Василь подошел к нему и высказал свое мнение, что “Альфа” могла очень просто проникнуть заранее как этим днем, так и раньше в любой из кабинетов и может очень неожиданно явиться оттуда. Поэтому предложил взломать все замки в дверях и сделать досмотр каждого кабинета, а мебель одновременно использовать для баррикадирования всех входов.
Генерал после услышанного не на шутку рассердился и стал кричать на него:
- Вам дай волю - вы весь дом перевернете! Затем, обращаясь к Жене, начал выговаривать ему:
- Имейте в виду, товарищ капитан третьего ранга. Это все кабинеты депутатов, и они неприкосновенны. Входить туда самовольно никто не имеет права, тем более что-то там брать. Вы за это несете персональную ответственность! После этого строго посмотрел на Василия и удалился к выходу на лестничную площадку, за ним - Андрюша.
Женя подошел к Василию:
- Вечно ты влезешь со своими предложениями. Значит, так. Двери, конечно, всех кабинетов мы не блокируем, поэтому за ними необходимо тщательно наблюдать.
После передал им два карманных фонаря и последовал за Макашовым.
Подошел один из солдат и позвал показать обнаруженный им черный ход с винтовой лестницей. Начали все вместе соображать, что с ним делать.
Потом с четырнадцатого этажа принесли два пустых ящика от противогазов и стулья. Вход забаррикадировали в промежутках между двумя дверями.
Затем оказалось, что двери грузового лифта также могут использовать для проникновения, да и все четыре двери обычных лифтов вызывали опасение. Чем попало начали закрывать их.
Хорошо, что в коридоре еще почему-то стояли листы ДВП. Их тоже стали использовать. Двери в боковые коридоры, как и двери на лестничную площадку, блокировали обычными стульями, заткнув их ножки в ручки дверей.
Трех солдат Василий распределил ответственными непосредственно у каждого такого запора, и они постоянно сидели в углу, по необходимости открывая запоры входившим и выходившим. При этом один из них оповещал Василия. Тот становился наготове поодаль с автоматом, а солдат открывал двери.
Итак, с трех сторон они были забаррикадированы. Единственная дверь, ведущая через лифтовую площадку в другую дверь параллельного коридора, была открыта. Но там несли дежурство Баркашовцы, охраняя боковую дверь коридора, где находился кабинет Министра обороны.
Через некоторое время вышел и сам Ачалов в сопровождении четырех человек, как Вася понял, охраны, но без автоматов. Они прошли вниз.
Вышел отставник - офицер в гражданской одежде, который сидел в их кабинете. Он осмотрел всю подготовку к обороне и посоветовал распределить между собой, стоящие уже без ящиков, (ящики использовали для баррикад) огнетушители чтобы применить их в качестве оружия при нападении.
Его предложение, в равной степени, как у Василия, так и у солдат энтузиазма не вызвало. У солдат единственное, что оставалось из оружия, - это крупный складной нож.
Василий на всякий случай дал указание размотать шланги двух пожарных гидрантов. Струя воды в них, думал он, если есть вода, посильнее, чем в огнетушителях, хотя брызгаться водой в нападающих - тоже несерьезно.
Это понимали и солдаты, они сидели кучкой, как утята, на паркетном полу, опершись на скрученные ими в тюки ковровые дорожки, и молчали.
Зловещая тишина опять охватила весь сумрак коридора.Хождение всё и везде прекратилось, и только мигали отблески пламени свечей, потрескивая и придавая и так напряженной обстановке еще большую тревогу ожидания развязки неизвестности надвигающихся событий.
- Как же это мы вдруг так, без оружия? - обратился к Василию один из них.
- Ничего не поделаешь, внизу вообще у большинства камни и арматура. Да, собственно, в данной ситуации оружие - это не самое главное. Если они высадят “Альфу”, то ваше дело обнаружить их прежде, чем они смогут вырубить меня. А их отряд будет не настолько многочислен, и вся их тактика - в бесшумном снятии постов.
