- Ксеня, пойдем, поговорим! – сказал он, и я беспомощно посмотрела на Илью.
Муж мой усиленно делал вид, что не слышал брата, и не видел меня.
- Мы только поговорим, и вернемся, - зачем-то сказала я и поднялась.
Когда мы с прихрамывающим Никитой выходили из избы, послышались реплики о том, что нам действительно есть о чем переговорить, и что неплохо бы было при этом разговоре присутствовать Илье. Никита увел меня за дом, сел на лавочку и закурил. Я немного пораздумывала, но все же села рядом.
- Ты же меня не забыла? – спросил Никита.
Я занималась поиском доступной для нервного выдирания травки.
- Не забыла… - сам себе ответил Никита, - Тогда зачем?
- Что – зачем? – переспросила я, на самом деле понимая, о чем он.
- Зачем за Илюху выскочила?
- Он любит меня… - кажется, я все же сказала это.
Никита только поднял бровь. У меня загорелись щеки.
- Ты моя, Ксеня, - наконец услышала я.
«Мое сердце остановилось, отдышалось немного и снова пошло».
- Уже нет… - выдавила я.
- Ты моя! – Никита схватил меня за плечи, - Моя, моя! – кричал он.
Я понимала, что от этого разговора теперь можно спастись только бегом, но вырваться не могла и не хотела.
- Так получилось, Никита! – заглядывая ему в глаза, я с наслаждением называла его по имени. – Так получилось, понимаешь ты?
- Не получилось ничего! Так нельзя! Ты моя!
- Нет, Никита, теперь не твоя, - казалось, что сейчас с моим сердцем случится разрыв, - Не сложилось… Ничего теперь не поделаешь…
- Не сложилось? Ты так это называешь? Не сложилось? А я это назвал бы по-другому…
- Как? – может быть я и не задала этого вопроса.
- Предательство, Ксеня…
- Предательство? Ты же умер! Понимаешь? Не было тебя! Совсем вообще нигде не было! – мне было страшно говорить это, но обвинения Никиты были еще страшней, - Поминки были, вот за тем же столом, что сегодня сидели! Крест стоит в Прямухино, сходи, глянь!
- Но меня-то нет под тем крестом! – снова закричал Никита.
- Я и говорю – нигде тебя не было…
В конце концов, я разрыдалась, с трудом вырвалась от Никиты и уговорила Илью уехать домой.
«6»
- Получается, что зря Никитка не погиб… - сказал спустя пару недель после возвращения брата домой Илья.
Он сказал это, глядя в окно, за которым куцый снежок пытался навести зимний порядок. Я же, мгновенно забыв, зачем открыла холодильник, замерла от злой рассеянности. Потому что Илья был вроде как и прав.
- Чего ты говоришь-то? – шепотом спросила я, захлопывая дверцу холодильника. – Как это зря?
- А сама не знаешь, как это? – не поворачивая головы, переспросил Илья.
Я понимала. И от этого неприятно заскребло на душе чьим-то мерзким коготком.
- Или, может быть, зря, что я есть… - пожал плечами Илья.
Он наконец посмотрел на меня.
- Что ты хочешь сейчас? Чтобы я сказала, что все супер? Что мне уже по барабану на Никиту? Или на то, что я не дождалась его? Что ты хочешь от меня? – нужно было молчать, но я говорила это.
- Если бы я знал, Ксень, что он жив…Я бы никогда…
- Ты с ним не виделся больше?
- Нет…
- И не надо, давай вообще уедем? – я надеялась, что Илья поймет – встречи с Никитой разобьют мне сердце.
И мы решили уехать. Куда угодно, только бы подальше от того человека, которого мне больше всего на свете хотелось видеть, ждать, любить.
Решить было легче. На деле оказалось, что учебный год, безденежье, страх и любовь не позволяют мне покинуть Прямухино.
До лета мы дотянули. Никиту я не видела, хоть и подстраивала наши встречи, как бы невзначай. Но небеса видимо хранили его от этих встреч. Мы разминались у магазина, я опаздывала на тот автобус, в котором ехал Никита, заболевала, когда Илья решался, наконец, съездить к родителям, с которыми жил его брат.
Во время своего летнего отпуска у нас погостила немного Олеся. Она горела желанием увидеть Никиту. Развести нас с Ильей. И выдать меня замуж за его брата. Я твердила ей, что это невозможно. Потому что не для того я выходила замуж, чтобы разводиться. Потому что просто нельзя построить счастье на несчастии.
Олеся возмущенно качала головой, но не спорила. Наверное, поняла, наконец.
