Конечно, подполковник вовсе не хотелось оставаться ошибающимся перед своими подчиненными, но в то же время он понимал, что в другом случае ему необходимо будет оправдывать свои действия перед Макашовым.
Он колебался, хотя глупый конфликт был ни к чему, но ему, как офицеру, совершенно не нравилось и беспардонное обращение к нему на “ты” со стороны офицера ниже по званию.
Но Васю его звезды ничем не обязывали, и он его, как и всех в этой ситуации, считал на равных. Тем более что он ему был совершенно незнаком.
Так они стояли, слушая потрескивание свечей, оба колеблясь в своих мыслях. Но тут в открытых дверях появились два молодых Баркашовца, те, что видели, как Василий наливал вино солдатам, за ними стояли те же солдаты.
Тут уже он понял, что его дурацкое положение еще усугубилось и теперь подполковник не вернет ему автомат, это точно.
Молодые люди позвали подполковника, он вышел.
По одному входили и выходили Баркашовцы. Входящие будили лежащих между рядами скамеек, ложились спать вместо них, те уходили.
Василя сзади уже никто не охранял, только впереди за столом, обставленным свечами, сидел дежурный. Он предложил, чтобы, Вася, не теряя времени, ложился между рядов да вздремнул, а “утро вечера мудренее”.
Но сон у него улетучился, мысли его неслись быстро, вся напряженная обстановка, ожидание штурма - все у него отошло на задний план, он был под арестом, даже в случае штурма. - Как все глупо! Как все глупо.
Из открытой двери в коридоре ясно слышался голос подполковника:
- Говорите только правду! Сколько он вам наливал? Он заставлял вас пить?
Василий лет десять - пятнадцать практически был равнодушен к спиртному, в отличие от его бурных студенческих лет. Для него это уже был пройденный этап, он давно сделал вывод, что “заливать глаза”- это просто маскировать слабость своего характера от окружающих, а пьянка - это удел плебеев и шутов.
- И так глупо, так глупо...
- Что он вам говорил? - неслись из темноты дверей вопросы подполковника.
- Так и говорил, что танки будут стрелять? И авиацию применят?
Настроение у Василия упало совсем до последнего минимума. Мысли его уже не бегали, ему стало все равно. Он просто сидел и думал:
- Вечно все у него в жизни не так, как у людей. Ведь ни с кем из других такой глупости не случилось, а именно с ним. Все остальные выполняют свой долг совести и чести, несут службу по охране тех, кому народ доверил представлять свои права в самых высших инстанциях власти. Они защищают совесть и честь народа, готовые безропотно отдать жизнь за правое дело. А он сидит здесь в роли какого-то арестанта - штрафника.
Ему стало так обидно за себя и даже жалко. Он невольно в мыслях вернулся на много лет назад в свое далекое детство, когда он, как А.В.Суворов, рос худым и слабым мальчиком, которого постоянно обижали старшие ребята.
Правда, природная воля в дальнейшем переходном возрасте целеустремленными упражнениями позволила ему изменить свой физический облик, и его потом, уже, мягко говоря, никто не обижал.
Но сейчас он сравнивал себя с тем ребенком, который, спрятавшись, чтобы никто не видел, плакал, рассматривая в карманное зеркальце большой лиловый во весь глаз синяк.
Как-то невольно, он так ясно, ощутил то душевное состояние “врагов народа”, заклеймёнными своими боевыми товарищами, родными и близкими.
Вдруг неожиданно, к его удивлению и, как он, грешным делом успел подумать, к радости, в комнату ввели Володю. Он также был разоружен, и вид его хоть и был спокойный, но озабоченный. Его посадили впереди Василия, но тот быстро пересел с ним рядом.
Подполковник конечно “перегибает палку”, разоружив второй их пост.
Василий воспрянул духом и пытался выяснить у Володи, за что его разоружили, но тот не хотел говорить ни с кем и, когда Вася ему предложил передохнуть, он тут же согласился. Они улеглись на полу между рядами стульев. Время было уже к рассвету.