Если же они применят танки, как было в Чили, и авиацию, то основная масса, в частности вы, должна перейти во внутренний коридор, а на позициях с оружием будут единицы, а именно: мы с Бородой, чтобы нести меньше потерь, - объяснил он им свое понимание обстановки.
- Неужели они могут пустить в ход танки и авиацию против безоружных в большинстве людей? - опять робко спросил кто-то.
- Вы же знаете сами, как они врут на каждом шагу. А когда во главе политики нечестные люди, для них цель оправдывает средства. Они сейчас загнаны в угол, народ, сами знаете, весь за нас. С каждым днем все больше прибывает защитников из всех регионов.
Время работает на нас, так что они пойдут на все, применят все, но вначале, конечно, попробуют “Альфу”. И опять, главное - нам не подпустить их к себе, иначе передавят, как цыплят в курятнике.
- Конечно, еще хотя бы пару гранат, - с сожалением подумал про себя Василий.
Опять наступила тишина. Борода ушел в кабинет. Солдатики тихо сидели. Так же трещали свечи, время шло мучительно долго.
Вдруг один из солдат, высокий, худощавый, поднялся и, ничего никому не говоря, начал ходить взад и вперед, крутя в руках палку, которую он, видимо, оставил себе, баррикадируя входы.
Вернее, он делал с нею упражнения, но делал он эти упражнения как-то размашисто, махая палкой и чуть не задевая ею Василия.
Тот приказал ему прекратить, но он продолжал ходить из угла в угол. Тогда Василий более настойчиво окрикнул его.
Он остановился в противоположном от сидевших в углу солдат..
Василий подошел к нему вплотную и тут только всё понял. Его всего трясло, и он, чтобы об этом никто не догадался, делал эти движения.
Василь отошел - он опять с новой силой, примерно, как в японских фильмах, начал вертеть вокруг себя палку.
Что-то нужно было предпринимать в этой ситуации, но что? Вызвать бы врача, но где? Васины мысли летели одна за другой, но ничего придумать не мог.
И тут он вспомнил: когда-то отец ему рассказывал, что на войне им перед вражеской атакой давали по стопке водки.
Как-то вдруг сразу непроизвольно все мысли его остановились на отце.
Отец у него был 1925 года рождения и еще моложе этих парней принял на себя всю тяжесть испытания войной.
Сразу после выпускного бала Коршевской средней школы всех мальчиков-однокашников ждал призывной пункт города Боброва. И свои “европейские университеты” он проходил в солдатской гимнастёрке: был трижды ранен, контужен, всю послевоенную жизнь болел, нося в своем теле осколки, и умер, так и не дождавшись своей льготной пенсии.
Ещё, будучи на передовой, (разведчик-корректировщик миномётного подразделения) он в убитых своих врагах сумел рассмотреть, таких же, как и он сам, своих жизнерадостных ровесников.
И потом, даже уже на “гражданке”, он не мог смириться с тем, что они могли быть убиты им и во всём винил только войну, как какое-то большое, одушевлённое зло. Патологически ненавидел её, и разговаривать о тех судьбоносных военных днях его жизни ни с кем, и даже с Василием, не любил.
А рассказчик он был хороший и любил рассказывать о проделках своих школьных друзей. Когда Вася спрашивал о дальнейшей судьбе героев его сюжетов, он, с грустью, отвечал: “Войной побило”.
Да, именно так. Ни немцы, ни какие-то, там, фашисты, а именно - войной.
Географию его вузов Василь изучал по его боевым медалям: “За взятие Будапешта”, “За взятие Вены”.
Но, как отец и ни старался забыть о войне, она сама периодически напоминала о себе: то в виде “заблудившегося” через годы ордена, которого торжественно вручали ему в Доме культуры, то в виде начавшего вдруг после стольких лет, “блудить” по кровеносным артериям осколка, которого врачи извлекали посредством операционного вмешательства.
Василий так ясно представил лицо отца, этого толстого, лысого неудачника, чем-то напоминавшего артиста Леонова. Таким он был в последние годы и таким он запомнился: по-детски беспредельно добродушным к окружающим и до невозможности с примитивной простотой характера, в противоположность Васиной матушки, по характеру не уступавшей маме И.С. Тургенева.
