Александр Невольный (Якунин)
ВАНЯ
Осеннее утро. Мальчик с портфелем торопится в школу. Его внимание разрывается между лужами, оставленными ночным ливнем, и собакой, увязавшейся за ним от самого дома. Незнакомая дворняга, будто привязанная, держится в двух шагах от него, останавливаясь, когда останавливается он, и ускоряясь, когда тому приходится перепрыгивать лужи, чтобы не промочить старые ботинки.
Если пёс не отвяжется, школьник опоздает на урок. В отчаянии он замахивается на животное:
- Уходи от меня!
0x01 graphic
Собака оскаливает пасть, показав белые, как сахарки, клыки и простуженно хрипит, подвывая внутренним горловым голосом. От нервного напряжения у мальчика краснеют уши. Как назло вокруг - ни души. В отчаянии мальчик оборачивается к собаке и дрожащим тоненьким голосом спрашивает:
- Ну, что тебе?
- Хр-р-р-у-у-р, - тянет дворняга и смотрит на мальчика злыми умными глазами.
-Ты есть хочешь! - догадывается мальчик.
Зажав между ног матерчатый портфель, он показывает собаке обе пустые ладони:
- Видишь, у меня ничего нет. И потом, я сам кушать хочу. Пожалуйста, отстань от меня. Если я опоздаю, мне здорово влетит от училки. Ты не знаешь, какая она строгая! Её все боятся, даже директор школы.
Собака задирает морду и начинает скулить.
- Ну, ладно, ладно, - пытается успокоить её школьник, - если ты такая вредная, приходи ко мне домой после уроков, так и быть, вынесу тебе чего-нибудь поесть. Честное пионерское!
Выгнув спину, вздыбив шерсть, собака залаяла - отчаянно, взахлёб. От страха у мальчика всё сжалось внутри, потемнело в глазах. Он остался в ступоре даже после того, как дворняга, раздумав кусаться, убежала.
0x01 graphic
- Здравствуйте, дети!
- Здравствуйте, Ника Алексеевна, - отвечает неровный хор мальчиков пятого "Б" класса.
- Итак, начинаем урок, - произносит учительница и невольно оборачивается на скрип приоткрывшейся двери.
Некоторое время ничего не происходит. В классе устанавливается напряжённая тишина. Наконец, в дверной щели показывается дерматиновый портфель, затем рука, держащая портфель и уже за рукой - лопоухое лицо с чёрными, как пуговицы, глазами, испуганно глядящими из-под чёлки на стриженой под ноль голове.
Благополучно преодолев невероятно узкую щель, школьник быстро подходит почти вплотную к учительскому столу и замирает. У всех на глазах его белые уши покраснели снизу вверх, словно в стеклянные пузырьки налили красные чернила. Под яростными лучами осеннего солнца, льющимися в огромные окна, уши мальчика становятся прозрачными настолько, что при желании сквозь них можно видеть доски пола, выкрашенные жёлтой краской.
- Ну-с, молодой человек, и как это всё называется? - спрашивает учительница.
Мальчик молчит. Он только ниже склоняет голову, отчего кажется ещё меньше ростом.
- Хорошо, спрошу по-другому: как тебя зовут? И что тебе здесь нужно?
Судя по стеклянным глазам, отвечать мальчик не собирался.
- Нужно отвечать, когда спрашивают взрослые! - почти кричит Ника Алексеевна, потеряв терпение. - Послушай, мальчик, если ты будешь играть в молчанку, то я немедленно, слышишь, немедленно отведу тебя к директору школы.
Поднимается рука ученика на последней парте.
- Что тебе, Лоскутов? - нервно спрашивает учительница, уверенная, что услышит очередную глупость.
- Ника Алексеевна, это же Ваня Самоверов. Он учится в нашем классе и сидит со мной за одной партой. Неужто вы его не узнали?
Учительница растерянно улыбается, зачем-то трогает на затылке пучок волос, и говорит:
- Почему не узнала? Узнала. Просто я хочу, чтобы Ваня Самоверов сам сказал: как его зовут и почему он опоздал на урок?
Почувствовав неправду, Лоскутов смелеет:
- Тю, - растягивает он губы в улыбке. - Ваньку хоть на кусочки режь, он слова не скажет, будет молчать и всё тут.
- Отчего же? - спрашивает учительница.
- Потому, что он чудик! - заявляет Лоскутов и хохочет.
Весь класс заливается смехом.
Ника Алексеевна стучит по столу ладонью:
- Тишина в классе!
Класс притих.
