— Очень красиво, — похвалил мистер Смит. — Я, конечно, не поверил бы, что здесь, вдали от центра, это может стать реальностью, если бы не видел других строек. У вас работы ведутся быстро… М-да, очень быстро!
Это журналист сказал так, словно именно быстрые темпы были самым плохим с его точки зрения. Но он продолжал улыбаться.
— Можно мне побеседовать с молодыми рабочими в неофициальной обстановке?
— Пожалуйста, беседуйте…
Перед вечером Соловьёв зашёл в палатку трактористов.
— Вот что, ребята, с вами хочет встретиться мистер Смит. В семь приходите в столовую. Вы всё сами понимаете — не маленькие, но всё же напомнить следует: если вам и не понравится что-нибудь в его словах, будьте выдержанными, не грубите. Он гость и любую нетактичность обернёт потом против нас…
В столовой сдвинули несколько столов. Корреспондент и переводчик уселись в центре. Остальные разместились вокруг. Мистер Смит кланялся каждому входящему, с улыбкой показывая на стулья: садитесь, мол, поговорим по душам.
Переводчик сказал:
— Господин Смит хотел бы поговорить с вами о жизни в совхозе. Поскольку администрации здесь нет, он надеется, что вы стесняться не станете.
— Нам стесняться нечего, — буркнул Саша, — у нас от начальства да и от вас секретов нет.
— Мистер Смит в первую очередь хотел бы знать, как вы попали сюда: добровольно или по принудительной мобилизации. Если можно, отвечайте по кругу, — и переводчик показал на Ильхама, сидящего рядом со Смитом.
— Скажите господину Смиту, — сказал Ильхам, — что он, как журналист, должен был бы рассмотреть нас внимательнее: разве же мы похожи на людей, покорившихся грубой силе? Разве у нас вид работающих из-под палки? Разве мы чего-нибудь боимся? Запугиванием ничего не достигнешь, мистер Смит. Если человек не хочет, его и соломинку поднять не заставишь.
Едва переводчик закончил говорить, как послышался голос Асада:
— А настроение у нас такое, что можем пить кока-колу и до утра танцевать буги-вуги!
Ребята засмеялись.
— Ишь ты! Как он эти слова-то хорошо знает! — бросил Ашраф.
Это тоже было переведено мистеру Смиту, который удовлетворённо закивал головой.
— Мистер Смит интересуется, какая же сила привела вас сюда. Что заставило бросить родителей, семью, любимых девушек?
Очередь была Ашрафа. Он ответил:
— Нас привела сюда сила любви к нашему народу, к нашей Родине, к нашей партии. Мы хотим сделать жизнь счастливой и радостной. Поэтому смешно говорить о том, что мы кого-то бросили. Мы это делаем для них же — для семьи, для родных и для любимых девушек.
Со всех сторон раздались голоса:
— Правильно!
— Молодец Ашраф!
— Давай в том же духе!
Журналист улыбался, кивал головой, но улыбка его была недоверчивой. Он спросил:
— Когда же вы думаете возвращаться?
Пришлось отвечать Геярчин:
— С таким вопросом можно было бы обратиться к мистеру Смиту: ведь он находится в гостях, а вот мы — у себя дома. Здесь мы строим городок и будем в нём жить. Если господин журналист думает, что всё это пропаганда, то он не ошибается. Но это пропаганда делом. Совхоз — это наглядное пособие по социализму.
— Много ли вы здесь заработаете?
— О да! — усмехнулся Алимджан. — Несколько миллионов!
— Сколько?! — испуганно спросил переводчик.
— Несколько миллионов пудов хлеба.
Журналист первый раз поджал губы, словно решил, что над ним смеются. Лицо его стало непроницаемым. Он что-то сухо сказал, и переводчик так же сдержанно обратился к молодёжи:
— Мистер Смит всё это хорошо понимает, но ему просто жаль вас: в вашем возрасте действительно надо пить кока-колу и танцевать по вечерам буги-вуги. А здесь нет ни жилья, ни воды.
— Странный вы человек, мистер Смит, — выпалил Саша, — неужели вы не понимаете, что для налаженной жизни требуется, чтобы кто-то позаботился об этом. Если б мы приехали в благоустроенный город с театрами, кино и кафе, то не было бы никакой проблемы целины! Но ведь дело в том, что здесь ничего нет. И кто-то должен начать. Вот мы и строим своими руками свою жизнь. В этом наше счастье…
Переводчик поднялся.
