0x01 graphic
Самым трудным в освоении тележки, то бишь - куска фанеры с притороченными к ней подшипниками вместо колёс и бельевой верёвкой в качестве привязного ремня, оказалось преодоление бордюров, порогов и тому подобных препятствий. Путём тренировок Ваня выработал несколько приёмов, позволявших, в целом, удовлетворительно решить данную проблему. Так, например, домашние порожки он преодолевал, ложась набок и поворачиваясь на месте, а препятствия уличные он брал хитростью: делал вид, что пытается их перескочить, и всегда находились добрые люди, готовые ему помочь.
И вот наступил день, когда он, наконец, решился добраться до Измайловского парка - посмотреть, как там, разведать обстановку. Бабке Груше он ничего не сказал, зная наперёд, что не отпустит. Накануне припрятал в тёмной комнате узелок с кусочком чёрного хлеба, тремя карамелевыми конфетками и фляжкой кипячёной воды. С этими харчами легко можно продержаться несколько суток.
В путь он двинулся поутру, когда старуха спала. Без особых проблем добрался до Первомайской улицы. Осталось перейти на другую сторону, а там по прямой до парка рукой подать. В центре улицы - рельсы, уложенные на чёрные шпалы. Ване они кажутся непреодолимыми. Когда он решается на штурм, мимо с грохотом, дребезжанием и лязгом проносится огромная красно-белая гора из дерева, металла, стекла. Это - трамвай. Ваня, позабывший, как они выглядят, впечатлился настолько, что ему понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя.
- Что, браток, треба помощь - переплыть на тот бережок? - участливо интересуется прохожий.
Ваня едва кивает головой, что можно было принять за сомнение, неуверенность, но никак не за согласие. Тем не менее, его обнимают и переносят на другую сторону дороги. По пути он роняет узелок с продуктами. Сердобольному мужчине приходится за ним возвращаться. Промчался ещё один трамвай, уже в противоположном направлении. Он выдаёт серию оглушительно звонких трелей, показавшихся Ване прощальными. Почему-то он подумал, что домой он уже не вернётся.
Тротуар идёт немного под гору. Двигаться по неровному асфальту, порванному корнями растущих по краю лип, тяжело. Предплечье единственной руки предательски ноет. От ручки деревянного бруска-толкача на ладони - кровавые мазоли. Но вот уже виднеется зелёная арка входа в парк. Перед ней площадь, а на площади люди, много людей. Они почему-то бегают, будто играют в салочки. Ваня тянет шею, чтобы осмотреться. Увлечённый, он не замечает, как недалеко от него, останавливается грузовой тентованный автомобиль, как к нему подбегают милиционеры.
Они хватают Ваню с двух сторон, один - за руку, другой за тележку, несут в машину и с раскачкой кидают через борт в кузов. Грузовик быстро уезжает. На том месте, где минуту назад стоял Ваня лежит его узелок с едой.
0x01 graphic
Литерная самоходная баржа водоизмещением 180 тонн "Волгарь - 17" причаливает к деревянной пристани острова Валаам.
На барже - спецгруз: две с половиной сотни душ инвалидов, собранных на улицах Москвы. Первым на землю сходит капитан "Волгаря" товарищ Сосновский. От положенной по статусу формы на его высоченной фигуре одна фуражка, остальная одежда - гражданская, брюки и пиджак от разных гарнитуров, полуботинки с широкими носами - по моде прошлого века. Капитан голоден, небрит и страшно зол. Быстрым шагом он поднимается по крутой склизкой дороге, ведущей к зданию, виднеющемуся за полуразвалившейся церковью.
Назад возвращается довольно быстро. Судя по тому, как Сосновский размахивает руками, мотает из стороны в сторону головой и шевелит губами, что полудюжине мужиков, дожидавшихся его на борту баржи, без всяких слов становится ясно - им здесь "не выгорело". Почитай весь рейс команда тянула на голодном пайке, а последние сутки так и вовсе "не жрамши, не спамши" в надежде хотя бы здесь, на острове найти еду и постель.
Поднявшись по шатким сходням, он останавливается перед людьми и говорит:
- Приказано разгружаться и следовать в Ленинград.
Синюшные лица матросов выражают откровенную злобу.
- Кто недоволен, может остаться на берегу, - говорит капитан Сосновский.
Матросы ворчат.
- Чего они, сволочи, белены объелись? -
- Пусть пожрать сначала организуют.
- Что вы за люди такие? - хрипло спрашивает капитан. - Для нас тут еды нет. Они сами пухнут с голоду. Собак всех поели. Мы должны разгрузиться и идти на Ленинград. В городе найдём харч и отдых - слово капитана. А теперь слушай команду: отдраить трюмовые, приступить к выгрузке спецконтингента.
Темнеет так быстро, будто сверху льют тёмно-фиолетовое чернило. Отражённый от воды свет невидимой луны тускло освещает баржу, отваливающую от берега, на котором всюду виднеются чёрные холмики спецконтингента - бывших пассажиров баржи.