- Ваня, я хочу знать, почему ты опоздал? - спрашивает учительница.
- Бесполезняк, - подаёт голос Лоскутов. - Ника Алексеевна, простите его. Он первый раз опоздал.
- Вот как? Ну, хорошо. Садись, Ваня, на место, но знай, я непременно вызову твоих родителей и расскажу о твоём скверном поведении.
0x01 graphic
Откинувшись в глубоком кресле, директор школы Серафима Борисовна Лябуржицкая затягивается самокрутной папиросой и тут же заходится в сухом кашле. Сидящая напротив неё классный руководитель пятого "Б" Ника Алексеевна Ганич сострадательно морщится. Она была вызвана к начальнику после первого урока, что само по себе было необычно и предполагало экстраординарный повод.
- Сволочи! - прокуренным голосом выдавливает из себя директор. - По блату подсунули сырой табак, в душу и бога их мать! Увижу - убью!
- Бросить не пробовали? - говорит Ника Алексеевна.
- Сто раз! Ни черта не выходит! Как начала смолить в гражданскую (имея в виду Гражданскую войну в России 1918-1922г.г), так и не могу отвыкнуть. Как говорится - сила есть, воля есть, а силы воли нет. Ха-ха-ха!
Ника Алексеевна не поддержала веселья начальницы. Ей не терпелось узнать причину вызова, тем более, что с некоторых пор от жизни она ждала одних неприятностей.
Серафима Борисовна отложила недокуренную папиросу в роскошную пепельницу. И цвет её глаз приобретает оловянный оттенок.
- Как же, золотко моё, вы так опростоволосились?
- О чём это вы?
- Не узнать собственного ученика на пятом году обучения! Я даже не знаю, как это назвать!
- Так, вы уже в курсе?!
Директор самодовольно хмыкает:
- Милая моя, а вы как думали? В моей школе муха не пролетит без моего ведома.
- Ну да, ну да, - смущённо тянет Ника Алексеевна. - Честно говоря, не знаю, что вам сказать: ужасно глупо всё получилось. Конечно, не узнать ученика - печальное недоразумение...
- Это не недоразумение, а позорное пятно на всей школе, - говорит директор.
- Простите, но у меня есть оправдание: этот Ваня Самоверов - не совсем обычный ребёнок.
- В каком смысле?
- Он очень странный, можно сказать - полный идиот!
- Даже так?!
- Понимаете, Серафима Борисовна, ещё в первом классе я поняла, что у этого Вани нет никаких способностей к учёбе. Сами посудите - стоило мне не то, что к доске его вызвать, а просто посмотреть в его сторону, как он деревенел, и добиться от него хоть слова было невозможно. В конце концов, я махнула на него рукой и перестала обращать на него внимание. И вот результат - я не узнала его. Мне очень стыдно.
- Ну-с, и какой из этого вы делаете вывод? - спрашивает Серафима Борисовна.
- Полагаю, будет лучше, перевести Ваню Самоверова в другую школу. Я слышала, что в Сокольниках есть специальная школа-интернат для умственно отсталых.
Струйка дыма от чинарика папиросы попадает директору в глаза.
-Зараза! Честное слово, Ника Алексеевна, - говорит она, яростно растирая окурок о пепельницу, - Вы меня просто удивляете! Позвольте спросить, а где Вы были раньше? Почему об этом не ставили вопроса передо мной, на худой конец, перед партийным комитетом школы? Почему переводили из класса в класс этого, как вы выразились, идиота?
- Жалко было, - отвечает Ника Алексеевна.
- Ах, жалко! Жалко у пчёлки, а у нас ответственность, а в данном случае - полная безответственность. А вы в курсе, что этот ребёнок из рабочей семьи: папа - грузчик на почтовом ящике (Так именовались предприятия, выпускавшие военную продукцию), мама какая-то там травильщица в гальваническом цеху того же завода...
- Разве это что-то меняет? - удивляется Ника Алексеевна.
- Вы будто с луны свалились. Неужели не понятно, что за отчисление ребёнка из пролетарской семьи нам припишут нелояльное отношение к рабочему классу, а то и вовсе - обвинят во вредительстве! Да, да, и нечего тут удивляться. Пять лет мальчик учился, всё было нормально, и вдруг бац - умственно отсталый! Получается - проморгали? За это и посадить могут. Впрочем, меня вряд ли тронут: как-никак, имею орден за освобождение Крыма от Врангеля. Но вам-то, Ника Алексеевна, надеяться не на что. Насколько я знаю, ваш брат служил у белых, а сейчас он вообще в бегах. Нет, милочка, вам решительно не на что рассчитывать: вас посадят, непременно посадят!
