чем-то далеком.
* * *
После обеда из полка действительно шла машина в штаб армии. Брать пассажиров в угловатую, чадящую черным выхлопом небольшую бронеразведдозорную машину (в народе БРДМ) нехотели. Однако Иван, как истинный штабист, быстро переговорил с кем надо, и Стоцкому нашлось место на пыльной зеленой броне.
Солнце грело по-весеннему, вдоль разбитых городских дорог буйно зеленела южная растительность. Машины всех мастей и расцветок хаотично сновали во все стороны, гудели наразные лады, когда поперек дороги вдруг вылезала ручная телега, груженная кладью выше роста человека или запряженная ишаком повозка.
Периодически какой-нибудь огромный грузовик, который почему-то назывался "бурбухайка" нарушал все законы движения и, расталкивая прочую мелюзгу бампером, ехал поперекпотока. Главный принцип движения был один: у кого машина больше – тот и прав. И никто при этом не слушал свистков редких регулировщиков. В очередной раз объехав древний"фольксваген-жук" с фанерным ободранным кузовом, штабной БРДМ свернул с широкого проспекта на узкую улочку и, изрядно попетляв, подъехал к контрольно-пропускному пункту штабаармии. Сам штаб армии, как и положено обители вершителей судеб человеческих, размещался на горе, во дворце бесславно почившего афганского лидера Амина. Большой военный городокбыл разбросан внизу в котловинах, между сопками. Отсюда, с дворцовой горы, дергали все нити управления огромным живым организмом, самой боевой армией Советского Союза. Сюдаже тянулись нити с далекой Родины. Наверх ко дворцу вела живописная дорога – серпантин, разрезавшая извилистой серой лентой зеленые сады на склонах, однако подножие горы плотноопутывала изгородь и пройти туда можно было только через контрольно-пропускной пункт по специальному пропуску.
Друзья Стоцкого – офицеры топогеодезисты – в городке жили по афганским меркам – "с шиком". Во дворе рядом с фанерной общагой – модулем был устроен настоящий бетонный бассейн5x10 метров, в который можно было нырнуть прямо с парапета – глубина позволяла. Вода была чистой и призывно блестела в лучах апрельского солнца, но для купания было ещехолодновато.
Все жильцы общежития были еще на службе, и оставив вещи возле осоловевшего после долгого наряда дежурного офицера, Стоцкий отправился изучать магазины, которых в городкебыло несколько. Тут и офицерское кафе, и книжный, и продуктовый, и промтоварный, где за чеки Внешпосылторга, заменявшие в Афганистане рубли, служивому люду предлагалиотовариться. Дорогие вещи шли, конечно, по записи и по очереди, а импорт попроще – бери хоть сейчас.
Из дверей офицерского кафе доносилась тихая музыка и плыли волны запахов жареной картошки, сосисок и еще какой-то вкуснотищи.
Решив не поддаваться искушению, сэкономить деньги и дотерпеть до ужина в столовой, Стоцкий твердым шагом пошел мимо дверей, однако тарелка с хрустящей желто-коричневойжареной картошкой вдруг так явно представилась неизбалованному деликатесами старлею, что в голодном желудке заурчало, а ноги сами пошли к заветному крыльцу.
– Не положено Вам, товарищ старший лейтенант; – противным, как холодная вода, голосом остановил Стоцкого высокий холеный сержант в парадной форме с нелепым в боевой армиибелым парадным ремнем на кителе. – Вход для офицеров только в брюках навыпуск и кителях или рубашках с погонами. Вот на стене приказ начальника гарнизона.
– Вот те на, – опешил старлей. – Где же я в Афгане себе такую форму найду? – и растерянно оглядел свои потрепанные, но чистые хэ-бэшные брюки.
– А нас это не интересует. Не положено и все, – надменно отрезал сержант.
Сделав кое-какие покупки и побродив еще немного по территории городка, Игорь вернулся в общежитие к топогеодезистам.
– Пришли уже друзья Ваши, пройдите, – махнул рукой дежурный вглубь коридора.
С топогеодезистами, капитаном Ващенко и старшим лейтенантом Сироткиным Стоцкий познакомился чуть меньше года назад во время одной из командировок в Кундуз. Тогда нелетнаязимняя погода задержала Игоря на три дня, а Ващенко и Сироткин оказались соседями по продавленным койкам в 10-ти местной комнате офицерской гостиницы. Высокий, тощий какжердь близорукий Ващенко и немолодой, плотный, круглолицый Сироткин каждое утро взваливали на плечи свои приборы с треногами и понуро уходили месить под дождем липкуюжелтую глину. К вечеру, проведя очередные съемки местности и вымокнув до нитки, волоча ноги, они возвращались в гостиницу. Стоцкий как-то быстро сдружился с ними и, стараясь облегчить их участь, встречал ребят с горячим чаем. Потом обсыхали, шли на ужин и до полуночи "на интерес" расписывали "пулю" в преферанс.
