А л е к с а н д р К а г а н
НА РАЗНЫХ БЕР Е ГАХ
РАССКАЗЫ
2011
Александр Каган
НА РАЗНЫХ БЕРЕГах
Рассказы.
Издательство Publishing House GelaNY,
Нью-Йорк, 364 стр., 2011 год
В своей третьей книге, изданной в США, автор предстал перед читателем как вдумчивый, наблюдательный писатель, искренне сострадающий людям, где бы они ни жили, критически относясь ко всему негативному в нашей жизни.
Художественное оформление книги
Юлии Сокол о вой
Copyright © Александр Каган
All rights reserved.
No part of this book may be produced in any form without permission in writing from the author.
Автор выражает свою глубокую
благодарность за неоценимую помощь
в создании этой книги Почётному
гражданину города Нью-Йорк Белле Б е ри.
ЖИЗНЬ В СОЮЗЕ
ПРОПАСТЬ
Отец Виктора работал гардеробщиком в театре. Семья жила на чаевые, из которых часть денег отдавалась хозяину. Жили скромно, но и не бедствовали.
Витя был мальчиком с обострённым чувством враждебности к несправедливости. Во дворе никого не обижал, заступался за слабых. Когда стал подростком, часто задумывался, почему так по-разному живут люди. Как бы сделать так, чтобы не было бедных и обездоленных? Революцию с её лозунгом “Свобода, равенство, братство!” воспринял с радостью и надеждой на лучшее будущее.
Когда настало время идти в армию, поступил на службу в ЧК. Он был рад этому выбору, так как борьба с преступниками и врагами народа в его представлении в полной мере соответствовала его идеалам борьбы за справедливость.
Отряд, в котором служил Виктор, осуществлял патрулирование улиц, охрану различных объектов. В 1920 году на страну, измученную разрухой, надвинулось новое несчастье – голод. Отряд направили на Павелецкий вокзал: надлежало в соответствии с декретом т.Ленина изымать продовольствие у прибывающих в столицу пассажиров. Виктор, который проявил себя исполнительным и дисциплинированным бойцом, был назначен старшим группы из 20 человек.
У пассажиров, задержанных со значительным количеством продовольствия, предназначенного явно для спекуляции, оно конфисковывалось, а их самих арестовывали. Но приходилось отбирать продовольствие и у людей, которые везли его в ограниченном количестве для личного потребления. Ежедневно Виктор был свидетелем душераздирающих сцен, когда у умоляющих и плачущих людей порой силой отбирали их скудные запасы. Эта работа с каждым днём вызывала всё большую неприязнь. Особенно тяжелое впечатление произвёл один эпизод. По перрону шел бородатый крестьянин в поддёвке, лаптях и с заплечным мешком, обвязанным верёвкой. Когда бойцы обнаружили в мешке сухари и стали отбирать его, мужик заплакал и вцепился в мешок.
– Сыночки, пожалейте! – заголосил он. – У меня здесь брат с семьёй, старики родители. Голодуют. Жена в деревне два месяца пекла хлеб, сушила сухари. Мы и наши пятеро детей жили впроголодь, чтобы собрать это. Сжальтесь, сыночки! Оставьте хоть малость!
– Правда, давайте оставим ему немного, – предложил Виктор.
– А как же декрет? – возразил кто-то.
Когда несколько человек силой оторвали мужика от мешка, он сел на землю и завыл, как затравленный волк. Это было невыносимо.
В какой-то из дней стало известно, что на дальних путях стоит пассажирский вагон и из него в крытый грузовик выгружают продовольствие: банки с маслом, мешки с крупой и сахаром. Через несколько минут бойцы оцепили вагон. Погрузка прекратилась. В распахнутой двери вагона появился усатый человек в папахе и бурке. На груди его блеснул орден “Красного знамени”.
– Кто здесь старший?
Бойцы указали на Виктора.
– По какому праву вы здесь своевольничаете? Да вы знаете, кто я? – грозно спросил он.