Прошло часа полтора. Вскоре он услышал оживленную ходьбу и голоса, проснувшись, увидел, что уже рассвело. Володя тоже поднялся. В комнату заглянул Женя и позвал их. Они вошли в кабинет напротив, Евгений передал им от того же Баркашовца автоматы и сказал, как ни в чем не бывало:
-Пошли!
Они пришли в свой кабинет, там уже все собрались. Пришел Макашов. Почти все высказывали свое возмущение действиями в отношении их постов. Но Женя на этот счет рассудил очень просто:
- В армии есть две категории людей: первая- это те, кто работает, вторая – те, кто демонстрирует свою “работу” на выполненной другими работе. Подполковник- это вторая категория. Макашов пошутил и зашел в свой кабинет.
-Ну, а вообще, - сказал Женя, глядя на Василия, - ты вчера, к тому же, за-бу-бо-нил!.. - Всех предупреждаю первый и последний раз, - многозначительно протянул он, затем продолжил.
- Так, теперь зовите солдат.
Василий пошел к Баркашовцам. Солдаты стояли в две шеренги в коридоре. Он подошёл к ним и сказал сержанту, что их зовет командир, но тот явно с пренебрежением ответил, что у них сейчас уже есть другой командир. Пришлось возвратиться назад.
Женя сам побежал за ними. Но через некоторое время вернулся с тем подполковником и оба зашли к Макашову.
От туда он вышел не в духе. Сначала он закатил пространную речь о серьезности положения, которое всем было ясно, как день, и без него.
Закончил он тем, что в силу обстоятельств, все должны добровольно сделать выбор: или перейти на взаимоотношения в рамках воинской дисциплины, или здесь никого никто не держит, а кто изъявляет желание высказать свое мнение - будьте добры.
- Я желаю, - сказал Володя.
- Да, пожалуйста, - ответил Женя.
- Значит так, - начал Володя. - Мне такая обстановка здесь не нравится. Я пришел сюда защищать закон, а не выслуживаться, поэтому прошу принять мой автомат. Я буду лучше внизу, с камнями стоять насмерть, чем здесь, не понятно перед кем быть обязанным, - отчеканил Володя.
Да, Володя, этот немногословный москвич, с первых дней был у “Белого”.
Что касается нашего коллектива, он сразу смог завоевать себе среди ребят авторитет порядочного человека, в честности слов которого никто не сомневался. Васино самолюбие тоже было задето, но уходить он вовсе не собирался просто потому, что о нём могут подумать, что он струсил.
- Так, кто еще? - спросил Женя.
- Я тоже уйду, - сказал Саня. - Я никаких претензий не имею. Но сам понимаю, что я не на своем месте. Я человек невоенный даже по натуре и чувствую, что здесь от меня пользы не будет. Я лучше буду там, внизу, в числе живых заграждений.
- Ясно. Кто еще? - продолжал Женя. Все остальные молчали. Он со скрытым удовольствием глянул на Василия. Тот понимал, что в целом он с доверием относился к нему и не хотел бы, чтобы он ушел.
- Хорошо, - сказал Евгений, обращаясь к уходящим.
- Я вас хочу, от имени всех нас, поблагодарить за бескорыстную помощь в охране парламента. Спасибо, что пришли и были с нами. Желаем вам всего самого наилучшего.
Пожал им руки. Потом попросил их подыскать вместо себя сюда военных людей. Все остальные тоже стали с ними прощаться. Саня оставил целую сумку провианта, набор разовых импортных бритв и сказал, что он выполнит Женину просьбу в первую очередь, сразу же, как спустятся вниз.
...молодой, круглолицый офицер ВДВ*.- Марат Мусин активный участник защиты Дома Советов. Выходил из горящего здания с оружием.
После амнистии на преподавательской работе. Автор многих книг и публикаций, в том числе и знаменитого исторического триллера “Месть президента, или как расстреляли власть народа”.(в первом издание “Анафема”,под псевдонимом: Иван Иванов)
В настоящее время Марат Мазитович является: крупным ученым-экономистом, ведущим специалистом страны, доктором наук, профессором одного из престижного Российского государственного ВУЗа.
