Часть 18. "Поверить в очарованность свою".
Любимый поэт Юли - Окуджава. Мне он тоже нравится. Его стихи легким грустным туманом ложатся на сердце и запоминаются после первого прочтения. Муж сестры Борис помогает мне разучить на гитаре песню Окуджавы "Мне нужно на кого-нибудь молиться". Слова песни в наивысшей степени соответствуют моему теперешнему душевному настрою.
Борис, конечно, глуп, как пень, страшно невоспитан, неаккуратен, но в целом он добрый, незлобливый малый. Пусть живет со мной до тех пор, пока не получит квартиру. А получит он ее скоро. Это не "ля-ля", ибо в России во все времена квартиры ментам выделяли в первую очередь.
Юля настойчива в своем желании познакомить меня со своими друзьями - Светой и Максом. Я понимаю, что рано или поздно знакомиться придется.
- Пожалуйста, не волнуйся, - успокаивает меня Юля, - они совершенно не помнят о том случае, когда ты так позорно бежал.
- Юля, мы договорились не вспоминать об этом!
- Все, все, молчу. Но даже если и вспомнят, они настолько воспитанные люди, что ни слова не скажут. Увидишь, какие они прекрасные, отзывчивые, хорошие люди.
- У тебя все хорошие. Знаешь почему? Потому что ты сама хорошая.
На встречу с друзьями Юли, назначенную во внутреннем дворике театрального училища, иду как на Голгофу. Я почему-то более чем уверен: Макс найдет повод вспомнить тот злосчастный эпизод и вволю посмеяться надо мной. Но настроение у меня решительное. Если он вздумает достать меня, я просто дам ему в... Ударю так, чтобы он упал на землю, в грязь. Конечно, я помогу ему подняться. И скажу: "Смеяться над собой никому не позволю".
Вот и они: с ногами на сидении, сидят на спинке скамейки. Юля с ними. Макс бренчит на гитаре. Напевает что-то на английском языке. При моем появлении никто, даже Юля, не находит нужным приветствовать меня, хотя я поздоровался. Макс вместо приветствия берет аккорд, зажимает струны и говорит:
- Между прочим, я так и думал, что это именно ты увел нашу Юльку.
- Приятно иметь дело с умным человеком, - отвечаю я.
- Ого! Это по-нашему, - вступает в разговор Света. - Мне нравится, когда люди не лезут в карман за словом.
- Что значит "увел"? - полушутливо, полусерьезно возмущается Юля.
Макс не сказал ничего оскорбительного. Наоборот, в его устах "увел" звучит как комплимент. Непонятно, чем задели Юлю слова Макса.
- Может быть, наш новый друг сбацает на гитаре? - улыбается Макс.
- Он не играет, - говорит Юля, краснея.
Такое заступничество мне не нужно. Оно сродни стеснению и неприятно режет слух. Тем более оно не останавливает Макса.
- Не играет на гитаре? Жаль, - говорит он. - Может быть, он владеет роялем или, простите за смелое предположение, фаготом, духовым, так сказать, инструментом?
- Ничем он не владеет, - говорит Юля. - Он работает в Совете Федерации.
Кажется, Юля на самом деле стыдится меня! Зачем тогда нужна эта встреча? Макс и не думает останавливаться и продолжает в том же духе.
- В Совете Федерации? - говорит он. - Ничего себе! Боже правый, а я-то, как идиот, сижу и ведать не ведаю, с каким человеком уготовила судьба встретиться! Какая честь для нас! Ну и как там, в Совете Федерации, тяжело, поди, законы принимать?
Макс опасно приблизился к черте, за которой начинается то, что я определяю как "доставание", с вытекающими из этого последствиями.
Юля приготовилась что-то сказать, но я не дал.
- Юля, подожди. Я сам. Во-первых, в Совете Федерации я работаю электриком. Законы принимают те, кому положено. На рояле и фаготе я не играю. Я могу сыграть на твоей гитаре.
- Слушай, Юлька, твой парень мне все больше и больше нравится, - заявляет Света.
Юля с сердитым лицом обращается ко мне:
- Играть совсем не обязательно.
- Поздно! - кричит Макс и протягивает мне инструмент.
Без настройки исполняю на трех аккордах "Мне нужно на кого-нибудь молиться" Окуджавы.
