Эта апрельская огневая буря так же внезапно окончилась как и началась. . Наступило затишье.
Среди защитников строились догадки: в чем дело? Какую еще каверзу готовили фашисты. Или защита принесла противнику тожже чувствительный урон и он сделал передышку?
Однако, сомнения вскоре рассеялись. На Мал аховом кургане появились от врага парламентеры с белым флагом и вручили старшему офицеру обороны еще один ультиматум, на этот раз последний. Этот ультиматум гласил:
„Немедленно гарнизону сложить оружие, иначе немецкое командование вынуждено будет прибегнуть к крайним мерам и применить газы”.
Любой гарнизон, при таком положении, находясь в безвыходном положении должен был бы покориться и сложить оружие.
Но Севастопольский гарнизон, достаточно осведомленный о немецкой гуманности в отношении русских пленных, а так-же к мирному населению в оккупированных областях Украины и Белоруссии, капитуляцию отверг.
Черноморцам было хорошо известно, что эсэсовцы не толко расстреливают захваченных в плен матросов, но после мучительных пыток вешают их, вырезая на груди пятиконечную звезду.
Умереть под пытками в руках гитлеровцев или погибнуть в бою — такая диллема стала перед гарнизоном. Другого выхода им не было.
Черноморцы избрали последнее.
* •
*
О русской женщине, которая несла наравне с вой нами, страшное бремя кровопролитной второй мировой войны под Москвой, под городом Великого Петра, под Киевом. Орлом и под Севастополем, наши мемуаристы, почему то не упоминают.
Пусть мои первые страницы о героике наших матерен, жен, сестер и дочерей, станут лавровым венком, на их тяжелой дороге, усыпанной тернием.
Много их погибло в тылу партизанских формирований, при защите своих детей, а еще больше при обороне городов, вместе, плечом к плечу со своими мужьями, сыновьями и братьями.
Голодные, больные — русские матери несли это бремя и в осажденном Севастополе. Они рядом с моряками шли на бастионы укреплений и, защищая город, умирзли как патриотки России.
Кремлевские властители в годины, когда пошатнулся их трон коммунизма, нс пащадили и женщину-мать, бросив ее в пекло кровавой бойни.
Русские женщины в последней войне участвовали не только как сестры милосердия, не только телефонистками и связистами на передовых позициях, не только пз-рашютистками н партизанами, но советское правительство создавало из них боевые резервы, на случай прорывов на том или ином участке фронта.
Я как сейчас вижу наших боевых подруг в горящем Севастополе. Их забыть никогда нельзя.
Вон... три сестры пробираются через развалины к месту, откуда несутся стоны тяжело раненых моряков.
Кдкий дым от пожарищ застилает их глаза... крутом свистят режущим звуком пули. Где-то, рядом рванула бомба, обсыпая их землей... но они идут. Спотыкаются, ползут, снова идут... там, за разрушенной стеной здания раненые ждут их помощи... другие последнего напутствия в злой для них жизни... ведь, перед смертью, когда увидеть родное лицо сестры... легче умирать.
А вон, стоящэя на коленях сестра одной рукой, другая повисла безжизненно пробитя пулей, поит из фляжки раненого или умирающего уже моряка. Боли своей она не чувствует. У ней боль в ласковых глазах, за моряка...
Там, за развалинами засела группа моряков и из пулеметов ведет обстрел приближающегося врага. С ними вместе и наши русские женщины...
А там, лежат трупы с развороченными животами, с разбитой головой черноморцев... среди них и трупы наших русских женщин.
Здесь и там, среди руин, пожарищ, в разрывах бомб, в смертельных схватках — мы увидели сталинскую „заботу о матерях”.
В смерти своей, в горе своем и в слезах своих, на равне со всем народом получила русская женщина от советского правительства свое равноправие...
Что пережито женщинами-южанками в осажденной крепости, знает лишь один Бог.
Он им помогал, Он их крепил и Он, часть из них сохранил от гитлеровского истребления.
Они. наши сестры никогда не забудутся участниками обороны Севастополя, вместе с нами защищавшими Севастополь и вместе с нами умиравшими, но не покорявшимся гитлеровцам.
И зашита русскими женщинами Севастополя говорит за то, что Родину нашу Россию, есть кому оборонять от врагов...
Черноморская крепость, как никакая другая крепость мира, строилась именно и матерями Российских земель.
Она сооружена руками мужчин и женщин со всеми ее монументами, фортами, массивными резанными иероглифами и прочими береговыми укреплениями. Крепость Юга, потребовала по много раз больше гранитного камня, чем самая прославленная известная Египетская пира* мида Хеопса и Хефрена.
Вот почему в Севастополе так много укреплений, которые нс поддаются никакой силе врага.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.
*■**>1 И исзош»слНсппО ИМИ оал»си?ич огаиоюшия
мясь скорее задушить гарнизон.
Потеряв свои базы и оставив Севастопольские бухты, корабли прибыли, хотя в условный, но тыл, к берегам живописного Кавказа.