- Ради чего же воевал отец, спасая от истребления тех, кто, оставаясь верным своим религиозным догмам, растолкает потом всех остальных на пути ко всем общественно-политическим вершинам, чтобы изнутри подгрызть и развалить страну, которая ценой жизни своих детей защитила их?
Почему его сын, уже сейчас, с оружием в руках, должен защищать законно избранную законодательную власть от тех, за кого его отец пролил столько крови?
Почему нам, всем были под запретом мемуары нашего главного врага - А. Гитлера, из которых ясны причины, побудившие его начать войну с нашим государством?
Славик Борода*- Славик - москвич с небольшой бородкой, за которую и получил соответствующую кличку.
Глава VI
Прервав свои мысли, Василий быстро пошел в кабинет, вызвал оттуда Саню с Бородой. Бороду послал к солдатам, а Сане напомнил, что он говорил про вино, что принес из дома с продуктами. Тот сказал, что спрятал вино где-то в шкафу электрощита. Они пошли по темному коридору искать шкаф, нашли, открыли, но там было пусто.
- Кто-то выследил, - оправдывался Саня, но Вася просил искать лучше. И вскоре, найдя другой шкаф, обнаружили вино там. Саня понес его в кабинет. Василь пошел к солдатам.
Тот с палкой, согнувшись, сидел поодаль от остальных. - Мужики, есть вино! Кто желает по полстакана? Прошу по два человека в кабинет - обратился к ним Василий.
К его удивлению, желающих оказалось только двое - сержант и этот с палкой. Саня открыл грибы с луком. Когда Василий начал наливать солдатам, отставник, сидевший с ними, стал ему выговаривать:
- Разве можно такое солдатам?
Но он все же налил им обоим. Те выпили, заедая грибами. За открытой дверью, в коридоре, стояли двое молодых ребят- Баркашат, не без интереса, наблюдая за его угощениями. Он выпил также, закусил грибами с луком и вышел опять на свой пост.
Солдаты были на своих местах. Все было по-прежнему. Тот солдатик, видимо, вином сбил свой озноб и спокойно, тихо переговаривался с другими.
Прошло совсем мало времени, когда с дверей внутреннего коридора с фонариками вошло несколько человек. Осветив их, Василий увидел небольшого роста подполковника в окружении шести человек сопровождающих. Из них уже знакомый ему Баркашовец и человека два из охраны Ачалова, все с автоматами, как и у него.
Подполковник деловито рассматривал баррикады у каждой двери лифта. После все вошли к ним в коридор, стали рассматривать укрепление дверей.
Затем подполковник спросил у Василия:
- Кто вы? Василий ответил, что он капитан Пентюхин из охраны Макашова.
Подполковник, должно быть, уловил запах спиртного, исходящий от него, и протянул многозначительно:
- У-у, это непорядок, такое не годится. Кто вас поставил здесь?
- Мой командир, - ответил Василий.
- А где он сам? - спросил он опять. Женя ушел, но куда - не сказал. И эта ситуация была довольно бестолковой, и вовсе даже не потому, что вино подействовало на Василия совсем в худшую сторону из-за усталости и плохого сна прошлой ночи: он и без того не знал, что делать и что говорить.
Видя, что тот замешкался, подполковник продолжал:
- Как фамилия вашего командира?
Василий некоторое время думал, что ему ответить. Потом сказал:
- А почему вы меня допрашиваете и кто вы?
- Я ответственный за оборону этажа, - ответил он. Василий сказал, что у них ответственный их командир и что его, подполковника, ему никто не представлял. Такой ответ его озадачил, он немного постоял, потом прошел, осмотрел весь забаррикадированный вестибюль и ушел вместе со всеми назад через лифтовую
Площадку во второй коридор. Вася почти следом за ними вошел в свой кабинет и хорошенько заел вино грибами с луком, думая о своей дурацкой ситуации.
Затем вышел в коридор, потом на свой пост. Но следом за ним из темноты слышались шаги и мерцали лучи фонарей, опять вышел подполковник, в том же окружении и решительно направился к Василию, светя ему в лицо фонарем.