– Я вас не знаю, но это не важно. Мы выполняем приказ и должны конфисковать у вас продовольствие.
– Я командующий армией Южного фронта. У меня в подчинении тысячи таких, как ты. Да я тебя сейчас... – и он начал расстёгивать висящую у него на боку деревянную кобуру, чтобы достать оттуда маузер.
– Вы что, не знаете о декрете т. Ленина? В стране голод. В Поволжье доходит до людоедства. Уверен, что вы коммунист. И вам не стыдно?
– Ладно! – скрежеща зубами проговорил командующий армией. – Заберите продукты обратно в вагон, – приказал он производящим погрузку красноармейцам, – а я уехал.
Через несколько часов уполномоченный ЧК по Павелецкому вокзалу вызвал Виктора.
– Звонили с Лубянки и приказали оцепление с вагона снять.
– Как же так? А декрет т. Ленина? Там же не сказано, что кому-то нужно делать исключение.
– Понимаешь, Витёк, есть люди, у которых особые заслуги перед республикой .
– Его заслуги оценены. Он награждён орденом.
– Ну, сам посуди. У нас есть люди, которые выполняют особо важную и ответственную работу для всей республики, для всего народа. Это народные комиссары, военачальники и другие. Как они смогут эффективно работать, если они сами и их семьи будут голодать?
– Разве его дети более голодные, чем дети других? И как же быть с нашим лозунгом “о равенстве”?
– Хорошо. Мы потом ещё поговорим. Ты устал. Собери своих ребят, отправляйтесь отдыхать.
После этого случая Виктор окончательно понял, что то неравенство, которое было раньше, приобрело новые формы – неравенства между начальниками и остальными людьми.
Когда закончился срок службы, Виктор поспешил расстаться с винтовкой, поступил на курсы электротехников, потом работал на заводе.
К сожалению, пропасть между руководящей элитой и народом начала рождаться почти сразу после революции. Она расширялась и достигла невиданных размеров. По одну сторону этой пропасти были элитные дома, пайки, закрытые распределители, больницы, санатории, госдачи, персональные машины и многое другое. По другую – полурабы – колхозники, стоящий в очередях за продуктами народ, деревянные уродливые бараки с удобствами во дворе, щедро украсившие собой необъятные просторы страны.
Виктор прожил долгую жизнь. И до самых последних дней ему часто снился плачущий бородатый мужик в лаптях, которого силой отрывают от мешка с сухарями.
2005 г.
СЧАСТЛИВОЕ ДЕТСТВО
Когда началась война, мне было шесть лет. Наша семья жила, в Белоруссии в Бобруйске, еврейское население которого составляло 80% всех горожан, то есть около 120 000 тысяч человек.
После прихода Гитлера к власти до нас доходили вести о судьбе евреев в Германии, позже в Польше. Чувствуя приближение войны, многие волновались. Однако старики уговаривали: “В 20-е годы немцы были здесь, но евреев не трогали. Больше доставалось от своих: петлюровцев, махновцев. Так что не паникуйте: немцы культурный народ – нас не тронут”.
Однако мой мудрый папа был с этим не согласен, и после первой же бомбардировки города 22 июня мы, несмотря на причитания бабушки: “Вейс мир! Что будет с нашим домом?!,” немедленно собрались в дорогу.
У нас не было лошади, и весь наш транспорт состоял из тележки, на которой папа – столяр-краснодеревщик иногда развозил заказы клиентам. На эту тележку покидали кое-какие носильные вещи, усадили моего 4-х летнего брата и двинулись в путь. Мама, бабушка и дедушка поочерёдно несли на руках мою 2-х летнюю сестрёнку. Я же шагал, держась за руку кого-нибудь из взрослых.