Экипаж теперь мог безпрепятственно сходить на берег и проводить свой досуг среди гражданского эвакуированного и бежавшего населения, из оккупированных немцами Украины, Белоруссии и новых Прибалтийских республик.
Моряки старались использовать каждую минуту своего давно заслуженного отдыха.
А в это самое время, в самом Севастополе, за развалины все еще шло, хотя с ослабевшей силой сопротивление уже не армии как таковой, а групп и отрядов.
Моряки еще защищали городские руины, где уже не было ни улиц, ни жилых домов, а только могильные холмы погибших...
Враг так-же нес большие жертвы, но он имел резервы и безболезненно ими заменял выбывших солдат, стремясь скорее задушить гарнизон.
* *
*
Тральщик „ЧЕ-27'\ на который я попал по случаю ранения, тралировал вражеские мины далеко от берегов полуострова.
Этот корабль до последнего времени не имел еще поражений и шел уверенным ходом, прощупывая глубинными бомбами каждое подозрительное место.
Но вражеских мин нигде нс обнаружил, хотя и неплохо искал их в подводном царстве.
Мне припоминается моя последняя ночь на этом корабле, в семье тралираторов. Ночь эта была особенно темная, словно решившая укрыть от экипажа корабля зловещие мины и своим мраком заслонила даже саму мачту судна.
Эта непроглядная темень и вой ветра, невольно нагоняли особенно на молодых минеров прибывших на корабль недавно, хандру.
Среди них шел тихий разговор о суше, где можно твердо стоять на ногах, а не качаться всем телом круглые сутки.
Действовала эта темень и на старых моряков. Они знали, что в такую предательскую ночь не один уже корабль подорвался на вражеской мине.
Неожиданно это душевное томление и разговоры нарушил громкий голос новичка сигнальщика Крамского, только что сменившегося со своей вахты:
— Товарищи* — крикнул он. — Завтра ведь день первого мая!.. День весны и солидарности всех трудящихся!...
Сознание, что маленькая семья тральщика дожила до мая, пройдя через грозные дни 41-42 годов, вселило и давало каждому новую энергию и новую надежду, что скоро весь ужас, который пришел вместе с Гитлером на
нашу родину, сгинет и что все вернутся, наконец, в свою домашнюю родную семью.
Моряки начали поздравлять друг-друга с праздником весны, забыв на время о металическнх убийцах, прятавшихся в морской глубине.
А на заре вся команда запела первомайскую песню, хотя это строжайше запрещалось в военное время.
Звуки песни эхом разносились по кораблю, замирая вдали морского поля. Песня эта говорила о том, что кроме смерти витавшей над морем — где то есть и мирная жизнь и мирный труд...
Отдав первомайскому дню свой прощальный салют, моряки снова заступили на вахту...
Командир тральщика поблагодарил команду за организованность и дисциплину. Я-же. в свою очередь напомнил минерам, как 23 марта тральщик „С-17”, на котором плавал и я, подорвался на мине. Десять человек погибли, меня же Всевышний оставил в живых.
Морская мина это — шарообразная металнчсская бомба, по своему взрывчатому материалу и разрушительному действию, ничем не отличающаяся от авио-бомбы. Разве только, что она не бросается с воздуха, а качается 8 воде на поплавках и молча ожидает свою жертву. В то время, как авиационная бомба в своем полете - режущим. все наростакицим визгом и шумом напоминает о себе заблаговременно, морская - - молчит и ждет.
Морские мины бывают разных размеров н ставятся на разных глубинах, в зависимости в каком бассейне она ставится и для каких кораблей предназначается.
Взрыв ее, как правило происходит в полной зависимости от ее погружения в воду и тех проходящих паров сжатия, которые вырабатываются самим морским течением.
Жертвой такого скрытого морского чудовища и был наш тральщик „С-17”, который, не смотря на свое предназначение вылавливать эти скрытые снаряды, сам наскочил правобортовым килевым основанием на мину.
Последняя дала только две пробоины в одном отсеке тральщику, но от сильного толчка, в трюме взорвались и боеприпасы.
Этот взрыв, не столько причинил вреда самому стальному организму корабля, сколько самому экипажу.
В этой аварии десять человек из экипажа были смертельно ранены. Само судно, при помощи буксира дошло до базы укрытий, где и было отремонтировано заново.
Я просил не забывать погибших товарищей и честно выполнять свой долг перед отчизной, напомнив нм. что впереди нас ожидает еще много боевых походов, которые потребуют не одну еще жертву во имя Нахимовского флота н самой защиты России.
Закончить своих пожеланий я не успел. Со скоростью весеннего ветра, на тральщик наскочил шквал и врезаясь глубинным килем, задержал нормальный ход судна.
Корабль начало так сильно бросать, что он то и дело ложился на крен. А медлительность на воде равна смерти.
Выполняя команду капитана корабля, матросы стойко сопротивлялись силе ветра и летевшей полосе штор-
ма. И это хорошо знает любая судовая команда, побывавшая в штурмующем море.
Судно, скрипя всем своим железным телом, то почти совсем скрывалось в морской бездне, то выносилось на поверхность холмообразного водного пространства, но все же властно разрезало гребни водных гор.