Эти “маневры” Василию не понравились, он, щелкнув предохранителем, решительно окликнул:
- Стой! Кто идет? и направил ствол автомата в ту сторону. Подполковник остановился в замешательстве, но Баркашовцы, явно уверенные, что никто стрелять не будет, твердым шагом приближались, выкрикивая на ходу:
- Опусти ствол!!
Василий не знал, был ли кто в такой ситуации, глупее не придумаешь. С одной стороны, ты фактически на боевом дежурстве, с заряженным автоматом и посторонних по всем военным законам допускать не должен. Но с другой стороны - на все сто процентов уверен, что это вовсе не враги, а такие же, как и ты, добровольцы с другого отряда и с другими задачами обороны этого же этажа, и стрелять, конечно, ни в кого из них он не собирался.
Его солдаты вообще недоуменно наблюдали за этой сценой. Видя, что его обступают плотным кольцом, Василий решил не обострять обстановку и опустил ствол автомата вниз. Но подполковник, возбуждаясь по нарастающей и принимая его добрый жест за слабость, закричал:
- Обезоружить его!
На Василия навалились сразу все: кто схватил за автомат, кто за руки, кто за ноги, кто за шею, хотя необходимости в этом совсем не было: он вовсе не собирался оказывать сопротивление.
Его протащили мимо их кабинета дальше по коридору и затащили в актовый зал, как Василий понял, место дислокации Баркашовцев. В зале рядами стояли скамейки.
Прямо на стене перед сценой висело знамя с большой красной свастикой, на сцене был стол со стоящими в стеклянных банках зажжёнными свечами.
Обыскали, забрали документы и посадили на одну из скамеек. Высокий здоровяк, видимо, их старший, посадил кого-то сзади и грозным басом скомандовал:
- При попытке к бегству вырубать!
Да, ситуация была не из приятных, уныние наводила сама эта обстановка со свечами на столе, темнотой вокруг и ожиданием предстоящего штурма. А тут еще форма одежды этих русских парней в камуфляже, со свастикой на рукаве.
Разумом понимаешь, что это такие же нормальные парни, как и ты, но глаза смотрят, мысли текут мрачные, как вся эта обстановка. Ведь все мы были воспитаны на итогах прошедшей войны, и человек со свастикой в нашем понятии адекватен лютому врагу.
Вся эта сцена невольно ассоциировалась с кадрами из советских фильмов, когда наши люди попадали в застенки гестапо.
Молодой, с остроносым лицом парень, сидевший за столом, осмотрел Васины документы и вернул ему их назад. Вошел тот подполковник, по-видимому, он переговорил с солдатами, потому что был в некотором замешательстве в правильности своих действий.
Прежних вопросов задавать он не стал, а как бы с сожалением спросил:
- Что же это вы сюда пьянствовать пришли?
- Ну, конечно, ведь места больше нет, - съязвил ему в ответ Василь.
Его ответ смутил его еще больше.
- А ну, проверь его, - сказал он тому остроносому. Парень подошел к Василю вплотную и потребовал дыхнуть на него. Василь набрал побольше воздуха и выпустил в лицо парню. Он весь съежился, лицо сделало неприятную мину. Но, видимо, ничего не понял и сказал:
- Еще! Василий еще проделал это упражнение. Парень опять весь съежился и выпалил, обращаясь непонятно к кому, к нему или ко всем остальным:
- Луком закусывает! Этот ответ также не устраивал подполковника, тем более, что кроме остальных, за этой сценой наблюдал еще один молодой, круглолицый офицер ВДВ*.
Подполковник взял с подноса стакан, вытер его и предложил Василию также дыхнуть в него. Тот выполнил и эту процедуру.
Подполковник понюхал стакан, затем поставил его на место и начал думать.
Василий, видя его таким смущённым, стал доказывать ему, что все, мол, как видишь, прояснилось, что он вовсе не шпион и поэтому предлагает восстановить статус-кво, то есть повернуть время событий часом назад и не смешить молодых солдат своими выступлениями, тем более, что в любую минуту можно ожидать нападение настоящих врагов, а он, как боевая единица, вне дела.