Капитану Сосновскому картина напоминает лежбище тюленей. Он ходил на Севера, знает. Матросы стараются в ту сторону вообще не смотреть. Судьба беспомощных калек, оставленных на берегу, им безразлична. У них своя забота - быстрее добраться до Ленинграда.
* * *
Ранним утром из лесу выкатывается жердевая телега, запряжённая рыжей худой кобылой.
- Тпр-р-р, - натягивает вожжи возница - человек явно духовного звания, в длинном чёрном платье и шапочке, и, обернувши голову назад, говорит:
- Приехали, Ника Алексеевна. Подымайтесь.
Из телеги высовывается женская голова в красном клетчатом платке.
- Вы уж, будьте так любезны, как-нибудь пошибчее, - просит возница. - Сами понимаете, коли спохватятся, что мы без разрешения пределы монастыря покинули, тады мне, а в особливости вам, несдобровать.
- Знаю, Миша, не волнуйся. Я быстро, - говорит женщина и соскакивает на землю.
Быстрым шагом она обходит покрытых утренним инеем, неподвижно лежащих людей. От сильного ветра полы её белого халата, надетого на демисезонное пальто, развиваются в разные стороны.
- Ваня, - кличет она сначала тихонько, а потом всё громче и громче, до срыва голоса. - Ваня Самоверов! Ваня, откликнись!
Заметив поднятую руку, она подходит и долго всматривается в лежащего человека. Постепенно её лицо светлеет. Она присаживается над чёрным холмиком.
0x01 graphic
- Ваня, это я, Ника Алексеевна. Не узнаёшь? Ты учился в моём классе. Вспомнил? Ах, да ну ладно. Главное - я тебя вспомнила. Как увидела твою фамилию в списке, сразу поняла, что это ты. Ну, теперь всё - устрою тебя наилучшим образом. Не говори ничего. Миша! - машет она рукой извозчику. - Нашла. Помоги положить на телегу. Может, ещё одного заберём?
- Вы клячу мою видали? - сердится Миша.
0x01 graphic
В бывшей келье отца эконома Валаамского монастыря, ныне в палате N 14 специнтерната инвалидов-ампутантов двое: Ваня Самоверов и Паша Филиппов, герой Советского Союза, бывший лётчик 813-ого истребительного полка, сбитый в воздушном бою под Берлином и оставшийся жить без ног, без рук, почти глухим и полуслепым.
Эти двое считаются одними из самых тяжёлых больных. Этим объясняется то, что они лежат вдвоём в помещении, позволяющем разместить, как минимум, ещё одну кровать.
Устремив взгляды в потолок, они ведут разговор.
- Интересно, когда нас мыть повезут: до прогулки или после? Хорошо бы до прогулки, - говорит Паша Филиппов.
Ваня вздыхает:
- Какая разница?
- Ты чего, Вань? Может, ты передумал? - с тревогой спрашивает Паша Филиппов. - У меня надежда только на тебя. Без тебя мне никак.
- Ничего я не передумал. Ты сам-то как, готов? Может, дождёшься жены - говорят, вот-вот должна приехать?
Паша Филиппов скрипит зубами:
- Как друга просил, о жене ни слова. Эх, ты! - отворачивается Паша Филиппов.
В комнату входит солдат-срочник в белом халате:
- Самовар, на выход. Ника Алексеевна приказала тебя первым в моечную доставить, потом, Паша, тебя.
Солдат подходит к Ване, бесцеремонно скидывает с него одеяло и берёт его на руки. Увидев, что Ваня покраснел, снисходительно говорит:
- Ты, чего, Вань? Стесняешься, что ли? Зря. Ника Алексеевна всякого насмотрелась.
Ваня готов потерять последнюю руку, но ни за что не признается в том, что на самом деле заставило его покраснеть.
0x01 graphic
Ника Алексеевна всегда сама мыла закреплённый за ней контингент. Во время последней мойки Ваня вдруг обратил внимание на то, что ему как-то по-особенному приятны касания Ники Алексеевны к его обрубленному телу. От удовольствия он даже прикрыл глаза. Когда рука Ники Алексеевны задела низ его живота, внутри у него возникло страшное напряжение, заставившее его прогнуться. Он перестал дышать. Перед глазами поплыли туманные круги. Потеряв над собой контроль, Ваня даже застонал. Закончилось это довольно неожиданно, его тело обмякло, будто из него вытащили затычку. Ваня почувствовал страшную усталость и следом за этим ни с чем не сравнимый стыд, от которого он не сразу смог открыть глаза. Но когда он их открыл, уверенный в том, что увидит рассерженное лицо Ники Алексеевны, то с удивлением обнаружил, что та продолжала им заниматься с таким видом, будто ничего не случилось.
