— Вот тебе, проклятое!.. — в ярости воскликнул он и, крепко ухватившись за ствол, изо всей силы хватил ружьём о железный борт машины. От удара приклад разлетелся в щепки. Но этого оказалось мало. Он размахнулся и швырнул изуродованную двустволку далеко в сторону. Потом, резко повернувшись назад, ухватился за ружьё ревизора.
— Ну-ка, давай посмотрим твоё! — крикнул он.
— Только не надо его ломать!
— Если не утешусь, и твоё обращу в прах!
На счастье Агаева, его ружьё в опытных руках тут же покорно сломилось.
— Скорее, Каландар-ага! — подбадривал его Чары.
— Чего подгоняешь! Давай ты скорее!
— Я-то жму вовсю. Это у вас не клеится… А что, если я возьму прямо на них?
— Валяй! Только не упусти!
Мчащаяся с воем машина, выбрасывая из-под колёс комья земли и сухие стебли растений, стала наседать на уже выбившихся из сил джейранов. И вот Ханов снова ударил дуплетом. Однако в этот же миг машину тряхнуло с такой силой, что она взмыла в воздух, потом грохнулась о землю и зловеще замерла на месте. Всех троих вышвырнуло из кузова столь стремительно, что они даже и крикнуть не успели.
Тишина длилась несколько минут.
Прежде других поднялся с земли Каландар Ханов. Оглушённый падением, он нетвёрдо стоял ка ногах, однако машинально стряхнул с себя пыль и стал оглядываться по сторонам.
— Чары! Где ты? — закричал он.
— Я здесь, Каландар-ага! — донеслось из-за машины.
— Жив?
— Кажется, да.
— А как Агаев? Караджа, ты как?
Ревизор не подавал голоса.
Обеспокоенный его молчанием, Ханов обогнул машину. В этот момент непривычно бледный Агаев, опираясь на руку Чары, начал подниматься.
— Ты чего скрючился? — поморщился Ханов. — Совсем сдрейфил?
— Вы-то сами как? — участливо спросил ревизор и, зажмурившись, добавил: — Кажется, я зашиб поясницу.
— Лишь бы шею не сломал! — хмуро заметил Ханов и, отойдя от них, принялся осматривать машину.
Вид у «газика» был жалкий. Левым колесом он налетел на окаменевший купол большого термитника и снёс с него глыбу засохшей глины. От этого-то машину и подбросило вверх, а упав на землю, она, в довершение беды, влетела передними колёсами прямо в лисью нору. Носом «газик» зарылся в песок, а зад его был задран вверх. Из-под капота подозрительно выбивалась струйка дыма.
Увидев это, Ханов испугался, как бы машина не загорелась.
— Ты чего стоишь с разинутым ртом, — прикрикнул он на всё ещё ошарашенного шофёра. — Кто должен заняться машиной? Я, что ли?
Но сколько ни старался Чары поднять раздавленный капот, без лома нечего было и думать об этом. К счастью, мотор вскоре перестал дымиться.
Немного погодя подоспел на своём грузовике и Лысый Ширли. Он, оказывается, уже подобрал по дороге всех подбитых джейранов и побросал их в кузов.
— Всё ли благополучно, люди? — закричал он, едва успев подъехать, и, смешно тряхнув бородой, выпрыгнул из кабины.
— Чего шумишь? — налетел на него Ханов.
— Лишь бы всё было благополучно… — Лысый Ширли смущённо погладил бороду. — Джейранье мясо вещь вкусная, конечно, только…
Но Ханов не пожелал слушать его рассуждения.
— Чем языком молоть, лучше помог бы привести в порядок машину.
Лысый подошёл к «газику» и нажал на стартёр. Мотор не завёлся. Нажал ещё раз. Никакого результата.
Но, как ни странно, председателя райисполкома это не очень огорчило. Он с тоской посмотрел в ту сторону, куда скрылись джейраны, и сказал, ни к кому не обращаясь:
— Неужели так и уйдут?
Лысый Ширли не отозвался, опасаясь гнева начальника. Чары тоже молчал, опустив голову и царапая землю носком сапога. Что же касается Агаева, то он стоял в стороне, и, словно совершая утреннюю зарядку, деловито сгибался и разгибался, проверяя состояние своей поясницы.
— Кажется, закусить есть чем! — рассудительно произнёс он, не прерывая своего занятия. — Что, если мы этим ограничимся, товарищ Ханов?