Потом она уехала, и я заскучала. Такая тоска охватила, казалось, что от нее даже умереть можно. Как будто жизнь из души тянула. И тогда я отправилась к своей родственнице – Еве. Когда-то мы общались с ней тесно, потом я потеряла интерес к дружеским посиделкам, а теперь, спасаясь от своей тоски, снова захотелось с кем-то поговорить.
Я плакала и жаловалась на жизнь, отпивая понемножку из стакана водку, так что к вечеру тоска почему-то стала глобальней, тело стало существовать отдельно от хозяйки, а голова работала только в одном направлении – хотелось увидеть Никиту.
- Я понимаю, что Илья надежный, любящий, что с ним я – за стеной каменной. Но если не мой это человек, то будь он, хоть ангелом, что я поделаю? Ну не мой он. А когда твой, то уж пусть там разное может быть, понимаю, что и не идеал, и трудно с ним, но – мой. И тогда уже все преодолеешь, с другим настроем тогда вообще жить будешь. Как мне не хватает этого ощущения покоя, когда душа уже не рвется никуда потому, что уже нашла причал свой. Но – невозможно. И горько так. Но с другой стороны – без этой-то горечи уже и пресно. Реанимацию как проводят? Шоком. Вот и мне, чтобы жизнь не угасала, нужна реанимация. Шоковой любовью. Я эту свою любовь к Никите ни за что и ни на что не променяю, потому что без нее уже и я - не я буду. Но как же хочется все исправить! Ведь так плохо! И ему еще хуже. Как он бедный мучается! Эх, можно бы было жизнь назад отмотать! – последние слова заставили меня крепко задуматься.
Кажется, в моей жизни уже было когда-то что-то подобное. С возвращением назад.
- Как это ты все понимаешь про любовь? – отвлекла меня от размышлений тоже захмелевшая Ева, - Может, ты себе сама придумываешь? Или так – по привычке все думаешь, что Никиту любишь?
- Не знаю, мне не объяснить. Просто он – это мир, это все. Понимаешь?
- Нет, - честно призналась Ева, - у меня такого не было.
А потом меня охватило такое жгучее желание увидеть Никиту, что, не слушая уговоров Евы и своей совести, я постучала в окошко дома, в котором жил мой любимый. Может быть, он почувствовал, что это я, а может быть, просто повезло, но на мое счастье, на крыльцо вышел именно Никита. Он стоял на верхней ступеньке, сложив руки на груди, а я смотрела на него снизу, и мне казалось, что слышала, как бьется его сердце.
Я не помню, как поднялась к нему на крыльцо, но тепло его щеки, в которую я уткнулась лбом, мне уже не забыть никогда.
- Мне без тебя трудно, - прошептал он.
- А мне без тебя – никак, - тоже шепотом отозвалась я, - никаких красок, никаких звуков – ничего. Душа как слепая и глухая.
- Что дальше-то, Ксень?
Если бы я знала!
Мы постояли еще немного, потом я решила вернуться к Еве. Уговорив Никиту не провожать меня, я прошла мимо дома родственницы, за деревню и направилась к черному плесу. Потому что вспомнила, что кто-то рассказывал мне, что, если донырнуть до плоского камня, лежащего на дне плеса и загадать желание, то оно непременно сбудется. И, кажется, даже у кого-то получилось. На берегу я потопталась в нерешительности – лето солнцем не баловало, и вода в Осуге была еще холодной. Но возвращаться в свою тоску не хотелось еще больше, чем мерзнуть в реке. Поэтому я как была, в одежде бросилась в плес. От холода перехватило дыхание, но я заплыла на середину, вскрикнула: «черный плес, помоги!» и нырнула. С первого раза нырнуть глубоко не получилось, но я каким-то невероятным усилием успокоила дрожь в теле и страх в душе, вдохнула глубоко и скрылась под водой снова. Зажмурившись, я устремилась к заветному камню, и невероятно, но мои пальцы дотронулись до него. В этот момент я успела подумать: «Хочу вернуться в свое прошлое».
Последнее воспоминание о том вечере – я мокрая, холодная и несчастная вернулась к Еве. А потом все потонуло в потоке слез.
Часть третья.
С утра чуть ли не впервые за июнь на землю смотрело ласковое солнышко. В кусте сирени распевала радостные песенки невидимая птичка. Ксения еще некоторое время полежала с закрытыми глазами, надеясь, что птичий щебет за окном – тоже сон, но, убедившись, что проснулась окончательно, она нашарила под подушкой мобильник и, с трудом разлепив веки, посмотрела на монитор. Там значилась привычная для пребывания в Богданово надпись «нет связи», и ниже «16.55».