На третий вечер Стоцкому удалось раздобыть у знакомых в пехоте немного афганского виноградного самогона, что еще больше скрепило дружбу с топогеодезистами. Налитый вцеллофановый кулек с узлом вместо пробки самогон, по-афгански "шароп" был вонючим, мутным, но крепким и вполне терпимым для неприхотливых глоток советских офицеров, аглавное, стоил значительно дешевле водки.
– Ну, Игорек, ну, молодец, удружил. Теперь, если будешь в Кабуле, приезжай только к нам. Мы люди гостеприимные, приютим, обогреем, – широко улыбался на прощание Сироткин.Ващенко при этом снял очки и кивнул головой: " Это точно, приезжай".
Вот и в этот раз Стоцкого встретили как лучшего друга, сразу определив ночевать на свободную койку в трехместной комнате.
– Так, значит, план на вечер такой, – уверенно заявил Сироткин. Сейчас идем на ужин в офицерскую столовую, затем пару часов посидим "за приезд", при этом он выразительно щелкнулсебя пальцами по кадыку, – а потом пойдем в открытый клуб кино смотреть, привезли чего-то новое. Дальше видно будет.
В столовой Стоцкого определили на свободное место, выдав за своего. Давали ячневую кашу, называемую в народе "генеральской", с тушеным мясом, напоминавшим говядину, но снесколько странным вкусом. Сидя напротив Стоцкого, Сироткин то и дело с ухмылкой поглядывал на него.
– Ну как тебе мясо? Ел когда-нибудь такое? – хитро улыбаясь, спросил Сироткин.
– Странное какое-то. Верблюжатину я ел, она не такая, конина вроде бы тоже не то. Не знаю, что за "зверь", но есть можно, – старательно пережевывая, ответил Стоцкий.
– Вот никогда не угадаешь! Кенгурятина это австралийская, – с гордостью неизвестно за кого заявил Сироткин.
– Не бреши, – у Стоцкого даже рот открылся, – откуда ты знаешь?
– А мы тут дежурными по столовой ходим. Вот первый раз, когда это мясо давали, я как раз дежурил. Смотрю, говядина какая-то странная. Задние лапищи здоровенные, и как у зайцаростом с теленка, а передние калечные обрубки какие-то. Мы всей толпой эту тушу изучали, сами штамп австралийский видели.
– Все равно не поверю, но мясо съем, не дождетесь, весело погрозил кулаком Стоцкий, доедая кашу.
* * *
После ужина все удобно разместились за столом в комнате. Неяркий свет самодельных светильников с абажурами из жестяных банок создавал какой-то минимум уюта. На столе почетноеместо занимала купленная вскладчину бутылка "Русской", а вокруг в казенных тарелках красовалась немудреная закуска. Тут была и "красная" рыба (бычки в томате), и "голубая" рыба (сельдьиваси в масле), и икра "красная" (кабачковая). Не поскупились хозяева даже на пару банок маринованных венгерских огурчиков и помидоров. Когда все новости друг-другу былирассказаны, а "Русская" почти улетучилась, Стоцкий, потянувшись, спросил: "Мужики, а с вами в комнате жил Николай, здоровый такой лейтенант, на руках еще со всеми боролся. То липловец, то ли борец – не помню. Что-то его не видно. Перевели что пи куда?" После этих слов в комнате как будто подул холодный ветер.
– Нет больше Николая, погиб он, – серьезным тоном ответил враз погрустневший Сироткин, – помянем молча по маленькой.
– Вот беда, как это случилось? – выдержав положенную паузу, спросил Игорь.
– Утонул Коля, – как обычно теребя в руках очки, мрачно ответил Ващенко.
– Да где ж он в Афгане столько воды нашел? – развел руками Стоцкий.
– А ты во дворе у нас бассейн видел? Вот там он и утонул. Как только потеплело, командир наш приказал бассейн помыть, почистить и наполнить водой, чтобы желающие моглиокунуться после зарядки. Желающих, правда, было всего человек пять, таких примерно как Николай здоровяков. Вскоре после этого у кого-то день рождения был. Гудели всю ночь, часа втри только стали расходиться. А в пять утра дежурный вышел покурить, смотрит – Николай в бассейне плавает.
Ну плавает, да и ладно, хотя прохладно еще было. Через полчаса дежурный опять вышел, а Николай в том же бассейне, только неживой уже. Шум подняли, бегом доставать, а откачиватьуже бесполезно. Классный был парень, недолго тут прослужил, а домой в "Черном тюльпане", в цинковом ящике улетел.