Глава VII
Женя привел солдат. Троих из добровольцев поставил на посты. Остальным предложил отдыхать. Василий попал в отдыхающие и, так как за эти дни порядочно оброс, взял свечку, мыло и станок - Санин подарок, пошел в умывальник бриться. Там уже кто-то брился. Вася стал рядом, поставил на умывальник свечку. Его соседом, к Васиному удивлению, оказался сам министр обороны Ачалов, также в трико и опять без охраны. Васина свечка осветила зеркало с другой стороны, и он сказал:
- О, теперь вообще замечательно! Побрившись, он ушел. Василий еще долго продолжал скоблиться с непривычки, так как все время он пользовался электробритвой, а сейчас она лежала в сумке без дела. После пошел в столовую.
В столовую он шел всегда с удовольствием и вовсе даже не из-за предстоящей трапезы, а потому, что туда приходили довольно знаменитые личности из числа депутатов. Встреча с ними оставляла свои впечатления. И он не ошибся. Очередь за ними заняли человек пять депутатов, среди них Зюганов. Василий пытался всмотреться в его широкое волевое лицо. Но тот глянул на него вскользь холодным осуждающим взглядом и отвернулся, беседуя с одним из пришедших. Видимо, он сразу определял, кто коммунист до конца своих дней, а кто нет.
Конечно, по большому счету, он прав. Всякий уважающий себя человек должен быть верен своим идеалам, в особенности, если много лет им служил. Поэтому наш украинский Черновил, хоть и считал Василий его своим идейным врагом, заслуживает, даже и как враг, уважение, в отличие от всякого рода перевертышей типа Кравчуков, Шиварнадзе, Шушкевичей и прочих. И позор для любого народа, если ими правят перевертыши.
Что касается таких, как Ельцин, Яковлев, Бурбулисы им подобные, то они просто скрывались в тот период под обличием коммунистов и умышленно делали компромат существующему режиму и всему коммунистическому движению, чтобы второй раз после революции 1917 года сделать новую революцию.
И национальные богатства, конфискованные у князей и потомков национальных героев в ту революцию, уже в эту революцию 1990 года передать людям “избранного Богом народа”. Только если в семнадцатом шли под лозунгом за светлое будущее коммунизма, против капитализма и царизма, то сейчас, наоборот - за светлое будущее капитализма, против коммунизма.
Все честные коммунисты свято верят, что они, борясь за идеи марксизма, борются за социальную справедливость. Но сама идея коммунизма как идея социальной справедливости была создана искусственно и поэтому легко уязвима, а значит, опасна как для государственного строя, так и для общества. И не безызвестно, что наш великодушный русский народ согласился с идеей социальной справедливости братства народов в ущерб прежде всего себе.
Более того, ради равенства и справедливости для всех народов он отдал на алтарь жертвоприношения все самое дорогое и святое, что создавал веками. Ради идеи он отдал на растерзание инородцам своего законного царя вместе с его семьей, отдал все богатство страны и, самое главное, ради блага всех отказался от самого святого - своей веры.
Широта души нашего народа позволила раздарить себя ради блага других. Он смиренно соглашался с разрушением святынь, уничтожением элиты нашего общества. Он радушно принимал всех изгнанников, защищал их ценой громадных жертв, отдавал им лучший кусок - и все ради идеи социальной справедливости, равенства и братства.
Но те, кто просил наш народ принять эту идею, не остались верны этой идее. Они совсем не отказались от своей веры. Наоборот - под видом борьбы с опиумом народа не только не уничтожили, но и усилили базу своей веры, создали подпольную, хорошо законспирированную эшелонированную структуру масонства, которая превратилась в чудовищную, мощную, отлаженную машину государства в государстве.
Не только вакантные места, но и все ключевые посты управления государственной структурой были надежно “схвачены”. А когда созрела обстановка для очередного развала нашего государства, то оплевать идею государства социальной справедливости не составляло большого труда, так как она самими же ими была искусственно создана.