— Ну и народ! — с презрением поглядел на него Ханов. — Нет, уж я теперь не упущу тех джейранов. — Он решительно подошёл к грузовику, легко вскочил в кабину и лихо хлопнул дверцей. — Садись, Лысый!
У робкого Ширли задрожала борода.
— Раз велите, я сяду, — промямлил ок. — Только… Только не умею я гоняться за джейранами.
— Сумеешь!
— Видит бог, не сумею. Хоть половина моей жизни и прошла в пустыне, я до сих пор ни разу не гонялся за джейранами на грузовике.
— Садись, говорят!
— И потом, товарищ Ханов, вы же сами знаете, если Овадан услышит, что я на машине гонялся за джейранами…
— Тьфу, недотёпа. Проваливай отсюда! Садись, Чары!
После того, как доверенный ему «газик», его гордость и слава, уткнулся радиатором в песок, у Чары тоже пропал всякий интерес к охоте.
— Не хватит ли, Каландар-ага? — лениво проговорил он, глядя куда-то в сторону.
— Ах, и ты хочешь отказаться? — Ханов повысил голос. — Садись, иначе я отправлюсь сам?
Чары покорно сел за руль.
— Не вешай нос и жми! — приказал начальник.
Исправная, хорошо отлаженная машина рванула с места и скрылась в клубах поднятой ею пыли.
Едва Караджа и Лысый Ширли выкурили по сигарете, как грузовик возвратился. Стоя на подножке, председатель райисполкома самодовольно улыбнулся и указал на кузов, где прибавилось ещё два убитых джейрана.
— Вот как надо охотиться, Караджа-хан! Чары, взгляни!
Но Чары был печален. Его не радовали ни джейраны, ни яркие лучи только что взошедшего солнца. Подступаясь то с одной стороны, то с другой к своему разбитому «газику», он, казалось, вот-вот пустит слезу.
— Что же нам теперь с ним делать, Каландар-ага? — спросил он дрожащим голосом.
— Ты не печалься о нём, Чары-хан. Не было бы у нас других бед! — проявил широту натуры Ханов. — Вернёмся на машине Лысого. А пока продолжим охоту. Эх, если бы нам попалось ещё одно такое стадо!..
Чары и Лысый Ширли промолчали, Агаев же ухватился за поясницу и попробовал истолковать слова Ханова в виде шутки:
— Надо же, товарищ Ханов! Да, если бы мы согласились, вы бы и сами не поехали дальше.
— Почему не поехать. Ну-ка, садитесь! Садитесь, если вы не трусы!
— Давайте лучше отдохнём… — предложил ревизор и, не дожидаясь ответа, опустился на землю.
— Что и говорить, народ вы ненадёжный, — засмеялся Ханов. — Ну да ладно! Пусть будет по-вашему… Залезайте в кузов, доедем до канала, устроим привал в укромном местечке, шашлык сделаем, искупаемся. А к концу дня махнём в город. «Газик» останется здесь. Когда развезёшь нас по домам, — обратился он к Ширли, — вернёшься сюда вместе с Чары и заберёшь его. И чтобы за ночь отремонтировать!
Лысый Ширли, который не признавал никаких яств в мире, кроме варёной бараньей головы и ножек, с безразличием отнёсся к словам Ханова, но у Агаева от одного слова «шашлык» потекли слюнки.
— Люди! — оживился он. — Приготовить шашлык — моё дело!
Чары совсем приуныл. И не только потому, что ему предстояла бессонная ночь, но ещё больше потому, что никто из этих людей сейчас и думать не хотел об изуродованном «газике». Каждый заботился прежде всего о своей утробе. Особенно ревизор, который в предвкушении шашлыка сразу позабыл о боли в пояснице и лишь плотоядно облизывал губы. Парню стало так обидно, что он даже отвернулся.
Агаев этого, конечно, не заметил, но Ханов тотчас почувствовал, что его водитель недоволен.
— Чары! Ты чего молчишь? — прищурился он. — Разве тебе не хочется шашлыка?
— Своей доли шашлыка и я не упущу. Только…
— Никаких «только», — начальственно приказал Ханов и кивнул головой в сторону «газика». — Может, хочешь, чтобы мы его сейчас поволокли за собой на тросе?
— Было бы неплохо, Каландар-ага… — с надеждой проговорил Чары. — Чем нам потом болтаться среди ночи…
— Не выйдет! — категорически отрезал Ханов. — Доставите в гараж, когда стемнеет, чтоб и люди не видели, и собаки не лаяли! Понятно?
— На худой конец подтащить бы его поближе к каналу. А то ночью и не найдёшь.