Мне нужно на кого-нибудь молиться,
Подумайте, простому муравью
Вдруг захотелось в ноженьки валиться,
Поверить в очарованность свою.
Первый куплет страшно фальшивлю. Ко второму успокаиваюсь и выпеваю гладко, остальные исполняю так, как будто я один в комнате: свободно и легко. Я закончил так, что самому понравилось.
В полной тишине возвращаю инструмент. На лицах читается легкое изумление. Юля почему-то густо краснеет. Я сам поражен и обрадован своим исполнением. Даже мурашки пробежали по телу.
- Старичок, да ты просто гений! - восклицает Макс. - Я с тобой дружу.
Это первые слова, произнесенные Максом без ерничества.
- Ерунда, - отмахиваюсь я. - Окуджаву петь легко, любой сможет.
- Легко для тех, у кого сердце есть, кто умеет чувствовать, - говорит Света и с укоризной смотрит на Макса.
Мне припомнились слова Юли: "Макс - не мужчина".
Может быть, и на самом деле Юлины друзья - неплохие люди? В них есть что-то человеческое. Юля молчит, но я вижу, чувствую: мое исполнение ей тоже понравилось.
Часть 19. Она любит меня!
Узкая полоска льда со всех сторон ограничена лучами мощных прожекторов. Появляясь из темноты с одной стороны льда и пропадая в тени с другой, бесконечной лентой катят на коньках разнополые и разновозрастные люди с выражением блаженства и восторга. Лишь изредка можно увидеть человека с лицом, - "какого черта меня сюда занесло!" Движения катающихся, на первый взгляд, кажутся хаотичными, и только присмотревшись, понимаешь, что ритм этого движения, его скорость задается музыкой, льющейся сверху, оттуда, откуда стеной падает медленный крупный снег. В искусственном свете просматривается структура каждой снежинки.
Я стою на краю катка. На мне вязаная шапочка, которую я когда-то использовал в бесполезной борьбе с облысением, неизменная белая курточка с капюшоном и металлическими пластинами вместо пуговиц, на ногах - коньки, взятые напрокат. Мы разъехались с Юлей. Но вот она выезжает на освещенную часть катка. Сильно оттолкнувшись, лечу к ней. Ноги сами собой делают все необходимое для устойчивого и быстрого катания.
- Вот тебе и раз, - издалека кричит мне Юля. - Ты говорил, что не умеешь кататься!
- Даю честное слово, стою на коньках первый раз!
- М-да! Нет слов! Ты просто весь окутан тайнами и загадками. Может быть, ты инопланетянин?
- Да, я инопланетянин! Только никому не говори.
Мы въезжаем в темную полосу. Здесь я совершаю то, что задумал раньше: сдергиваю с головы шапку.
Через минуту мы вновь оказываемся на освещенной части катка.
Ветер неприятно шевелит мои искусственные волосы. С трудом преодолеваю желание натянуть шапочку обратно. Не отрываясь, смотрю Юле в глаза. Спина сама собой выпрямляется. Жду Юлиного приговора апланте. Вместо этого Юля целует меня в щеку и, смеясь, уезжает далеко вперед. Я бросаюсь за ней.
Меня охватывает волна счастья! Апланта выдержала свой самый главный экзамен!
Весь вечер смеюсь и шучу столько, сколько не смеялся и не шутил за всю свою жизнь.
Провожаю Юлю до подъезда ее дома в Большом Николопесковском переулке. Я без головного убора, как говорит моя мама - простоволосый. Как на катке я снял шапочку, так она и лежит в кармане. Испытываю ни с чем не сравнимую радость: теперь я могу, как все, ходить без головного убора. Новая жизнь! Не хочется расставаться с Юлей, но пора. Иначе рискую вообще не попасть к себе домой. Перед прощанием хочу поцеловать Юлю. Она вдруг отстраняется. Сердце мое обрывается. Почему-то сразу прочувствовал серьезность ситуации и причину ее возникновения. Это мои волосы! Хорошее настроение закатывается, как осеннее солнце - сразу и без надежды на рассвет.
- Что? Что-нибудь не так? - спрашиваю.
- Все так, - начинает Юля, но осекается. - То есть не совсем.
- Что именно не так?
- Ты не обидишься?
- Постараюсь, - отвечаю голосом приговоренного к смерти.
