0x01 graphic
Ваня способен подолгу огорчаться, но радоваться подолгу он не умеет. Посидев буквально минуту на своём любимом кожаном диване с высокой спинкой и полочкой, и, отметив, таким образом, своё двойное спасение - от хулигана Лёхи Терехова и дикой собаки, он направляется в чулан за сушеными яблоками. Наесться ими нельзя, но, чтобы притушить голод, они годятся. Ваня с грустью отмечает, что благодаря его стараниям, мешок с яблоками изрядно похудел и, следовательно, близится час расплаты. "На семь бед бывает один ответ" - вздыхает он и " в последний раз" набирает горсть липких долек.
Жуя на ходу, Ваня усаживается за стол - учить уроки. Домашнее задание он делает каждый день и без всякого принуждения, хотя наперёд знает, что арифметических задач ему не решить и упражнений по русскому языку не осилить. Он знает это так же твёрдо, как и то, что училка - Ника Алексеевна в его тетрадь даже не заглянет.
В этом-то всё и дело: если бы Ника Алексеевна относилась к нему, как к другим ребятам, всё было бы иначе: он бы и домашнее задание делал по-настоящему и у доски бы отвечать научился.
Вспомнив об обещании Ники Алексеевны вызвать родителей в школу, Ваня тяжело вздыхает. Краем глаза он смотрит на настенные часы. Скоро должны вернуться родители с работы. Наверняка мама принесёт что-нибудь вкусненькое. Неделю назад, например, она купила ему бутылку газированной воды "Дюшес" с двумя грушами на маленькой этикетке. Он тянул её три дня. Вкуснее этого Ваня не знает ничего.
Постепенно мысли мальчика уходят куда-то в сторону. Незаметно для себя он дремлет. В чувство его приводит хлёсткий удар входной двери, к которой папа недавно приделал мощную пружину. Слышатся голоса родителей. Ваня соскакивает со стула и бежит им навстречу.
Фанерная дверь распахивается, едва не задев Ваню, и в комнату влетает Варвара Ивановна. Срывая с головы косынку, она подходит к окну. Следом за ней появляется Михаил Герасимович с авоськой в руках. Он останавливается и смотрит на жену.
- Варь, чего ты, в самом деле? - спрашивает он и просяще протягивает руку.
- Господи-и-и, ты - Боже мой, да сколько будет продолжаться это издевательство? - не оборачиваясь, распевно тянет Варвара Ивановна.
- Тихо ты про Господа-то, не ровен час, соседи услышат, - шёпотом говорит Михаил Герасимович. - Да, кто над тобой издевается? Скажешь тоже.
Михаил Герасимович ставит авоську на стол, снимает с лысой головы чёрную кепку и вешает её на крючок. В этот момент он замечает сына.
- Ванька, ты чего здесь прячешься? А ну, быстренько взял - разобрал провизию. Мамка, видишь, бастует, кормить мужиков не хочет.
Дважды просить Ваню не нужно: он уже успел изойти слюной от одного вида батона белого хлеба.
- Ну, всё, Варя, заканчивай, - миролюбиво говорит Михаил Герасимович. - Давай уже мириться, а то жрать хочется - сил нет.
Варвара Ивановна садится на диван.
- Что за человек такой! - говорит она трясущимися губами. - Ему, что в лоб, что по лбу - всё едино! Деревянный ты, что ли?
- Нормальный я, - говорит Михаил Герасимович и садится на диван рядом с женой. - Скажи, Варя, чего тебе надо?
- Хочу, чтобы перестал ревновать к каждому столбу. Сегодня: утром я тебя предупреждала - после смены пойду за продуктами. Так?
- Не помню.
- Всё ты помнишь. Ты зачем припёрся в магазин? Меня контролировать?
- В толк не возьму, - наивно хлопает глазами Михаил Герасимович, - что плохого в том, что муж решил помочь жене донести провизию?
- Пойми, голова садовая, - с досадою говорит Варвара Ивановна, - надо мной все женщины смеются: спрашивают, где я такого Отелло откопала.
- Пускай смеются: дурам закон не писан. Это они от зависти. Я тебе, Варюша, так скажу: любви без ревности не бывает. А я тебя люблю и в обиду никому не дам.
- Да, кому я нужна? Кому обижать-то? - восклицает Варвара Ивановна с выражением отчаяния на лице.
Михаил Герасимович становится серьёзным.
- Ну, хватит, хоть режь меня, а я, как встречал тебя после работы, так и буду встречать. Понятно?