— Мистер Смит очень доволен вашими ответами. Он желает успеха в вашей работе и в вашей любви.
Обе стороны были достаточно язвительны и вполне вежливы. Распрощались с улыбками, оставшись при собственном мнении.
…Когда гости сели в машину и уехали, Соловьёв задумчиво посмотрел вслед и сказал:
— Этот Смит не верит даже тому, что видит своими глазами. Увидит новую домну — скажет: пропаганда. Увидит совхоз на целине — тоже пропаганда. Увидит людей, которые счастливо живут у себя в доме — и это пропаганда. Что же тогда реальность?.. Поменьше бы таких Смитов — крепче была бы дружба с зарубежными народами!
— Ничего, наладится, — как всегда, невозмутимо сказал Имангулов. — Это тоже наладится…
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
«ИДИ К ЛЮДЯМ!»
После работы Шекер-апа зашла прибрать в комнате Захарова и едва занялась мытьём полов, как в дверь постучали: вошла незнакомая молодая женщина. Она смущённо огляделась.
— Простите, но мне сказали, что здесь квартира инженера Захарова.
— Правильно, дочка, правильно сказали… А ты, наверное, Лариса? Жена его?
— Вы меня знаете?
— Слышала… Вот это хорошо, что ты приехала. Давно пора!
Довольно улыбаясь, Шекер-апа засуетилась, помогла Ларисе внести вещи, быстро убрала со стола.
— Ты, дочка, устраивайся. Ведь домой приехала, не куда-нибудь, а я тебе, чайку поставлю.
Лариса быстро переоделась, повязала косынку и принялась домывать пол, наводить порядок. Шекер-апа пыталась её остановить, уговаривала отдохнуть с дороги, но Лариса смеялась:
— А я и отдыхаю. Я так устала в одиночестве, что теперь мне любая работа в охотку…
Захаров вернулся поздно. Дверь в его комнату была распахнута настежь. Он поспешно вошёл и застыл на месте: Лариса, его жена, была здесь и спокойно чистила картошку!
Увидев мужа, она кинулась к нему.
— Ваня! Дорогой мой! Здравствуй! — Она обнимала и целовала растерянного Захарова. — Милый, я так соскучилась по тебе!
— Хорошо, хорошо, только ты успокойся. Не надо так громко, — старался утихомирить её Захаров.
Заметив, что муж озадачен её внезапным появлением и даже как будто недоволен, Лариса приписала это тому, что Иван не любит неожиданностей.
— Но ведь хорошо, что я приехала? Правда? — допытывалась она. — Я всё ждала, а потом решила: у тебя столько работы, что тебе в Павлодар никак не выбраться.
— Да, работы здесь прорва, — ответил Захаров. — Положение очень тяжёлое. И ты несколько поторопилась с приездом. Я бы тебя вызвал. Му, ничего… Погостишь немного и вернёшься назад.
Лариса с изумлением глянула на Захарова.
— Вернёшься? Что это значит?.. Ваня, я ведь не в гости приехала, а к себе в дом.
— Дом у нас в Павлодаре, — уже с раздражением сказал Захаров. — Ну что ты уставилась на меня?! Я так измотался, что ничего не соображаю, а тут ещё твоё появление…
Встреча оказалась совсем не такой, как её представляла Лариса. Она поняла, что дело не в усталости и не в том, что у Ивана много работы. В его глазах она видела плохо скрытую враждебность и не хотела этому верить…
Захаров являлся домой поздно. Он с мрачным озлоблением следил, как Лариса безропотно готовила ему ужин и стелила постель.
Она почти не выходила из дому, а по вечерам садилась у окна, ожидая, когда Иван вернётся.
Шекер-апа, заметив, как осунулась Лариса за несколько дней, попыталась утешить её:
— Что ты горюешь, дочка? Ничего ведь не случилось. Ты думаешь, твой муж не хочет тебя видеть? Хочет. Думаешь, не хочет пойти с тобой погулять? Хочет. Только работы у него так много, что он и самого себя не помнит. Я всё знаю — сама ведь сколько раз плакала, когда Мейрам оставлял меня: боялась, что его убьют баи, что попадёт он под машину, что заболеет в командировке. Мало ли что! Сколько нам пришлось пережить, того вам и не представить! Ваша жизнь другая, счастливая.