— Захочешь, так найдёшь! — вместо Ханова ответил Агаев. — И потом, как ты разговариваешь, Чары? Вздумал поучать старших! Товарищ Ханов лучше нас с тобой знает, что делать. Такой парень, как ты, должен отвечать на приказания: «будет исполнено!», а не пятиться назад, словно пугливая лошадь.
— Да брось ты, Чары! — не устоял перед соблазном и Ширли Лысый. Он нервно потеребил бороду и сам принялся уговаривать парня: — Не бойся, мы твой «газик» и отыщем, и доставим, и починим. Теперь-то уж нечего о нём беспокоиться!
На этом разговор о машине закончился.
Когда Агаев и Чары залезли в кузов грузовика, Ханов расположился в кабине с Ширли Лысым и приказал:
— Гони к каналу!
— Может, поедем на Хауз-Хан? Ближе…
— Тебе что, некуда деньги девать? Если уплатишь по сто рублей штрафа за каждого джейрана, я не против.
— Давайте на канал, — согласился Ширли.
— Помнишь то место, в Маябатане, где мы весной грибки ели? Гони туда! — сказал Ханов и закурил. — Там и пустынно, и красиво!
— Как бы там нас комары не заели…
— Днём комаров не бывает. А вечером мы вернёмся домой.
— Это верно… — Лысый Ширли вдруг умолк и замер, глядя налево. Машину тряхнуло на кочке, но он как будто и не заметил этого.
— Ты что бороду растопырил! — разозлился. Ханов.
— Да посмотрите вы туда! — закричал Ширли. — Дрофы! И не одна, не две. Десять… Пятнадцать… Больше — тридцать!
— Ты на дорогу смотри, на дорогу!
— Ой, да стреляйте же, товарищ Ханов!
— Посмотрите на этого глупца! — Невозмутимый Ханов левой рукой властно повернул баранку и вывел машину на прежнее направление. — Недотёпа, который не решился погнаться за джейранами, намерен догнать птиц!
Лысый Ширли только молча помотал бородой и нажал на газ.
Вероятно, Агаев, сидевший на дне кузова, возле залитых кровью джейраньих туш, тоже заметил, как, часто хлопая короткими крыльями, неподалёку взлетела стая жирных дроф. Схватившись за поясницу, он вскочил с места и стал колотить по крыше кабины.
— Товарищ Ханов, — вытянул он шею и перекинулся через борт. — Почему вы их упустили?
— Ну их! — не глядя на Агаева, ответил Ханов. — И вообще, возьми своё ружьё!
После этого ревизор даже не пошевелился, когда машина вспугнула ещё одну стаю дроф.
Ханов знал, где можно попировать в своё удовольствие. Переехав по мосту на северный берег, Ширли Лысый сразу свернул вправо. Дамба тут была широкой — по ней свободно могли ехать четыре машины в ряд. Внизу протянулся канал. Отделившись от падишаха всех здешних рек — Джейхуна и смело прорезав просторы бескрайней пустыни, где люди прежде не видели и капли влаги, он величаво нёс свои воды среди холмов и песчаных барханов, щедро одаряя зеленью оба берега. Правда, тутовые деревья и вётлы, посаженные года два назад возле моста, были ещё низкорослыми. К тому же здесь кое-где виднелись одинокие фигуры рыбаков. Но чем дальше продвигалась машина, тем гуще становились прибрежные заросли. И когда мост скрылся из виду, Ханов уверенно объявил;
— Приехали!
Это была полянка, с одной стороны окаймлённая плотной стеной камыша, а с другой — зарослями гребенчука, толстые ветви которого способны выдержать вес двухгодовалого козла. Ханов по-хозяйски походил среди кустов, остановился возле самого большого из них, поближе к дамбе, обломил на стволе веточку и повесил на сучок свою каракулевую шапку.
— Вот тут и бросьте подстилку! — распорядился он, после чего каждому объяснил его обязанности.
Чары было поручено разложить костёр и сделать из прутьев шампуры. На долю Лысого Ширли выпало потрошить джейранов и укладывать туши в мешки. А Агаев должен был освежевать молоденького джейрана, нарезать мясо и приготовить шашлык.
Все трое засучили рукава и взялись за дело, а Ханов тем временем стал раздеваться. Повесив одежду рядом с шапкой, он неторопливо взошёл на дамбу и посмотрел на небо.