Варвара Ивановна заходится в бессильном озлоблении:
- А-о-у! - натурально стонет она. - За что мне такое наказание!
- Прекрати! Меня не разжалобить! В конце концов, будем сегодня жрать, или прикажешь с голоду подохнуть?
Варвара Ивановна тяжело вздыхает и подходит к столу.
- Вот, это другой коленкор, - довольно улыбается Михаил Герасимович и тоже подходит к столу. - Что тут у нас? Котлеты? Говорил же - не бери котлеты, в них половина хлеба.
Варвара Ивановна смотрит уничтожающе на мужа.
- Ну, ладно, на худой конец, сойдут и котлеты, - соглашается он.
Не увидев в авоське по-настоящему ничего вкусного, Ваня канючит:
- Мама, можно горбушечку хлебушка?
- Аппетит испортишь. Потерпи немного.
Ваня обижается - неужели мама не знает, что его аппетит ничем невозможно испортить?
0x01 graphic
Сегодня мама и папа Вани Самоверова вернулись с работы необычно рано. На лице у мамы слёзы. Значит, опять отец обидел. Ваня намерен заступиться за маму. Он прислушивается к разговору взрослых, чтобы понять, что случилось на это раз.
- А что? - говорит отец, закатывая рукава рубахи перед рукомойником, отвечая, видимо, на какой-то вопрос мамы. - Я всё правильно сказал. Ведь как дело было: палец мне придавило так, что красные круги перед глазами пошли...
- Так тебе и надо, - тихо говорит Варвара Ивановна.
- Что? - спрашивает Михаил Герасимович, намыливая руки.
- Ничего.
- А эта шалава - сестра медсанчасти, - говорит Михаил Герасимович с расстановкой, умываясь, - начала тут демагогию разводить: с тебя, говорит, за лечение конфетка. Чуешь? Уф...я ей говорю - пятнадцать лет горбатюсь, сначала в деревне, теперь вот здесь, на производстве каждый день по десять тонн на пупе приходится перетаскивать, и ни одна сволочь мне конфетку не предложила. Что, не правду сказал? Правду! Так, какого рожна, спрашиваю, я тебе должен конфету давать? За такое дело я тебя посажу! Она как взовьётся: "Ох, ах, я пошутила!". Эти шутки я знаю! Со мной шутить не надо, я сам, кого хочешь, вышутить могу!
- Ох, Миша, Миша, как тебе не стыдно? - говорит она. - Человек, не подумавши, глупость сказал, а ты его тюрьмой стращаешь! Нелюдимый ты какой-то, кидаешься на всех, как сыч. А мне потом красней за тебя.
- Ну, знаешь что? Хватит меня учить. Ты лучше Ванькой занимайся. Училку нужно предупредить, что завтра в школу не придёт.
- Как не приду? Почему? - вклинивается в разговор Ваня.
- Сынок, подойди ко мне, - просит Варвара Ивановна.- Помнишь, четыре года назад к нам дядя Володя приезжал?
- Да, откуда же ему помнить? - говорит Михаил Герасимович, вытирая полотенцем лицо. - Он же совсем маленький был. Дай-ка, я лучше расскажу.
Михаил Герасимович садится на диван и говорит:
- Короче говоря, сынок, у мамы брат помер, вернее - погиб.
- Как это - погиб?- спрашивает Ваня.
- Ехал на поезде в Москву, а со встречного свесилась доска и прямо дяде Володе в шею. Он, бедный, и вскрикнуть не успел.
- Как вскрикнуть?! - не понимает Ваня.
- Бестолковый, - нервничает отец. - Короче, завтра похороны. Нам нужно ехать дядю Володю хоронить.
- Как это хоронить? - интересуется Ваня.
- В землю закапывать.
- В землю? - ещё больше удивляется Ваня
- Ну, а куда же?! Мёртвого человека дома не станешь держать. Короче говоря, завтра ты в школу не идёшь. Твоей училке я потом сам записку напишу.
Ваня от счастья подпрыгивает на месте:
- Вот, здорово! Ура!!
0x01 graphic
Самоверовым предстояло ехать в деревню Тарасовка, что на пятидесятом километре Ярославской дороги.
Перед дальней дорогой Варвара Ивановна с сыном решила сходить в баню. Поскольку в бане был женский день Михаил Герасимович остался дома.
- Ничего страшного, я дома вымоюсь. Мне хватит одного ковшика горячей воды, - сказал он, провожая жену.