- Что же делать?- в отчаянии восклицает Ника Алексеевна.
- Ничего! Тянуть Самоверова до выпускного класса, а там с глаз долой, из сердца вон. Другого выхода не вижу.
0x01 graphic
Во время короткой перемены, Ване удаётся занять своё любимое место - в коридоре, у крайнего окна, справа. Прислонив лоб к холодному стеклу, он наблюдает за стайкой воробьёв, носящихся от дерева к дереву по школьному двору. Голодные, холодные, но свободные, они летают куда захотят и, главное, им не нужно ходить в школу! От зависти Ваня тихонько стонет. Он оглядывается - не слышал ли кто? Нет, всё в порядке - девочки, как обычно, парами наворачивают по коридору круги; мальчики, играя в салочки, носятся между девочками, стараясь обратить на себя их внимание. Ваня не понимает, что за охота веселиться в школе, которая, по его мнению, только и нужна, чтобы отравлять и без того не радостную жизнь.
Для него учёба - одна сплошная мука. Доучившись до пятого класса, он так и не понимает - зачем нужно писать по правилам, а не так, как слышится, что гораздо понятнее и проще? Или какой смысл в том, чтобы складывать несколько цифр в одну, в то время, как в жизни из двух маленьких картофелин нельзя сделать одну, большую? Или как при умножении времени на скорость получается расстояние? Такие превращения были за пределами его понимания. Или какой смысл зубрить стих, если на другой день нужно учить другой, а этот забывается? Может у тех ребят, которые веселятся, это не так, но у него именно так. Короче говоря, Ваня считает учёбу абсолютно бессмысленным занятием.
В школе его абсолютно ничто не радует. Даже большая перемена, во время которой иногда бесплатно дают сладкую булочку и сладкий чай, и та не радует, поскольку она тоже заканчивается уроком.
- Я птица, птица, птица! - многократно повторяет Ваня и ему уже кажется, что он на самом деле - птица, и нужно небольшое усилие, чтобы взлететь.
Он сгибает в колене одну ногу и тянется её вверх. Но видение пропадает, как только на ботинке он обнаруживает развязанный шнурок. Для него, имевшего привычку стягивать шнурки до последней возможности, до синяков на коже, было удивительным, как этого раньше он не заметил. О том, чтобы на виду у всех завязать шнурок, то есть обратить на себя всеобщее внимание, об этом и говорить нечего. Ваня вспоминает о туалете. Вот, где можно решить проблему. Но, чтобы туда попасть нужно пройти вдоль стены метров 20-ть. Он делает несколько шагов и утыкается в сухую грудь высокого белобрысого мальчика с лицом, густо усыпанным жёлтыми веснушками. Это - хулиган Лёха Терехов. Девочек Лёха не трогает, зато мальчикам от него здорово достаётся. Он любит неожиданно подойти сзади, вскочить на спину и заставить себя возить по коридору. Откатавшись, он выворачивал у жертвы карманы и забирал всё, что там находил. В том случае, если в карманах нет ничего, он требует принести либо деньги, либо какую-нибудь вещь: конфеты, спички, ножик и тому подобное. Тех, кто оказывал сопротивление или не исполнял требований, Лёха встречал после уроков и нещадно бил. Рассказывают, что одному мальчику после многократных побоев пришлось отдать велосипед!
0x01 graphic
В школе нет ребят, кто не испытал на себе Лёхиных издевательств, кроме Вани Самоверова. Удивительным образом ему удавалось избегать встречи с хулиганом.
Натолкнувшись на Ваню, Лёха Терехов удивлённо вскидывает брови:
- Опаньки! Это что за рожа? Кто такой? Новенький?
Ваня, по обыкновению, низко опускает голову и молчит.
- Глухой что ли? - морщится Лёха и толкает Ваню в плечо. - Ты из какого класса? А ну-ка, мелкий, отвесь этому козлу саечку.
Стоявший рядом с Лёхой маленький, щуплый первоклассник с равнодушным видом подходит к Ване, засовывает ему под подбородок два пальца и, с криком: "опля!", резко дёргает вверх. Голова Вани запрокидывается и резиново возвращается на место. Лёха кровожадно улыбается.
- Нравится?! - говорит он. - Мелкий, глянь, что у него в карманах.
С таким же равнодушным лицом мелкий исполняет приказ.
- Нет ни фига, - говорит он.
