- Нет, ничего такого.
- Странно, - опять сказал Марк Наумович. - Обычно, когда выпью лишнее, меня так и тянет пооткровенничать. Иной раз такого наплету, что в пору вешаться от стыда. Вру безбожно, навожу тень на плетень, возвожу на хороших людей напраслину, обливаю грязью. Ты, парень, не думай, мне самому от себя тоже достаётся: бывает - такое выдумаю, чего и не было никогда. Вот такой я своеобразный человек. А всё почему? Потому, что я детдомовский. Мы, детдомовские, все горазды приврать. Потому, как детство у нас было голодное, безрадостное, полное лишений. И, чтобы, значит, жизнь казалась красивее и интереснее, чем она есть, приходилось придумывать и сочинять. Короче, когда выпивши, верить мне никак нельзя.
- А я и не поверил, - выпалил Лялин.
- Ага, значит, я всё-таки сболтнул лишнее?
Лялин понял, что попался.
- Марк Наумович, ей-Богу, вы ничего такого не сказали, о чём можете сожалеть. И потом за ночь я всё успел позабыть.
- Как за ночь? А сейчас что? Утро?!
Марк Наумович растерянно огляделся. На его лице читалось откровенное изумление. Ему понадобилось некоторое время, чтобы осознать, что за столом он провёл всю ночь.
- Какой ужас! - простонал он. - Старею! Пора на заслуженный отдых. Веришь, чтобы уснуть на службе - такое со мной впервые. До этого я всегда спал дома. Это мой принцип: что бы ни случилось - спать дома, иногда на полу, но дома, а тут...всё!
Блидман махнул рукой. Это выглядело довольно трогательно. Лялину даже стало жалко старика.
- Значит, всё, что я тут давеча наболтал, ты того, вроде, как позабыл? - спросил шеф.
- Напрочь, - заверил Лялин.
- Ох, парень, ты непрост! Далеко пойдёшь...впрочем, это я уже говорил. Ладно, проехали, не было ничего и точка. Ты, однако, смотри,... - сказал Марк Наумович и поводил перед носом Лялина пальцем. - Думаю, на тебя можно положиться. Хочу тебе кое-что показать. Пошли со мной.
Заметив кислое лицо Лялина, Марк Наумович добавил:
- Болван! От собственного счастья не отказываются. Вперёд!
* * *
Они вышли из здания института, обогнули его, и вошли в него же, только с другой стороны. По грязной лестнице поднялись на третий этаж, прошли по длинному коридору мимо общей кухни, общего туалета и остановились перед дверью, с криво привинченным номерком 33, что, кстати, в дальнейшем дало шефу повод: чуть что, говорить Лялину - "твоё дело тридцать третье".
Подмигнув молодому коллеге, Блидман достал из зелёного портфеля жёлтый ключ огромного размера, не без изящества вставил его в замочную скважину и попытался его провернуть. Первая, вторая и третья попытки не удались. Шеф уступил место Лялину.
- Попробуй ты, а то у меня руки того этого.
Усилия Лялина также ни к чему не привели. За дело вновь взялся Блидман, затем ещё раз Лялин. Ключ не проворачивался.
- Сидит мёртво, - констатировал Лялин и случайно облокотился на дверь, которая открылась с печальным скрипом.
- Что за чёрт! - воскликнул Блидман, побледнев, как бумага.
То одна, то другая сторона его лица стала дёргаться, от чего казалось, что он строит рожицы. Ужимки шефа вызвали у Лялина приступ хохота, с которым он справился, но в результате борьбы с собой у него на глазах выступили слёзы.
- Какой, однако, ты впечатлительный! Не плачь, может, всё ещё обойдётся, - выдавил из себя Марк Наумович и принялся обмахиваться непонятно откуда взявшейся у него тетрадью для стихов Лялина, в которой не было ни одной стихотворной строчки, зато успело появиться изображение голой нижней части Блидмана, торчащей в зубастой пасти крокодила.
- Ты чего на меня так смотришь? - спросил Марк Наумович.
- Открытая дверь - верный признак проникновения в помещение постороннего лица или даже группы лиц. Может, вызовем полицию?
- Не ерунди, - сказал Марк Наумович, из чего Лялин сделал вывод, что шеф знает больше, чем говорит.