– Вот действительно судьба, кому суждено утонуть, тот не повесится. Никто не знает, что кому на роду написано, – невесело подытожил Игорь, – это ж угодно было судьбе загнатьчеловека за тысячи верст от дома в страну, где и воды-то не хватает, засуха, чтобы умереть не в бою, а в бассейне утонуть.
– Ну так что, в кино идем? – разрядил обстановку Сироткин.
В открытом полевом кинотеатре на дощатых скамейках в разных местах сидели человек 50, причем часто можно было заметить и женские головки. Вольнонаемных женщин в крупномгородке штаба армии хватало. Кастелянши, библиотекари, продавцы и другая обслуга ехали в Афган за "длинным" рублем, шмотками, мужьями, да мало ли еще зачем. Системараспределения по гарнизонам в основном ориентировалась на внешность кандидаток. Чем выше начальство, чем престижнее военный городок, тем более красивые женщины тамоставались. Хотя, как говорят поэты, некрасивых женщин не бывает, однако встретить настоящую красавицу в далеком захолустном гарнизоне было так же тяжело, как негра в украинскомселе.
На экране герои советского фильма упорно боролись за увеличение выплавки чугуна и на этом фоне сходились и расходились, страстно любили и ненавидели друг друга. "Я люблю тебя,обними меня, милый", – томно промурлыкала с экрана героиня. При этом рядом сидящая парочка подозрительно зашуршала. Внезапно далеко впереди за экраном на высоком склоне горывспыхнул костер. Издали пламя выглядело не больше горящей спички. Тут же к пламени потянулись огненные прочерки трассирующих пуль, и рядом расцвели розетки снарядныхразрывов. На таком расстоянии и вспышки и пухканье выстрелов выглядели какими-то игрушечными, киношными.
– Хотелось бы, чтобы вся эта пальба была ненастоящей, однако я сам так костры на склонах тушил, когда в артиллерии служил, – шепотом прокомментировал Стоцкий.
– Это еще ерунда, – махнул рукой Сироткин. – Вот у нас тут среди бела дня городок обстреляли. Знатоки говорят, что из миномета. Я как раз в городке был. Откуда стреляли, я не видел.Вначале хлопок, потом то ли жужжит, то ли шелестит что-то, и почти сразу в саду за модулями ка-ак шарахнет! Дым, пламя, ветки летят. Никогда раньше так близко разрывов не видел.Трижды по саду бахнули впустую. Потом, минут через пять, еще раз. Ну тут уже постарались "духи" проклятые. В аккурат в угол женского модуля угодили. Всю комнату развернуло, хорошоеще, что не было там никого. Шифер, фанера, деревяшки летали, как листья на ветру. Пожар быстро потушили, а крику, визгу было – ужас. Комнату восстановили, но жить в ней никто больше не хочет, там теперь белье постельное хранится.
– Все это душманские хитрости. Они на легковую "Тойоту"- пикапчик ставят миномет или базуку, или легкую установку реактивную. Тентом закрывают и ездят. Как охрана зазевается, ониуже тут как тут. Моментально расчехляют, пальнут несколько раз и быстро сматываются, пока не накрыли.
* * *
Утром после завтрака Стоцкий тепло попрощался с гостеприимными топогеодезистами, с трудом победив искушение остаться по просьбе хозяев еще на денек. Игорь, конечно с радостьюбы остался, однако близость замены, а значит и возвращение с войны домой заставляли спешить.
Выйдя из КПП штабного городка, Стоцкий вновь оказался предоставлен сам себе. Иди куда хочешь, даром, что война кругом, никому, кроме редких патрулей, до тебя дела нет. Как тыбудешь добираться из пункта А в пункт Б никого не волнует, хоть пешком иди, хоть афганскую машину останавливай. Но это было настолько опасно, что так никто не делал. Оставалосьтолько голосовать своим попуткам. Останавливались не все. "Проголосовав" пару часов, Стоцкий все же добрался до аэродрома. Дальнейший маршрут Игорь спланировал еще по дороге вКабул. Лучше всего было добираться до Хайратона по воздуху. Военно-транспортные самолеты и вертушки летали часто, билетов на них покупать не надо, добираться быстро и удобно.Вот только попробуй попасть на нужный "борт", как назывались все летающие средства. От самолета до самолета можно было ходить не один день. Повезет – возьмут, а не повезет -голосуй дальше. Но Игорю такой расклад не грозил. Около полугода назад во время очередной командировки он случайно познакомился с земляком Петром Ткаченко. Прапорщик Ткачёнкобыл родом из одной с Игорем области и оказался очень компанейским мужиком. Служил он стрелком-радистом на 4-х моторном военно-транспортном самолете Ан-12 и пару раз помогалИгорю улететь в нужную ему сторону. Игорь тогда служил в Кундузе и добираться туда было нелегко.