— Шекер-апа, дорогая, — со вздохом ответила Лариса, — если бы только Ваня был таким же преданным и честным мужем, как уста Мейрам, я бы и горя не знала…
Однажды вечером Лариса увидела из окна, как Захаров, миновав их дом, пошёл дальше — к продуктовой лавке. Она окликнула его, но он не обернулся. Лариса выбежала из дому и догнала Захарова.
— Ваня, постой! Ты ведь говорил, что сразу придёшь домой, а сам…
— Что сам? Пошёл вот подкрепиться.
— Водкой?
Он пугливо посмотрел по сторонам.
— Знаешь, иди домой. Я сейчас вернусь, тогда и поговорим. На нас уже смотрят. Неудобно.
— А водку пить удобно?
— Раз ты следишь за мной, так я нарочно пойду и напьюсь. Дура пустоголовая!
Лариса отпрянула назад от неожиданности. Иван тотчас же повернулся и быстро ушёл, а она, собрав все силы, чтобы не расплакаться, вернулась к себе и, повалившись на кровать, разрыдалась.
Вот так же бывало и в Павлодаре, и Иван потом клялся, что не будет пить, не будет скандалить. Но всё оставалось по-старому. Значит, надо с него не клятвы требовать, а сделать что-то решительное, что-то такое, что заставит его одуматься.
Уже затемно Лариса поднялась и зажгла свет. Потом надела фартук и поставила на огонь чайник. Всё это она делала словно в каком-то тумане. Собственные поступки казались бессмысленными. Она бродила по комнате, бесцельно притрагиваясь к вещам, будто вспоминая, что же ей надо сделать.
Захаров пришёл взлохмаченный и грязный. Пьяным, тупым взглядом он окинул Ларису и угрюмо спросил:
— Я вижу, у тебя хорошее настроение?
Он явно нарывался на скандал, но Лариса промолчала. Захаров, засунув руки в карманы, скривил рот и процедил:
— Значит, следишь за мной? Шпионишь? Но имей в виду — я свободен! Это моё право! Ты понимаешь смысл этого слова? Право! Понятие историческое. Человечество тысячи лет билось за право. А ты хочешь его отнять. Не отдам! Я мужчина, а ты баба!
Что я скажу, то и будет. Почему ты не спишь? — вдруг закричал он с неистовством. — Тыщу раз говорил: не жди! Не следи! Я главный инженер! У меня нет времени на твои капризы!
Когда он замолчал, Лариса глухо спросила, сдерживая гнев:
— Ты считаешь себя мужчиной?
— А что я, не хозяин себе?!
— Не кричи на меня. Я тебя не боюсь. Понял? Право! Право! Заладил, как попугай. Так вот: ты сделал из меня домработницу, а сам ведёшь себя просто бесстыдно. И мне надоело с утра до вечера сидеть дома и ждать, когда ты явишься с очередным скандалом. Понимаешь — мне надоело?!
— Разводиться хочешь? — язвительно спросил Захаров.
— Думаешь, пропаду? Не беспокойся — мне помогут. Пойду на работу и ещё лучше, чем с тобой, жить стану!
Захаров растерялся.
— Хорошо, хорошо, только ты не плачь, — забормотал он, хотя Лариса и не думала плакать. — Давай лучше спать. А завтра во всём разберёмся.
— Иди и ложись! Тебе бы только завалиться в постель. А утром удерёшь и про всё забудешь!
Лариса выбежала из дому в тёплую тьму степной ночи. Ни в одном окне уже не горел свет. Тишина стояла такая, что Лариса испугалась: наверно, все слышали их ссору. Какой позор!
Она вернулась в комнату. Иван уже спал, отвернувшись к стене. Лариса погасила лампу, ушла на кухню и села у открытого окна.
Муж храпел так, словно его душили. Ларису охватил ужас: вот с таким человеком она связала свою жизнь!..
Совсем ещё девочкой, после семилетки, Лариса пошла работать на завод. Тогда она увлекалась спортом и, даже поступив в вечернюю школу, не бросила занятий в автокружке, которым руководил шофёр директора, совсем ещё молодой парень, чуть старше Ларисы. Он терпеливо и настойчиво учил её, и, когда Лариса уже водила машину на большой скорости, она вдруг заметила, с каким восхищением он смотрит на неё — не как учитель, довольный успехами ученицы, а совсем иначе.