Марк Наумович вошёл в комнату. Лялин двинулся за ним. Его взору предстала длинная комната, снизу до верха забитая разноцветными пачками бумаги, перевязанными шпагатом. Оставшийся узкий проход вёл к окну, которое было настолько грязно, что почти не пропускало дневной свет. Перед окном стоял письменный стол. Подоконник и стол были завалены зелёными тетрадочками с надписью "Анкета". При более внимательном рассмотрении в этой куче можно было разглядеть чёрный корпус телефона, а также следы имевшего здесь место пиршества: пустую водочную бутылку, гранёный стакан, скрюченную, подобно мышиному хвостику колбасную шкурку, полбатона белого хлеба, надкушенный солёный огурец, покрывшийся белым налётом и уже пахнущий тиной.
Блидман прошёл к столу, взял в руки пустую бутылку и произнёс:
- Слава Богу, кажется, ничего не взяли. Знаешь, что это такое?
- Форма, так сказать, без содержания - ответил Лялин.
- Правильно, но я не об этом.
Марк Наумович горлышком бутылки, как указкой, указал на стеллажи.
- Как думаешь, что это такое?
Лялин пожал плечами:
- Откуда мне знать.
- И не догадываешься?
- Нет.
- Это, брат, ого-го-го, что такое! Это - архив! - произнёс Марк Наумович, и его лицо приняло торжественно-загадочное выражение, с каким взрослые рассказывают детям сказки на ночь.
- Не может быть! Какое счастье! Всю жизнь мечтал оказаться в архиве! - сказал Лялин.
- Издеваешься? - обиделся Марк Наумович.
- Простите - это нервное.
- Молодой человек, - по-отцовски, как бы порицая и любя одновременно, сказал Марк Наумович, - архив, чтоб вы знали, есть сердце института. Здесь собраны анкеты социологических исследований за последние двадцать лет! По сути, здесь зарыты сотни докторских и тысячи кандидатских диссертаций! Тот, кто владеет этим материалом, тот, как образно выразился один киногерой известного американского боевика, держит судьбу за яйца. Точнее сказать невозможно. Кстати, об архиве никто не знает, кроме меня, а теперь и тебя.
- И даже директор института? - поинтересовался Лялин.
- Болван. Директор знает всё, но ему не до архива. У него куча других забот, - вздохнул Марк Наумович.- С этой минуты - это твоё рабочее место. Отсюда ты должен уйти, как минимум, кандидатом наук. Моя задача скромнее - написать монографию. И ты мне в этом поможешь.
- Я?!
- Не боги горшки обжигают. Вот тебе ключ от архива. Возьми его, он твой. Владей им с умом. Ты не представляешь, как тебе повезло! Если бы в твоём возрасте мне сделали подобное предложение, то ...кхы...кхы, - Марк Наумович поперхнулся и закончил мысль довольно неожиданно, - неизвестно, сколько бы маленьких блидманят сейчас топтало эту ужасную землю.
Высказав столь забавное предположение, Марк Наумович строго посмотрел на Лялина.
- Шучу. Предупреждаю сразу: времени на всякую ерунду у тебя здесь не будет. Смотри, узнаю, что в этом святом месте ты выкинул что-нибудь непотребное - выгоню к чёртовой матери.
- Марк Наумович, у меня и в мыслях ничего подобного не было.
- То-то же. Помни, половина жильцов этого дома страдает бессонницей, и слышимость здесь приличная. Так что, ни одно лишнее движение не останется не замеченным. Итак, слушай первое боевое задание.
Поручение состояло том, что за неделю нужно было обработать пять тысяч анкет, используя особый квадратно-гнездовой метод. Суть метода заключалась в том, чтобы данные из всех анкет свести в одну анкету при помощи четырёх точек и чёрточек, из которых, в конечном счёте, нужно было выстроить перекрещенный крест-накрест квадратик, означающий цифру десять. В свою очередь, квадратики легко складывались в сотни и тысячи. Данный метод, по заверению шефа, позволял обрабатывать до 10 анкет в минуту.
- Не побоюсь показаться нескромным, но этот метод - целиком моё изобретение. Я придумал его во сне. Давно хочу запатентовать, да всё недосуг.
Лялин назвал изобретение Блидмана гениальным, но, тем не менее, поставил под сомнение возможность ручной обработки такого количества анкет за столь короткий срок.
- Может быть, имеет смысл использовать компьютер?- высказал мысль Лялин.
- Во-первых, я не доверяю компьютерам, - сказал Марк Наумович, - во-вторых, вся работа должна быть проведена в строгой тайне так, чтобы ни одна живая душа об этом не узнала. У меня слишком много завистников. Не дрейфь, парень, ты справишься. Я верю в тебя.