* * *
Банщица - соседка Самоверовых по бараку, посетителям не рада:
- Ты бы ещё ночью припёрлась, - ворчит она. - Я не железная, чтобы сутки напролёт печку топить.
- Нам пар не нужен, - миролюбиво отвечает Варвара Ивановна, предавая банщице 10 копеек за себя и 5 копеек за сына. - Мы тазиками обойдёмся. Не сердись, Матвеевна, мне обязательно нужно помыться: завтра еду брата хоронить.
- Вот те раз: брат-то молодой?
- Немного старше меня.
- Молодой, значит. И что случилось?
- Убило его: ехал в поезде в Москву, а со встречного состава доска свесилась и прямо ему в горло вошла, - Варвара Ивановна на себе показывает то место, куда вошла доска.
- Ай, я-яй! - крутит головой Матвеевна, - Вот, горюшко-то, какое! Надо же было такому случиться.
Глаза Матвеевны покрываются мечтательно пеленой:
- Хотя, с другой стороны, - рассуждает она, - секунда и нет тебя! Красота! Лично я не против так помереть - самой не мучиться и других не мучить. Как считаешь?
- Не знаю, может быть, - не уверенно соглашается Варвара Ивановна. - Ну, так мы пошли раздеваться?
- Идите, токмо не долго, а то я вас чертей знаю, как начнёте почём зря воду лить - не остановишь.
Стены небольшого предбанника плотно увешаны верхней одеждой посетителей. На деревянных лавочках приготовлено чистое бельё. Грязный кафельный пол устлан газетами. Варвара Ивановна с трудом отыскала свободное местечко. Под ноги она разостлала принесённую с собой газету, чтобы на ней раздеться.
В этот момент шумно открывается дверь моечного отделения. Вместе с клубами белого плотного пара в предбанник входит женщина. Вслед ей несётся из глубины бани голоса:
- Мать твою, зараза! Закрой дверь! Всё тепло выстудишь!
Женщина смеётся и со всей силы хлопает дверью. Удар сотрясает баню. Женщина бежит на цыпочках, взвизгивая в такт шагам:
- Опа, опа, опа!
На удар дверью показывается недовольное лицо Матвеевны:
- Что? Кто? Как не совестно! Ох, мать, сколько газет-то набросали! Ого, даже "Правду" не пожалели! Я вот сообщу, куда следует, будете знать, как "Правду" топтать. И хватит тут задницей вертеть - видишь: здесь ребёнок! - кричит Матвеевна на голую женщину.
Женщина смеётся.
- Матвеевна, да какой же это ребёнок? - говорит она - Посмотри, как он на мои сиськи глядит.
Женщина вешает полотенце и, сомкнув в кольцо руки над головой, как это делают балерины, встаёт в позу.
- Тьфу, ты, одно слово - шлында, - плюёт Матвеевна и уходит.
Варвара Ивановна смотрит на женщину с укоризной.
- Постыдилась бы! - говорит она.
- А нечего мужика в женскую баню водить.
- Да, какой же он мужик? Ему двенадцати нет.
- Эх, мамаша, нынче десятилетние мальчишки норовят на бабу залезть, а в двенадцать уже само собой. Гляди, как твой на меня смотрит! - смеётся женщина, показывая на Ваню пальцем.
Ваня сто раз мылся с мамой и никогда не обращал внимания на особенности женского тела. А сегодня с ним что-то произошло..., что-то странное, будто у него на глазах кто-то шторку отодвинул.
Он разглядывает голую женщину и не может оторвать от неё глаз, настолько она кажется ему красивой.
- Вань, ты это чего? Очнись! - испуганно говорит Варвара Ивановна и, схватив сына за руку, силой уводит в моечную.
Через пять минут они возвращаются. Варвара Ивановна тумаками гонит сына перед собой и кричит:
- Ах, ты, бесстыдник бессовестный! Ах, ты развратник малолетний. Вот, я расскажу твоему отцу, что ты тут учудил! Он тебе даст!
0x01 graphic
Всю дорогу до Тарасовки, с многочисленными пересадками с транспорта на транспорт Ваня мучил родителей вопросами о дяде Володе. Его интересовало, что значит - умереть, и для чего умерших нужно закапывать в землю или сжигать? Ответы взрослых его не устроили. В конце концов, Ваня решил расспросить обо всём самого дядю Володю - уж он то, наверняка, должен знать о смерти всё.