И, глядя на Зюганова, он с жалостью вспоминал тех немногих его знакомых, очень порядочных людей, настоящих коммунистов, готовых лечь под танки за идею социальной справедливости, но обреченных в догмах марксизма.
Ведь те Гайдары и прочие “перестроившиеся” потомки тех, которые в свое время убедили народ на борьбу с буржуями, имеют богатый опыт и легко убедят народ, что вина во всех грехах мирских лежит на “коммуняках” в лице оставшихся верными идее красного знамени.
Потому Василий, безгранично уважая людей, оставшихся верными идее, но в то же время, сознательно выстрадав, не разделял их марксистских убеждений и только в одном принципе, без всяких марксистских догм считал себя в одном строю с коммунистами.
Этот принцип выражен словами дорогого его сердцу человека Владимира Семеновича Высоцкого:
“Если Родина в опасности - значит, всем идти на фронт!”
Видимо, смысл принципа витязей древней Руси имел такое же значение.
- Этот принцип и у витязей современной Руси - возрождающегося казачества, идеи которого он сознательно воспринимал больше, чем другие, видя, как молодой красивый казак-приднестровец, в отличие от своего соседа по столу, такого же молодого офицера-добровольца, на удивление всем, перед тем, как приступить к завтраку, по русскому обычаю, медленно, широким жестом, перекрестился.
Василий познакомился с тем казаком в первый день, когда ждал своих внизу на лестничной площадке. Небольшого роста житель г. Тирасполя в погонах старшего лейтенанта и нашивками о ранениях, с первых дней нападения Молдовы на Приднестровье, вступил добровольцем в ряды, создававшегося под пулями агрессоров, казачества.
Сделал это он потому, что понял в те страшные дни: - Только организация, идеологической основой которой является вера предков, может защитить свой народ. И он не ошибся.
А той осенью 1918 года, прадеды этого приднестровца, сменив веру своих предков на веру в “светлое будущее рабочих и крестьян”, на бронепоезде “Стальная черепаха» отбыли из родного Тирасполя в Воронежский край защищать Советскую власть.
До последнего снаряда и патрона приднестровцы защищали милый Васиному сердцу посёлок Таловая от атаки казачьей конницы армии генерала Краснова. А когда снаряды закончились, дали пары, чтобы на полном ходу пустить свой боевой состав со всем экипажем через разобранный белогвардейцами путь под откос. Плен они предпочли страшной, но геройской смерти.
Не суждено было им знать, что все богатства, которые они отвоевалив 1917 году у помещиков и фабрикантов для трудового народа, в 1990 годах незаметно станут собственностью кучки ловких дельцов
Глава VIII
.Когда Василий пришел назад, его ждали две новости: во-первых, все перебазировались в новый кабинет. Салават сказал, что он договорился с кем-то, чтоб нам уступили один из пустующих кабинетов комиссии по делам женщин.
Макашов с удовольствием согласился перейти туда, так как кабинет был удобен тем, что находился в торце здания, там, где сходились в полукруг оба коридора.
Кабинет имел просторную приемную. Да и вид из окна был не во двор, а прямо на гостиницу “Украина”.
Второй новостью было то, что взамен выбывших к ним пришли двое, в которых Василий не без радости признал земляков с Украины. С ними он познакомился в первый день внизу на площади. Один из них, Николай, был моложе его, другой, Олег, - старше. ( Оба 3 октября ранены в Останкино, Олег - тяжело) Оба из Киева.
Всей группой быстро перетащили ящик с автоматами, сумки, кто, с чем приехал. Пришел Макашов, принес пачку чая, варенье, предложил позавтракать, но с чаем они “пролетели”, так как электричества не было. И поэтому все достали сухие пайки из своих нехитрых саквояжей и то, что еще оставалось из дома. Пока они все это готовили, Альберт Михайлович попросил станок и пошел бриться. Вскоре он пришел чисто выбритый, поблагодарил за бритву и сел с ними.