Выйдя из города, мы устремились по просёлочной дороге на восток. Дорога была забита в основном пешеходами, среди которых было много детей и стариков. Несмотря на то, что это были только гражданские люди, немцы бомбили несчастных, измученных беженцев. Многие погибали, не успев сбежать с дороги и укрыться где-нибудь в канаве. Голодная сестрёнка всё время плакала и просила есть. Отец у кого-то выменял буханку хлеба, и девочке стали давать ломтик, который она долго жевала. Большую панику вызывали выбрасываемые с самолётов обрезки рельсов с многочисленными просверленными отверстиями. Падая, они издавали ужасный, действующий на психику вой. Часто разносились слухи, что немцы сбросили десант и вот-вот нас всех перестреляют. Люди чуть ли не сходили с ума от страха.
Так пешком мы добрались до Рогачёва. Там с муками втиснулись в теплушку и оказались на Урале. У отца с детства был повреждён коленный сустав, он хромал и не подлежал мобилизации. На Урале он начал работать на фабрике, и мы прожили там до 1946 года. За год до окончания войны похоронили дедушку.
Но вот закончилась война, и мы вернулись в родной Бобруйск, в котором теперь проживало только 15000 евреев – тех что эвакуировались. Остальных немцы расстреляли ещё в 1941 году, а, отступая, город сожгли.
К нашей огромной радости, наш дом на окраине города уцелел. Но он оказался заселённым. В нём жил милиционер. Это была странная личность. Как стало потом известно, он был сначала полицаем, потом чудесным образом превратился в партизана и, наконец, в милиционера. Нас этот мрачный человек не пустил даже на порог, и мы вынуждены были скитаться от дома к дому в поисках ночлега. Чтобы пресечь наши попытки вернуть дом, он сделал так, что отца арестовали, обвинив в том, что он самовольно покинул на Урале важное оборонное предприятие, хотя там, на фабрике, все эти годы он изготавливал скамейки и табуретки.
Мы были в отчаянии, не зная, что делать. Кто-то посоветовал написать Калинину. И, как ни странно, это помогло: нам вернули дом и выпустили отца. Он вернулся совершенно больным: его били и морили голодом. Попав в наш дом, мы обнаружили, что в нём нет ничего: ни мебели, ни вещей, ни посуды. Бабушка зашла к соседу белорусу в надежде выпросить хоть что-нибудь из старья. В гостиной она увидела наш диван, который папа с особым старанием очень давно изготовил для своей семьи: мягкий, обитый плюшем, с двумя валиками по бокам, зеркалом и резной полочкой над головой сидящих.
- Боже мой! Наш диван! – в слезах воскликнула бабушка, надеясь вновь увидеть его у себя дома.
– Хорошо, что ещё остались живы! – прорычал сосед. – Иди, и чтобы ноги твоей здесь больше не было! – Бабушка съёжилась...
Долгое время мы спали на полу, а через несколько месяцев папа умер. Побои в милиции не остались без последствий.
Многие годы бедная мама, не имевшая никакой специальности, мучилась, чтобы прокормить своих малолетних детей. Помню, что меня постоянно не покидало чувство голода, а в школе, когда нас часто заставляли повторять: “Спасибо товарищу Сталину за счастливое детство!,” мне хотелось плакать.
2008г.
ПРОМАХ
Состоялось внеочередное собрание Правления Союза писателей. Предстояло обсудить написанный ещё до войны роман одного советского писателя с еврейской фамилией. Это был известный писатель, прославившийся в годы войны своими пламенными антифашистскими статьями в газете “Правда”. В них он яростно клеймил коричневую чуму, призывая все советские народы на борьбу с ней. Сразу после войны он был награжден высшей наградой – орденом Ленина за весомый вклад в дело Победы.
Но вот настали иные времена. Был разгромлен еврейский антифашистский комитет, его члены репрессированы, закрыт еврейский театр, убит Михоэлс. Тут ко времени вызвать на ковёр избежавшего ареста писателя с еврейской фамилией, продемонстрировав высшим властям своё раболепие.
Присутствующие выступали один за другим, беспощадно клеймя роман, спеша тем самым продемонстрировать свою лояльность. Говорилось разное: о низкопоклонстве автора перед Западом, о недостаточном прославлении страны советов и советского образа жизни, о замалчивании руководящей роли коммунистической партии и т.д. и т.п.