Только на второй день мая ветер заметно утратил свою силу и стал утихать, а само море спрятало свое суровое лицо.
Северный ветер сменился теплым восточным течением. Небо прояснилось и тучи рассеялись.
Грозные десятибальные волны-валы исчезали и морская поверхность, словно начала отдыхать, после своего гнева.
Но сам тральщик, все еще продолжал качаться и эта лихорадочная судорога казалась бесконечной.
Его носовая часть содрогалась и продолжала уходить в водную пучину, напоминая экипажу, что шторм еще не совсем оставил корабль и он, взбудоража море, снова может обрушиться на судно.
Но на этот раз, буря ушла и судно могло держаться мест тралирования.
После пронесшегося шторма, хотя и трудно было находить заминированные морские поля, в такое время можно было ожидать, что не сам тральщик обнаружит врага, а наоборот мина его, но опытность черноморцев н после буреломного ветра помогла судну находить блуждающие подводные чудовища и экипаж корабля расстрелял не один десяток мин глубинными бомбами.
После выполнения своего боевого задания экипаж получил от командования приказ вернуться на новую базу, поблизости города Поти, что тральщик „ЧЕ-27” и сделал, ожидая нового поручения.
Я-же, по прибытии в Поти был немедленно вызван в штаб торпедных катеров к получил новое назначение.
t 9
*
„Поверьте мне, как и я вам”, сказал командир дивизиона.
— Вам необходимо добраться незамеченным к вражеским судам и рассеять нх строй берегового обстрела.
— Наше командование дает вам это поручение, как опытному моряку и уверено, что вы его выполните.
— Есть, товарищ командир!
Другого моего ответа командование и не могло ожидать. — Доверие ваше будет оправдано, это мои долг перед флотом. Моему успеху может помешать только смерть.
Это ответственное боевое задание с одной стороны мне льстило. Его дали не морскому волку, прошедшему на морях десятки лет службы, а совсем молодому офицеру. Кроме того, я горел желанием, как можно больше принести врагу вреда и пользы для своей родины.
Но с другой стороны это задание и страшило меня. Сумею ли я с честью выполнить боевой приказ? Сумею ли подойти незамеченным к вражеским кораблям, которые, хотя и оккупировали нашу страну, но всегда были на-чеку...
Опьяненные успехом на суше, -немцы расширили свои действия и на Черном море.
Цель врага была ясна: ему нужно было как можно скорее подбросить резервы и закрепить за собой контроль над всем Черноморским побережьем.
В те дни местом для разгрузки своего транспорта враг выбрал порт Ялты. Но, как видно, сама природа, само наше родное Черное море восстало против фашистов.
Море эти дни бурлило, вздымая свою могучую пенистую грудь. На помощь морю прилетел ветер „Норд” со стужей и северными туманами.
В такую ненастную погоду немцы порт Ялту для транспортной выгрузки оставили в покое и часть живого груза попытались перенести в Евпаторию.
Зная, по точным донесениям морской разведки, о замыслах неприятеля, командование торпедным дивизионом, послав три звена катеров к Евпатории, поставило передо мной задачу:
„Вражеский транспорт потопить. Конвойные корабли врага рассеять”.
Никогда раньше я не переживал мучительного беспокойства, как на этот раз. Переживали это и мои соратники в этой смелой вылазке, зная, что вражеский транспорт имеет большое значение в осаде Севастополя.
Знали мы и то, что может случиться, если пропустить транспорт врага. Поэтому я поспешил с выходом катеров в море, чтобы там, в пути проверить свои боевые расчеты и подойти незамеченным к неприятелю.
План действия был нс легок: морская мгла не позволяла подойти к врагу на нужное расстояние. Еще труднее было прорвать цепь охраны и врезаться в корабли своими торпедами.
Гитлеровский флот кое-где уже встречался с русскими черноморцами и научился блюсти осторожность.
Только поэтому, немцы вели свои караваны по Черному морю в непогодь, чтобы скрыть свои корабли в пучине морской мглы.
Как видно в такое неспокойное время погоды неприятель не ожидал нападения со стороны русских и поэтому не успел встать в боевой порядок, чтобы защитить свой транспорт от торпед.
Под покровом непогоды наши катера медленно приближались к обозначенным на судовой карте, вражеским транспортам...
— Стоп!—
Одно только слово пронеслось по отряду катеров.
Одно мгновенье и страшные взрывы потрясли морскую зыбь.
Метание торпед произошло в три приема, по сигналу первого звена.
Бурлящее море начало поглощать в свою ненасытную пасть все, что оставалось на его поверхности.
Когда на вражеском транспорте начали взрываться боеприпасы, корабли были объяты племенем огня, мы стали свидетелями дела рук своих.
Как безумные метались в огне неприятельские солдаты н матросы. Бросались в море и тут же находили себе конец.
Приказ командования был выполнен. Транспорт с боевым снаряжением к Севастополю не дошел.
• *
В каком направлении, в последующие военные дни плавал „Безымянный”, где тралировал вражеские мины тральщик „27" и какая судьба постигла оставленную мною команду торпедных катеров, я не знаю.