И каждый раз, как только она вспоминала этот взгляд, ей почему-то становилось тревожно и хорошо.
Но в это время на завод пришёл работать племянник директора — Иван Захаров. Он сразу заинтересовался Ларисой, неизменно провожал домой, а на вечерах всегда танцевал только с ней.
Лариса замечала, что шофёр директора стал смотреть на неё теперь не то с грустью, не то с сожалением. Но она только и слышала и от окружающих и от Родиона Семёновича: Иван то, Иван сё, с таким не пропадёшь, он талантливый, своего добьётся. И всё в этом роде. Ивана считали простым, остроумным, компанейским парнем.
Самой Ларисе он казался тогда человеком незаурядным: он мечтал вести большую научную работу и с увлечением рассказывал о своих планах. С Ларисой он был нежен и заботлив. Она решила, что это любовь. И когда Иван сделал ей предложение, Лариса только для виду попросила не торопить её. Она уже готова была выйти за него замуж.
Свадьба была шумной и сверкающей. Родион Семёнович вдохновенно сказал:
— Вы удивительная пара! Столько молодости, энергии, чистоты чувств! Пусть никогда не омрачит вас печаль. Я хочу, чтоб ваша семья стала примером дружбы, согласия и глубокой любви!
Неужели же Родион Семёнович говорил всё это, чтобы Лариса закрыла глаза на недостатки Ивана?! Неужели же он лгал, считая, что они будут жить дружно и согласно?!
Первое время всё шло хорошо. Лариса, правда, знала, что Иван раздражителен, неуравновешен. Любой пустяк выводил его из себя, но его несдержанность и небрежную самоуверенность Лариса принимала за страстность недюжинной натуры. На людях он был неизменно внимателен к ней, и Лариса надеялась, что мягкостью и любовью она со временем преодолеет его упрямство и своеволие.
Спустя два года он стал готовиться к защите диссертации. Лариса отметила, что он стал слишком заносчив и слишком много говорил о себе: «я считаю», «я думаю», «я полагаю», «по моему мнению». Она сказала, что, не написав ещё своего труда, он не имеет права говорить так, будто бы он признанный учёный. Но Иван только покровительственно рассмеялся:
— Ты глупенькая! Это не бахвальство. Это уверенность в своих силах. Разве плохо чувствовать себя сильным?
Она промолчала.
Диссертация отнимала много времени; Иван стал возвращаться домой поздно. И постепенно как-то получилось, что он стал говорить с Ларисой мало, свысока, пренебрежительно. Потом он стал пить и являлся иногда в совершенно непотребном виде.
Ларисе сказали, что у него есть другая женщина. Она не поверила: досужие выдумки соседей, которые всё меряют на обывательский аршин. Увидели, что в семье Захаровых что-то неладно, и тотчас же объяснили на свой лад: любовница. Лариса не хотела выслеживать, дознаваться, искать подтверждений: если Ваня так низок, то ему сама жизнь вынесет приговор. Но чем смиренней она себя вела, тем наглее делался Иван.
Внезапно он объявил, что хочет ехать в совхоз и писать там диссертацию. Одним этим он разбил все подозрения Ларисы: наверное, он хочет всё изменить, наладить их жизнь, стать другим человеком. Не уехал бы он из города, если б у него кто-то был. Лариса верила, что на новом месте — в совхозе — они вернут своё утраченное счастье.
И вот все надежды рухнули. Иван ничуть не изменился, а стал ещё несносней. Для чего же она приехала к нему? Готовить обед? Стирать его бельё? Спать с ним в одной постели?
Лариса была так одинока, что ей хотелось пойти к кому-нибудь, выплакаться, спросить, что же ей теперь делать. Но здесь не было ни близких, ни друзей. В чьи двери постучаться, с кем поделиться своим горем? Каждому не раскроешь семейной тайны.
Да полно! Какая уж тут тайна! Все знают, как они живут. И разве же у них с Иваном семья? А раз нечего терять, то нечего и бояться.
Утром, проснувшись, Захаров торопливо поел и, даже не заметив, что глаза жены покраснели и распухли, ушёл, буркнув на ходу:
— Вернусь поздно. Деньги на столе.