В своей обычной ироничной манере не преминул пожурить автора и классик советской литературы. Тот самый, о котором ходили слухи, что настоящим автором его единственного романа является умерший белогвардейский офицер.
Наконец на трибуну бодро вбежал молодой амбициозный писатель, интриган и карьерист, стремящийся всеми силами пробиться в Правление Союза.
– Публикация данного романа – больший промах издательства “Художественная литература”. Я возмущен тем, что подобные книги засоряют нашу советскую литературу, – проговорил он с надрывом. – Нам нужно решить, может ли автор такого романа быть членом нашего Союза.
– К этому вопросу мы перейдём чуть позже. А сейчас давайте дадим слово автору романа. Я думаю, что после всего сказанного здесь, ему есть над чем задуматься и что сказать нам в свое оправдание, – проговорил председательствующий.
Он давно завидовал более талантливому писателю с еврейской фамилией, не скрывал своей неприязни к нему и теперь предвкушал удовольствие увидеть того униженным.
Между тем писатель с еврейской фамилией, просидевший всё обсуждение с лицом, не выражавшем никаких эмоций, медленно поднялся на трибуну.
– Я внимательно слушал всё, что здесь говорилось, – начал он, – и понял, что за свою долгую жизнь так и не научился разбираться в людях, отличать зёрна от плевел. И в этом, признаюсь, моя ошибка.
Здесь говорилось много разного и часто много вздорного. Я не буду вступать в полемику. Хочу лишь ответить одному молодому человеку, который утверждал, что всё это я напридумывал, сидя в своей квартире в Москве на улице Горького. Хочу привести пример, который я приводил студентам в Литературном институте. Я рассказал тогда им, как однажды ко мне домой пришел за консультацией начинающий писатель. У меня болела голова, и я, извинившись, что не могу начать с ним сразу беседовать, принял таблетку от головной боли. Не прошло и минуты, как он осведомился, прошла ли моя голова. Я понял, что его голова ещё никогда не болела. И если, вдруг, ему захочется описать головную боль, то как далеко это описание будет от реальности. Думаю, что многие знают, что я долго жил во Франции, был там свидетелем многих событий. Настоящий писатель может писать только о том, что сам пережил, что пропустил через себя. Этими принципами я руководствовался, работая над всеми своими произведениями.
Могу информировать тех, кто этого не знает, что роман переведен на двадцать иностранных языков и издавался за рубежом несколько десятков раз. Полагаю, это о чём-то говорит.
Ещё хочу сказать, что получил сотни писем, в которых читатели не по принуждению, а совершенно искренне благодарят меня за этот роман.
Среди множества этих писем для меня особенно ценно одно. Оно короткое, поэтому позволю себе его зачитать, – писатель вынул из кармана сложенный листик бумаги: “Я с интересом прочитал ваш роман. Вы написали умную и нужную книгу. Спасибо вам за это. И.Сталин”
Председательствующий онемел. Лицо его покрылось красными пятнами. Застыли в изумлении сидящие в президиуме члены Правления. В зале несколько минут стояла гнетущая тишина, пока, пошептавшись с президиумом, председательствующий не очень уверенным голосом не объявил: – Заседание закончено. До свидания.
... Через несколько дней Правление Союза писателей единодушно проголосовало за присуждение автору романа Сталинской премии 1-ой степени.
2009 г.
ЭДИСОНОВ БРАТ
Мужчина спешил к поезду, волоча санки с тяжёлым рюкзаком. Рядом шли люди, увязая в рыхлом снегу нечищеного тротуара маленького подмосковного города. Вдруг мужчина ощутил, что поклажа стала намного легче. Оглянулся и увидел, как какие-то парни, подхватив его рюкзак, побежали к проёму в заборе, окружавшем здание заброшенной фабрики. Мужчина бросился вслед за ними. Стараясь не отставать, вбежал, в полуразрушенный цех, где его схватили за руки и связали.