За стеной послышались позывные радиостанции "Маяк" и двенадцать сигналов точного времени.
- Пип, пип, пип, - повторял за радиостанцией Марк Наумович и с последним сигналом воскликнул. - Мать честная! Это сколько же мы имеем сейчас времени? Неужто - двенадцать?! Полдень!
Марк Наумович знакомо побледнел, взгляд его стал твёрдым, как стекло, картофелина носа, вспыхнув розовым, погасла, став тёмно-синей. Что за этим последует - Лялин примерно знал, и потому предусмотрительно отодвинулся в сторону.
- Чуть не забыл! - просипел Марк Наумович. - У меня совещание у директора! Никакой жизни от этих совещаний. Всё, я убежал. Провожать не нужно. Смотри, не потеряй ключ от архива.
Не успел Лялин досчитать до трёх, а шаги Блидмана уже стихли.
За отсутствием стульев Лялин уселся на пачку анкет и огляделся. Научной ценности материала, пылящегося на полках, он пока не чувствовал. Зато чётко представлял ценность архива, как тёплого, запираемого помещения с отдельным входом.
- Да, уж! - философски изрёк Лялин, которому пришла очередная обобщающая мысль, что обладание чужими секретами неплохо оплачивалось во все времена, и наше время - не исключение. Слишком очевидным было то, что Блидман сдал ему архив в качестве платы за молчание о своей афёре с зачислением в университет дочери своего друга, некой Ольги Борисовны.
Часть 7. Входящий на Розалинду
Удивительно, но архивный телефон оказался в рабочем состоянии. Лялин позвонил своему другу Владимиру Рыбину, которого называл Вовчиком.
Узнав о существовании архива, Вовчик ужасно обрадовался.
- Да ты что! Я просто вылетаю в форточку! - воскликнул он. - Как думаешь, сегодня мы можем пошалить?
- А фиглишь, - небрежно бросил Лялин. - Хата в полном моём распоряжении.
- "З-з"! - произнёс Рыбин, имея в виду слово "зашибись", то есть высшую степень довольства.
Сокращение слов было одной из фенечек общения приятелей друг с другом.
- Не будем терять "в", - сказал Вовчик. - Через час встретимся в нашей кафешке, снимем тёлок, закупим провиант и к тебе в архив. "Х"?
- Погоди, Вовчик, есть проблема - у меня нет денег.
- Совсем нет или....?
- Ни копейки.
- У меня тоже - голяк. Лариска выпросила норковую шубу. Светка, узнав об этом, тоже захотела. Сам понимаешь, отказать ей не мог.
Лариска была законной супругой Вовчика; Светка - его любовницей. Если Лариска представляла собой, что называется, обыкновенную русскую бабу - высоченную, дородную женщину, обладательницу огромных грудей, весёлого характера, толстых губ, грудного голоса, идущего откуда-то из области живота, то Светка была маленькой, чернявенькой с плоской грудью еврейкой, но с большими зелёными глазами с поволокой.
- Ты хочешь сказать, что сегодня мы пролетаем, как фанера над Парижем? - спросил Лялин, не теряя, впрочем, надежды.
- Хм. Можно, конечно, позвонить Светке, но не хочется высвечивать архив. Честно говоря, я от Светки подустал. Тянет на свежатинку. С другой стороны, она и выпить и закусить принесёт. Кстати, у неё появилась новая подруга. Ты как, расположен?
- Нет, спасибо, один раз она меня уже познакомила.
- Это ты насчёт Галины намекаешь? Галина, слов нет, страшна, как атомная война, зато сиськи пятого размера.
- Тебя, Вовчик, только сиськи интересуют, - проворчал Лялин.
- А тебе мозги подавай? Ладно, "х" ругаться. По-любому, Галины не будет, она с новым хахалем к морю подалась.
Несмотря на то, что Лялин не планировал встречаться с Галиной, новость о том, что та уехала с кем-то другим к морю неприятно задела его.
- Хорошо, пусть Светка прихватит подругу, - согласился Лялин.
* * *
Лялин успел навести в архиве относительный порядок: освободил письменный стол, протёр окно, вынес мусор и для пробы обработал по методу Блидмана стопку анкет (оказалось - ничего сложного и даже интересно), а Вовчик всё не приезжал.