Время подходило к полудню. Хоть сентябрьские ночи были росными, днём пока ещё стоял зной. Поглаживая вспотевший живот, Ханов спустился к воде и нагнулся, чтобы попробовать рукой, не слишком ли она холодна.
«Как раз по мне!» — улыбнулся он про себя и, взобравшись на бетонный выступ, бросился оттуда головой вниз.
Услышав всплеск, Чары вытянул шею в сторону дамбы.
— Ты не глазей по сторонам, а разводи костёр!. — поторопил его Агаев, свежевавший молоденького джейрана. — И выкинь, пожалуйста, дрова, что ты нарубил! От таких углей толку не будет — один треск и шипенье. Пока гребенчук разгорится, пройдёт целый год. А товарищ Ханов не любит ждать. Не успеешь оглянуться, как он вылезет из воды и потребует шашлык. Если не хочешь нагоняя, не ленись, Чары-джан! Кажется, в машине есть саксаул? Принеси его, наломай и разожги. И шампуров нарежь побольше, чего ты жалеешь, не твоё ведь добро!
Так как насчёт обеда хлопотали трое взрослых мужчин, которые представлялись благодушно настроенному Ханову тремя добрыми волшебниками, он меньше всего думал сейчас о костре или о шампурах. Вода доставляла ему удовольствие, и он то нырял, то плескался на поверхности, плавал то на боку, то на спине, а то и просто «по-собачьи». А когда уставал плавать, вылезал на противоположный берег и валялся там на горячем песке. Потом снова нырял.
Ласковая вода, чистый песок, мягкий солнечный свет. Что ещё нужно, чтобы дать отдых уставшему телу? Стараясь ни о чём не думать, он утратил ощущение времени. И кто знает, до каких пор он наслаждался бы купанием, если бы до него не донёсся запах, мяса, прожаренного на саксауловых углях, запах, который мгновенно пробудил в нём зверский аппетит.
Два ковра, раскинутые в тени гребенчука, и расстеленная скатерть сразу привлекли его взор. Но Ханов сделал вид, будто ничего не заметил.
— Что-то у тебя конца не видно? — решил он поиздеваться над Чары. — Может, ты вознамерился морить меня голодом?
Чары не произнёс ни звука. Сейчас ему было не до шуток. Он суетился вокруг костра, но в мыслях пребывал возле своего «газика», брошенного в пустыне. Что же касается Агаева, то даже всемирный потоп не достал бы ему сейчас до щиколоток. Любовно сияв с углей первые пять шампуров шипящего шашлыка, с которого капало сало, он сказал:
— Мы готовы, товарищ Ханов! Начинайте!
Ханов оделся и сел, поджав под себя ноги и сразу заняв целиком один из двух ковров. Прежде чем протянуть руку к жареному мясу, он жадно вдохнул в себя аромат еды и окинул взглядом угощение. Румяные помидоры, молоденький лук, тускло поблёскивающий белый и чёрный виноград, нарезанный ломтиками красный, как угли, арбуз, пахнущая мёдом дыня «вахарман», мягкий золотистый чурек… словом, здесь было всё, о чём только может мечтать человек после удачной охоты, вплоть до жирного чала. Поскольку Агаеву было сказано: «хлеб и напитки, — с тебя!», ревизор, не желая прослыть в глазах начальника скрягой, набил ковровый хурджун всем, что оказалось дома.
Однако на скатерти пока не было того, без чего и шашлык не шашлык.
Увидав, что Ханов беспокойно оглядывается по сторонам, Агаев сказал:
— Чары! Открой-ка тот саквояж! — И, сняв с углей ещё пять шампуров, положил их поверх прежних.
Чары покорно вытащил из саквояжа две бутылки водки, затем две бутылки коньяка и выстроил их рядком.
— Говорите, кому что наливать! — проявил инициативу ревизор.
— Лично я, люди, буду пить водку, — громогласно объявил Ханов и пододвинул к ревизору свою цветастую пиалу.
— Пожалуй, я тоже, — присоединился к начальнику Агаев, которому страстно хотелось коньяку. Он ловко подкинул бутылку с водкой в руке и привычными движениями быстро откупорил её. Затем, наполнив пиалу Ханова и свою, он обратился к Ширли: — А тебе, Лысый, чего налить?
Словно советуясь со своей совестью, механик погладил бороду и виновато посмотрел на соседей:
— Разве и мне выпить, люди?
— Ты не бормочи, говори прямо! — поторопил его Агаев. — А то я сейчас от голода с ума сойду.
— Ай, налей мне из цветной! — и механик нерешительно взял пиалу в руки.