Лёха кривит губы:
- Хитрый, да? А ну-ка, мелкий, двинь ему в рыльник.
Мальчик бьёт без замаха. Удар приходится Ване в нижнюю губу. Из образовавшейся трещинки сочиться кровь.
- Так и будешь молчать? - психует Лёха. - Ладно, катать меня будешь, а ну повернись!
Лёха хватает Ваню за плечи и пытается развернуть спиной к себе. Ваня сопротивляется, стоит словно каменный.
- Ах ты, падла, да я тебя сейчас....
Раздаётся звонок второго урока.
- Повезло тебе. Ну, ничего, встретимся после уроков, - обещает Лёха Терехов и убегает на другой конец коридора.
* * *
Три урока и две перемены прошли для Вани Самоверова, как одна минута. Обычно время в школе тянется невыносимо медленно, а тут пролетело с невероятной скоростью! Получается, что один и тот же промежуток времени может проходить с разной скоростью! Это могло бы стать предметом обдумывания, но Ваня был слишком озабочен предстоящей встречей с Лёхой Тереховым: откупиться ему нечем, значит, быть ему битым.
Все уроки закончились. Ваня тащится в хвосте учеников, спешащих домой. Они так торопятся потому, что на улице их не ждут, чтобы избить.
Возле выхода Ваня останавливается. Страх окончательно одолевает его: у него реально трясутся колени. Приходит мысль вернуться в класс и там переждать, но, увидав в конце коридора директора школы, он выскакивает на улицу и сразу попадает в объятия Лёхи Терехова.
- Чего так долго? - улыбается он. - Пошли-ка, поговорим.
Из дверей выходит директор.
- Терехов? Ты чего здесь? - спрашивает Серафима Борисовна Лябуржицкая.
Увидев рядом с ним Ваню, она понимающе улыбается:
- Терехов, и когда ты только угомонишься! Вот что - идём в мой кабинет, нам нужно серьёзно поговорить. Остальные - кыш отсюда!
Только дома Ваня вспомнил о собаке, прицепившейся к нему перед школой. Он обещался её покормить, но раз она не пришла, то он не виноват.
0x01 graphic
Завод военного назначения, числящийся как "почтовый ящик 693", представляет собой несколько цехов, собранных под одну огромную крышу. Ввиду особой секретности, он обнесён земляным валом, поверх которого тянутся несколько рядов колючей проволоки. В одном месте земляного вала имеется разрыв, через который устроен пропускной пункт. К нему подходит гравийная дорога, по обеим сторонам которой расположены одноэтажные щитовые бараки, крашеные в ядовито зелёный цвет. В одном из бараков разместился заводской магазин, в котором отовариваются рабочие и инженеры, а также парикмахерская, медсанчасть и баня. В остальных бараках живут рабочие почтового ящика, в своё время привезённые сюда из разных деревень Калужской области. Жилые бараки разделены на боксы с отдельными входами. В одном из таких боксов, состоящем из тёмного чулана и небольшой жилой комнаты, живут Самоверовы: Михаил Герасимович - глава семейства, его жена - Варвара Ивановна и их сына - Ваня. До недавнего времени с ними жила ещё бабка Груша - мать Михаила Герасимовича, но, вконец истосковавшись по родным просторам, она вернулась в свою деревню.
На заводе Михаил Герасимович работает на складе грузчиком, а Варвара Ивановна - травильщицей. В её задачу входит опускание металлических деталей в ванную, до краёв заполненную серной кислотой.
Самоверовы завербовались на завод по доброй воле. Конечно, если бы вербовщик, мать его, прямо сказал, что предстоит трудиться на вредном производстве: Михаилу Герасимовичу - "на пупе" таскать стокилограммовые ящики, а Варваре Ивановне целыми днями дышать ядовитыми парами, они бы тысячу раз подумали - ехать в столицу или продолжить полуголодное существование на свежем деревенском воздухе.
По истечении двух лет работы Самоверовым дали недельный отпуск. Они подались на малую родину, как говорится, чтобы себя показать и на родных посмотреть, но с тайным желанием остаться в деревне. Односельчане встретили их неприязненно, с открытой завистью к "столичным штучкам". И пришлось Самоверовым вернуться в Москву раньше срока. Мечта о деревенской жизни сама собой улетучилась. Зато Самоверовы обрели душевное спокойствие и готовность переносить любые трудности. Их жизнь протекала на узком пространстве между заводом и бараком, скрашиваясь редкими посещениями заводского магазина, парикмахерской и бани.