Сегодняшнего дня Ваня ожидал с волнением. Он боится себе признаться в том, что желает повторения того, что было в прошлый раз, но захочет ли этого Ника Алексеевна? Чем больше Ваня делал усилий, чтобы прогнать от себя это постыдное желание, тем сильнее ему этого хотелось. Больше того, ему в голову начали лезть совсем уж неприличные мысли, в которых Ника Алексеевна играла основную роль. Когда Ваня оказался в помывочной, фантазиями своими он был уже доведён почти до бешенства.
- Ваня, - строго говорит Ника Алексеевна. - Давай успокаиваться.
Встретившись с ней глазами, Ваня отворачивается. Ника Алексеевна наклоняется к нему, тихонько шепчет ему на ухо:
- Ваня, не нужно стесняться. Ты мужчина и это всё естественно, а я очень рада, что могу сделать для тебя, как женщина.
- Правда? - недоверчиво спрашивает Ваня.
- Правда, мой хороший, а теперь давай мыться.
* * *
Возвращённого после мытья Ваню сосед по палате Паша Филиппов некоторое время рассматривает молча, а затем спрашивает:
- Ты мне скажи - ты сделаешь, что обещал или нет?
- Почему ты спрашиваешь?
- Ты светишься, как начищенный медный самовар. В таком состоянии ты можешь передумать.
Ваня не отвечает. Он подбирает слова, которыми постарается переубедить друга в его решении уйти из жизни, в которой, как сказала Ника Алексеевна, при любых обстоятельствах можно быть счастливым.
0x01 graphic
К Паше Филиппову подходят два бойца-санитара.
- Ну, что герой, на прогулку пойдёшь? - спрашивает один.
- Пойду, - с усмешкой отвечает Паша Филиппов.
- Тогда давай, нечего тут разлёживаться.
- Я готов.
Санитары подхватывают невесомое тело полного ампутанта, выносят в коридор и укладывают его в огромную плетёную корзину, в которой уже лежит Ваня Самоверов.
Санитары хватаются за ручки по обе стороны корзины и идут вниз по лестнице. Толкнув ногою дверь, выходят на улицу. Северное солнце светит, но не греет. Дует сильный встречный ветер.
- Погода не очень, может не стоит сегодня гулять? - спрашивает один солдат.
- Ничего, - отвечает другой, - к обеду распогодится. Главное, чтобы дождя не было.
Тропинка от дверей каре (Так местные жители называют здания, в которых раньше, до специнтерната, располагались монашеские кельи Валаамского храма.) ведёт к арке, сделанной в монастырской стене. За ней небольшая, довольно покатая и, благодаря этому, всегда сухая поляна. По краям поляны растут дубы. Сразу за ними - глубокий обрыв. Внизу огороды, к которым сверху опускается многоярусная, порядком сгнившая, деревянная лестница. На поляне разложено брезентовое полотно от списанной военной палатки. Это место "гуляния" спецконтингента.
Здесь их укладывают рядами и до обеда, а частенько и до ужина они общаются, а главное - дышат полезнейшим воздухом, который считается основным лекарственным средством.
Санитары ставят корзину на землю.
- Ребята, расположите нас поближе к дубкам, - просит Паша Филиппов.
- А не боитесь с краю навернуться? - интересуется санитар.
- Мы же не дураки. Мы будем лежать аккуратно.
Санитары сносят корзину к самому краю брезента и, выгрузив ношу, уходят за остальными.
- Давай, пока никого нет, - говорит Паша Филиппов.
- Паша.
- Чего тебе?
- Паша, послушай. Тебе не нужно умирать. Ника Алексеевна, сказала одну важную мысль...
- Ваня, кончай бузу...
- Нет, ты послушай. Она сказала, что цель жизни только в том, чтобы здесь и сейчас получать удовольствие. Понимаешь?
- Ваня, сейчас сюда придут...
- Паша, я на собственном шкуре убедился, даже в нашем с тобой положении от жизни можно получать удовольствие. Хочешь, я попрошу Нику Алексеевну, она - добрая, она тебе поможет.
- Я думал, ты мне друг, а ты обыкновенная сволочь, трус! - произносит Паша Филиппов. - Счастливо оставаться.
Он начинает раскачиваться и, перевернувшись один раз, и другой, и третий оказывается на самом краю обрыва. Казалось ещё одно усилие и он покатится вниз. Но его держат молодые, но упругие побеги дуба. С ними ему не справиться.
Паша поворачивает в сторону Вани своё страшное, испачканное землёй, лицо и кричит:
- Ваня, друг, помоги мне!
- Сейчас, - отвечает Ваня и быстро подкатывается к Паше Филиппову, но явно медлит.
- Давай! - орёт Паша Филиппов.
Ваня, упирается здоровой рукой в тело друга и толкает его. На ветках Паша буквально висит в воздухе, но не падает. Ваня сколько можно тянется вперёд и толкает друга, и тот срывается вниз. Ваня невольно тянет шею, чтобы увидеть друга и, не удержавшись, сам падает вниз. Успевает подумать:
- Вот и хорошо, - последнее, что успевает подумать Ваня Самоверов.