- Ты носишь парик? - с трудом выговаривает она.
Вот и все! Я разоблачен! Моя апланта оказалась не так хороша, как я уже привык думать о ней. А я-то, идиот, расслабился, шапку снял! Хотел быть, как все!
Это конец! Я вижу Юлю последний раз!
Страшная мысль приводит меня в чувство, заставляет собраться. Нет, так просто я не сдамся. Кажется, не я, а кто-то другой за меня начинает говорить и действовать.
- Юля, - произношу я чужим голосом. - Как ты могла подумать, что я ношу парик?
Бедная Юля смотрит на меня с надеждой. "Она любит меня!" - где-то далеко проносится в моей голове. Но нельзя расслабляться, нужно идти до конца.
- Юля, ты знаешь, что я служил в армии.
- Конечно, знаю.
- А ты знаешь, где и кем я служил?
- Нет.
- Я не рассказывал потому, что не хотел понапрасну беспокоить тебя. Я служил в ракетных частях стратегического назначения. В Сибири...
- Говори, говори, я слушаю.
- В ракетных частях, стратегических частях... произошел несчастный случай...
- О боже!
- Мы с напарником заправляли жидким топливом стратегическую ракету дальнего действия. Он шел первым номером, я - вторым. Дело было ночью. Сначала все протекало согласно регламенту, то есть нормально. Ничто не предвещало беды. И вдруг происходит обрыв питающего шланга...
- Какой ужас! - восклицает она.
Потрясенный, смотрю на Юлю - неужели верит?!
- ...да, произошел обрыв питающего шланга, ядовитая жидкость попадает на моего напарника... он погиб... на месте... умер в муках... на моих руках, его похоронили. Отличный был парень. Мне тоже досталось. Меньше, чем моему другу, но все же...
В заметном волнении Юля берет меня за руку. Я отстраняюсь.
- Подожди, - говорю я, - не сбивай меня. Давно нужно было все рассказать.
- Ты ждал удобного случая, - подсказывает Юля.
- Наверное. Топливо попало мне на правую ногу. - Я задираю брючину и показываю красное пятно - след из далекого детства. Когда-то я варил банку сгущенки и опрокинул на себя кастрюлю с горячей водой.
- На ноге рана почти зажила, - говорю я. - Кроме того, ядовитое топливо попало на мне на голову. С головой пока плохо. Доктора говорят, что ожог кожи на голове затянется через год. Но пока что мне больно дотрагиваться до головы.
Говорю и слушаю себя как бы со стороны. Мой загнанный в угол мозг услужливо подсказывает оправдательные ходы, которые в нормальных условиях я ни за что бы не нашел. Мне остается только пользоваться этим, презирая себя и не ведая, что из этого получится. Одна надежда на то, что Юле захочется поверить моему трепу.
- Какие доктора? - спрашивает Юля.
- Вот видишь, ты и этого не знаешь! Да, Юля, каждую неделю мне приходится ходить к врачам, проходить курс лечения. Меня лечат лазером. От этого волосы кажутся неживыми, но это мои волосы. Как ты могла подумать, что я ношу парик!?
- Прости, я не знала.
- Мне кажется, ты просто ищещь повод расстаться. Если не хочешь со мной встречаться, так прямо и скажи. Я понимаю, кому хочется иметь с не вполне здоровым человеком!
Юля вновь берет меня за руку и больше уже не выпускает. К горлу подкатывает комок.
- Юля, я так тебя люблю! Не знаю, переживу ли я наше расставание, - говорю я.
Она бросается в мои объятия. - О каком расставании ты говоришь! Я тоже тебя люблю!
- Ты не уйдешь от меня? - спрашиваю я.
- Не уйду.
- Юля, любимая, даю слово, клянусь, - говорю я, утирая слезу. - Если через год не выздровлю, то сам уйду от тебя.
- Молчи, молчи. Мы никогда не расстанемся. Ты обязательно вылечишься. Я подожду. Сейчас пойдем ко мне. Родителей нет дома. Дедушка давно спит.
Я соглашаюсь. Она и я понимаем, что сегодня случится что-то важное, что изменит нашу жизнь.
Часть 20. Атака на свадьбе.
Стою голый в ванной под сильной струей воды. Апланта лежит рядом.
- Юля, любовь моя, прости меня, подлеца, за обман!