- Ничего себе поспала! – удивленно шепнула Ксюша и села в кровати.
Послушав еще неугомонную птичку, она зевнула и решилась, наконец, встать. Увидев себя в зеркале старого шифоньера, Ксения обнаружила, что за ночь у нее отрасли волосы. Из стрижки они превратились в локоны ниже плеч. Но Ксюша понимала, что такое невозможно. Она растерянно оглянулась. Увидела на столе ноутбук, открыла крышку, надавила кнопку включения. Через пару минут она уже просматривала рабочие папки своей турфирмы. Потом нашарила в сумке свой паспорт, нашла нужную страницу и с облегчением увидела штамп о разводе с Виктором.
- Ну не могло же мне несколько лет присниться! – растерянно проговорила Ксения, накручивая прядь волос на палец.
Она торопливо оделась и помчалась к Еве.
- Я у тебя вчера была? – спросила Ксения у родственницы вместо приветствия. – Что было?
Ева иронично заметила, что пить все же надо меньше. Ксения охотно согласилась, но допрос учинила с пристрастием, из которого выяснила, что вчера она пришла к Еве мокрая до нитки, напилась, разоткровенничалась о своей любви к Никитке, и отправилась глубокой ночью спать домой, пообещав, если не дойти, то доползти. Ксюшу все это немного успокоило, но на всякий случай она еще поинтересовалась, не было ли разговора еще и про Илью. Ева удивленно покачала отрицательно головой и поинтересовалась, причем тут собственно Илья.
- Ты не представляешь, какое счастье, что ни причем! Мне тут просто сон приснился. Я его за настоящее приняла. Вот и все. Хоть и очень все реалистично было в нем, и плохо. Хорошо, что это только сон был. Но он мне показал многое. Самое главное я теперь поняла.
- Не поделишься самым главным-то? – полюбопытствовала Ева.
- Не знаю, как для других, для меня главное. Если что-то не получилось, не случилось, если не удалось получить что-то очень желаемое, то, значит, что оно было не самом деле, или не нужно вовсе, или просто все сложилось бы ужасно в итоге. Понимаешь? «Никогда ни о чем не жалейте вдогонку». Если не сложилось, значит, так и надо. Не надо переправлять ничего, ни в какие плесы нырять, никаких желаний не надо. Там, - и Ксения показала пальцем наверх, - Там знают лучше нас, что и как устроить надо. Теперь я знаю. И слава Богу, что плес никаких желаний не исполняет. Вот так!
- Да, пить тебе нельзя, - мрачно проговорила Ева.
- Не бери ты в голову! – засмеялась Ксения.
Она понимала теперь, что не было в ее жизни поворотов не туда, непоправимых ошибок и несбывшихся желаний. Просто все всегда идет лучшей из дорог, пусть иногда и кажется, что могло бы быть еще лучше. Она отпустила свою боль и обиду на жизнь и на себя. И почувствовала, что жить прекрасно, а любить – еще лучше, потому что любящей душе и светлей и теплей, и вообще – «любовь, это сердце всего»… Иногда конечно ее царапала мысль о том, что не может присниться сон, вмещающий в себя несколько лет, и плес действительно переносил ее во времени. Но потом в одной из купленных в Прямухинском храме книг она прочла, что у Бога все возможно, даже то, что невозможно. И поверила в это.
В сентябре Ксения приехала догуливать в Богданово несколько дней, оставшихся от отпуска. И почти сразу, неожиданно встретилась с Никитой. Она увидела его издалека и почему-то испугалась. Может быть, если бы была возможность разминуться с ним, она бы ей воспользовалась. Но разминаться на деревенской улице негде.
- Привет, Ксеня! – с улыбкой произнес Никита, поравнявшись с ней.
- Привет, - ответила она, стараясь тоже улыбаться.
- Как жизнь?
- Отлично, - соврала Ксения, пожимая плечами.
- Ну, тогда пойдем, прогуляемся, что ли… - наклонив голову набок, предложил Никита.
Конечно же, Ксюша согласилась, хоть и удивилась неожиданному предложению Никиты. Такого с ним никогда не случалось. Уже позже она узнала, что он перешел в наступление, узнав от Евы о Ксюшиных чувствах. Конечно, на Еву следовало бы обидеться за болтливость, если бы не положительный результат. Ведь прогулка закончилась чудесным поцелуем. Но это было только начало общей истории Ксении и Никиты.
сентябрь 2013
д. Богданово