Стемнело. Лялин включил лампочку, висевшую под потолком на проводе. От жёлтого мигающего света стало ещё тоскливее. Снаружи проникали вечерние звуки и запахи: вот где-то заплакал ребёнок, вот кто-то прошёл быстрым шагом по коридору, где-то включили телевизор и, играя в прятки с рекламой, запрыгали с одного канала на другой; вот обозначился тонкий запах жареной картошки. От голода у Лялина засосало под ложечкой. Ему страшно захотелось домой, но он вынужден был ждать друга, который может и не прийти. Однажды так уже было. Лялин с трудом простил друга. Но обида ещё была свежа. Вспомнив о том, что ему постоянно приходится ждать Вовчика, а напротив, чтобы Вовчик ждал его - такого, кажется, и не было ни разу, Лялин стал потихоньку закипать. После этого какой Вовчик - друг? К тому же он абсолютно аморальный тип!
Будучи женатым на Ларисе, имея сына трёх лет, Вовчик встречался со Светкой, которая, в свою очередь, тоже была замужем и тоже имела ребёнка - девочку восьми лет, которую она страшно любила и ради которой была готова на всё, даже умереть или, вернее, убить кого-нибудь. Светка изменяла мужу не ради прихоти, а от безысходности: при одном взгляде на Вовчика её буквально начинало лихорадить. Тряска мгновенно передавалась Вовчику. Любовников притягивало друг к другу неудержимо, как два заряда разной полярности. Встретившись, они сразу начинали искать место для уединения, где можно было бы, хотя бы на время, приглушить страсть. Эта пара способна была заниматься любовью, даже не раздеваясь, где угодно и когда угодно: из самых экзотических мест можно назвать - переполненный вагон метро, озеро во время купания среди резвящихся детишек, кусты в метре от тротуара, не говоря уже о подъездах, лифтах, туалетах. Вовчик называл это "перепихнуться накоротке". В течение одного свидания они могли "перепихнуться накоротке" бессчетное количество раз, но дважды - в начале встречи и в конце - в обязательном порядке.
Кроме жены и любовницы, Вовчик поддерживал отношения с первой женой, татаркой Розой, которую он величал Розалиндой. От неё у Вовчика была дочь, уже взрослая, лет двенадцати. Каким-то образом, Вовчику удалось убедить Розалинду не подавать на алименты. Вместо этого он навещал дочь последнее воскресение каждого месяца. Все свидания Вовчика проходили по одному и тому же сценарию: часа два он гулял с дочерью по зоопарку, располагавшемуся недалеко от дома Розалинды. Затем они обедали по-семейному. После этого дочь отправлялась спать, а Вовчик вёл Розалинду в спальню.
Сделав дело, Вовчик вручал Розалинде конверт с деньгами и прощался до следующего месяца.
Об этих, по выражению Вовчика, "святых днях" знали и нынешняя жена Лариска и любовница Светка. Им обеим это не нравилось, но поделать с этим они ничего не могли.
Вовчик делился с Лялиным подробностями каждого "вхождения на Розалинду", не забывая при этом подчеркнуть, что "татарки, конечно, классные тёлки, но еврейкам они не годятся и в подмётки".
Помимо перечисленной половой нагрузки, Вовчик время от времени ходил на сторону. Другими словами он был большим любителем оторваться со случайными девицами или снять профессиональную проститутку, но второе он любит меньше первого.
Лялин не одобрял сексуальную распущенность своего друга. Он мог назвать Вовчика обыкновенным раздолбаем, если бы не знал его другую, деловую сторону. А с этим у Вовчика было, как раз, всё в порядке. Он занимал серьёзную должность - начальника экономического отдела богатейшей фирмы России "Газпром". Под его началом трудилось "пятьдесят тёток с компьютерами". На тёплое место он пристроился благодаря своей сестре Татьяне - в то время депутата Государственной Думы. Однако, он удержался в должности и завоевал авторитет исключительно в силу своих деловых качеств и профессионализма. Доказательством тому служил тот факт, что Вовчика часто показывали по телевизору рядом с очень известными, можно сказать, государственного масштаба людьми. Кроме того, Вовчик регулярно бывал за границей по служебным делам. Что он там делал - не известно, но, очевидно, храня коммерческие тайны, по приезду рассказывал Лялину исключительно о грандиозных пьянках и похождениях по тамошним злачным местам. Хочется особо подчеркнуть, что за рубежом Вовчик оставался русским патриотом. Он, например, не уставал утверждать, что "заграничные чувихи" отличаются от наших баб, как "свежая капуста от кислой".