Брызги летят в разные стороны. Я разговариваю сам с собой:
- У меня не было другого выбора. Про апланту я пока не могу тебе сказать. А без нее я не смог бы овладеть тобой. Теперь ты моя. Я победил! Есть чем гордиться. Мне удалось выторговать у тебя целый год! За год я обязательно что-нибудь придумаю с аплантой. Я умный, и что-нибудь обязательно придумается.
Выключаю воду. Вытираюсь. Глядя в зеркало, наклеиваю апланту. Широко улыбаюсь своему отражению в зеркале. Ненавижу себя. Мне жаль Юлю. Она слишком доверчива. На ее месте я бы ни за что не поверил в историю с аварией при заправке ракеты. "Жалко девчонку", - цинично думаю я.
Мы увидимся с Юлей завтра. Мы должны пойти в театр Вахтангова. В этом театре я еще не был.
* * *
Сегодня день моей свадьбы. Я женюсь на Юле. Родители Юли хорошие, но очень занятые люди. Так совпало, что их направили в командировку, и на свадьбе их не будет. Жаль. Родственники невесты будут представлены одним дедушкой. Дедушку зовут Зурабом, хотя он русский. Ему под восемьдесят лет. Последний месяц Зураб провел в больнице. С ним я еще не знаком.
Со стороны моих родственников будет сестра с мужем Борисом. Мои родители тоже не придут. Мама - из-за плохого самочувствия, папа - из-за мамы. Дело, конечно, не в здоровье. Мама принципиально против нашей свадьбы. Ей не нравится Юля. Мама считает, что я "рублю сук не по себе", что Юля "не моего поля ягода" и что "счастья у нас не будет, и мы скоро разбежимся в разные стороны". Я не хочу ее слушать.
Не хотят приходить на свадьбу - и не надо. Я даже рад. Мои родители со своими деревенскими привычками не вписываются в общество, к которому теперь я принадлежу. Да, стесняться своих родителей - большой грех. Больший, чем стесняться самого себя. Но думать об этом сейчас мне некогда. Подумаю как-нибудь после.
Скучно не будет. К свадебному столу приглашены все Юлины сокурсники по театральному училищу. Свидетелями, естественно, выступают Света и Макс. Вместо Светы я хотел видеть Милу со своей работы, но она отказалась.
После регистрации в загсе, игнорируя традиционные посещения смотровой площадки на Воробьевых горах, моста у Храма Спасителя с вывешиванием на его ограждении замка и выбрасыванием ключа в Москва-реку и прочее, прочее прямиком едем в Большой Николопесковский переулок, на Юлину квартиру, где уже накрыт стол.
За столом человек двадцать уже изрядно подвыпивших незнакомых молодых людей и Юлин дедушка. На удивление, Зураб молодо выглядит. Он строен и красив. Копна седых волос и орлиный нос делают его похожим на грузинского князя. Зураб мне понравился с первого взгляда. Надеюсь, я ему тоже.
Зураб берет на себя роль тамады и отлично с ней справляется. Тосты за здоровье молодых, обязательное "горько" с затяжными поцелуями он умело чередует шутками, анекдотами. Своевременно организует перерывы для танцев. Когда все надоедает, Зураб затевает концерт. Гости по очереди берут гитару и поют или что-нибудь декламируют. Некоторые поют под аккомпанемент Зураба на старинном рояле. Все выступают охотно и профессионально. Очередь доходит до Бориса. Борис не отказывается, хотя я заранее просил его не петь. Краснея за родственника, выхожу на кухню. Оттуда слышу приглушенный голос Бориса. Естественно, в своей оригинальной интерпретации он выдает своего любимого поручика Голицына, которому "не нужна ля-ля-ка". Борис умолкает. "А сейчас минута позора", - мелькает у меня в голове. Но раздается взрыв аплодисментов. Возвращаюсь в комнату. Выступление Бориса очень понравилось гостям. Борис переплюнул всех, кто выступал до него. Можно сказать, мент утер нос профессионалам! Впрочем, в этом нет ничего удивительного. Как однажды сказала Юля, "чем тупее человек, тем ярче он может проявить себя в искусстве".
Зураб предлагает "свернуть концерт и размять косточки танцами". И только Макс не может угомониться. Пьяный, он бегает вокруг стола и требует "песню жениха".