Деревня Тарасовка начинается сразу за одноимённой железнодорожной станцией и тянется вдоль Ярославской дороги на добрый десяток километров деревянными избами-близнецами, Дом покойного находится в самом центре деревни. Из-за отсутствия тротуаров, пришлось идти по дороге. Сплошные ямы и островки, вымощённые грубым булыжником, делали её для пешехода пыткой. Хорошо ещё, что автомобилей практически не было.
Самоверовы идут посредине дороги. От усталости - шутка ли 15 часов в пути (!) - они молчат. Даже Ваня перестал задавать свои глупые вопросы. Михаил Герасимович, кажется, и вовсе дремлет на ходу. И когда сзади раздаётся резкий звуковой сигнал и скрип тормозов, он вздрагивает и, беспомощно улыбается.
Перед ним остановился рычащий и дышащий жаром капот грузовика, обмотанный промасленным, стеганым чехлом. Открылась водительская дверь. За ней на половину выросла фигура шофёра. Лицо у него испачкано чем-то чёрным, будто сажей.
- Мужик, тебе, что жить надоело? Уйди с дороги! - кричит он.
- Дорога широкая, проезжай, себе на здоровье, а мне и тут хорошо.
- Так ведь, ямы кругом.
- Мне-то что? - отвечает Михаил Герасимович.
- Мужик, ты псих? - нервничает шофёр. - Уйди от греха! Задавлю!
- Дави, - спокойно говорит Михаил Герасимович.
В разговор вступает Варвара Ивановна:
- Миша, уйди от греха подальше.
- Не уйду. Надоело всем дорогу уступать, - категорически заявляет Михаил Герасимович.
- Тьфу, чёртов придурок! - сплёвывает шофёр и усаживается в кабину. Взревев мотором, автомобиль трогается.
Ваня закрывает лицо руками. Он уверен, что автомобиль наедет на отца. Он слышит, как вскрикивает мама. Раздаётся хруст. Мотор глохнет.
- Что же ты натворил, гад ты последний?! - слышит Ваня не папин голос.
- Так тебе и нужно, - отвечает ему отец.
Ваня открывает глаза и видит живого и невредимого отца..., грузовик, стоящий на самом краю дороги, сильно накренившийся, с передними колёсами, зарывшимися в землю по самый капот.
Шофёр разводит руками:
- Как же я теперь выберусь из этой ямы?
- Как хочешь, - говорит ему Михаил Герасимович. - Пойдём, Варя. Нам здесь делать нечего.
- Ах, - горестно вздыхает Варвара Ивановна. - Ну, что ты за человек? Как с тобой можно жить?!
- А что? Я ничего, - довольный отвечает Михаил Герасимович.
* * *
К дому Самоверовы подошли далеко за полдень. Чтобы попасть в его жилую часть, они прошли вытоптанный до асфальтовой твёрдости дворик с притихшей, словно чувствующей трагизм ситуации, живностью. Поднялись по трём ступеням покосившегося крыльца, почти на ощупь преодолели пахнущие хлебом сени и с трудом открыли рубленную из толстых досок тяжёлую дверь с кованой ручкой.
Они оказались в кухоньке, соединявшейся с единственной, но большой комнатой, с плотно зашторенными окнами. Тихо горели свечи, создавая таинственный полумрак. Силы света хватало осветить открытый гроб и профиль покойника, от которого, казалось, столбом исходил холодный голубоватый луч. Огромный нос лежащего человека, словно палец указывал вверх. Ваня невольно посмотрел на потолок и, не увидев там ничего интересного, прижался лицом к маме, чтобы не видеть жуткой картины и чтобы избавиться от сладковатого запаха, шедшего от того же странного человека.
В темноте, усиленной светом свечей, по стенам сидели люди. Едва Самоверовы оказались на пороге, к ним навстречу выдвинулись две фигуры в чёрном. Одна из них - невероятной ширины, супруга покойного - Раиса Васильевна, другая, помельче - дочь покойника, Татьяна.
0x01 graphic
- Приехали? Ну, Слава Богу! - шепчет Раиса Васильевна, троекратно целуюсь с родственниками. Ване тоже достаётся. Ваня страшно не любит целоваться. Особенно ему неприятно целоваться с Татьяной, у которой сильно перекошен рот - последствие перенесённого в детстве ОРЗ.
- Чаю хотите?- спрашивает Раиса Васильевна.
- Нет спасибо, мы не голодны, - отвечает Варвара Ивановна, неотрывно глядя на гроб. - Можно, подойти?