- Моя тоже не хочет уезжать. Не слушает. Никакой, брат, дисциплины не соблюдают наши моряцкие женки, - засмеялся комиссар.
- На рейдовом посту связи поднят сигнал воздушной тревоги! - доложил вахтенный сигнальщик.
Над заливом разнесся ноющий вой сирен и сиплые гудки стоящих в порту пароходов.
Шестаков сдвинул на затылок фуражку, поднес к глазам бинокль и направил его в небо. По светлому, еще не тронутому загаром лицу командира пробежала суровая тень. Брови сошлись над переносицей, образовав одну изогнутую черную линию.
- Летают, гады, - процедил сквозь зубы Стрельник. В его черных, живых глазах сверкнула ненависть. «Погодите, доберемся мы до вас», - думал он, вглядываясь в далекую черную точку.
- Высоко идет, - сказал, ни к кому не обращаясь, Шестаков. - Разведчик.
На мостике снова воцарилась тишина.
Все, кто находился в это время на верхней палубе, запрокинув головы, смотрели в небо. Там, на большой высоте, вспыхивали, медленно тая, белые облачка снарядных разрывов. Это береговые батареи вели огонь по вражескому воздушному разведчику.
«Туман» вышел в Кольский залив. Эта дорога в морские дали кораблю знакома. По ней не раз приходилось ему, простившись с Мурманском, уходить на рыбный промысел в далекую Атлантику. Ведь сторожевой корабль «Туман» еще совсем недавно был мирным рыболовным траулером. Вероломное нападение фашистов на нашу страну и серьезная опасность, нависшая над Родиной, потребовали вместо приспособлений для ловли трески и пикши установить на траулере боевое оружие. На верхней палубе «Тумана» поставили две сорокапятимиллиметровые пушки: одну на корме, другую на носу. На мостике по обоим бортам установили пулеметы, а у самого среза кормы была смонтирована аппаратура для постановки дымзавес. Здесь же устроили стеллажи для глубинных бомб. Переоборудование шло быстро. Постоянные воздушные тревоги подгоняли людей. Не отдыхая ни минуты, трудились рабочие судоверфи. Задание военного командования было выполнено досрочно - флот получил еще один боевой корабль.
Да, дорога в море кораблю знакома, но цель похода теперь другая. И люди, что стоят на мостике и в машинном отделении, не те. Мастеров высоких уловов сменили военные моряки. Вместо сетей и рыбной тары на палубе ящики со снарядами и дымовые шашки. Мирный корабль-труженик стал кораблем-воином.
Экипаж «Тумана» укомплектовали за несколько дней. Время горячее - дорога каждая минута. Это хорошо понимали моряки. День и ночь шли тренировки на боевых постах. Урывками, по три-четыре часа в сутки, выкраивали время для сна. Нужно было как можно скорее и лучше изучить свои заведывания, подготовиться к работе в сложных условиях боевых походов. Люди пришли сюда с разных кораблей. Требовалось добиться слаженности расчетов и команд, четкой и дружной работы всего экипажа.
И вот - первый поход.
Красивы полярным летом берега Кольского залива. Крутые склоны, поросшие мелким ярко-зеленым кустарником и густыми зарослями черники, перемежаются с серо-стальными громадами голого камня. Островерхие сопки отчетливо выделяются на фоне синего северного неба. В тихий солнечный день сочетание этих цветов радует глаз. Суровая природа, этот взыскательный самобытный художник, не пожалела красок, чтобы создать строгие живописные картины. Сколько в них простоты и величия! Не за это ли так любят моряки-североморцы свой родной Заполярный край, который им поручено защищать.
Залив спокоен. В голубовато-бледный цвет окрашена вода. Это, видимо, небо, отражаясь в заливе, отдает ему свою голубизну. Лучи солнца, падающие под косым углом на зеркальную поверхность воды, заливают все вокруг ослепительно ярким светом.
Мерно отстукивая такты, ритмично работают машины. С легким шумом разбегаются от винта буруны волн. Разрезая острым форштевнем застывшую водяную гладь, корабль выходит на широкий плес залива.
- Сигнальный пост запрашивает позывные! - слышится доклад вахтенного сигнальщика Сергея Жиленко. Он то и дело поправляет каску, низко сползающую на лоб. Широкое, скуластое лицо матроса кажется совсем круглым. «После вахты обязательно заменю», - сердито думает Жиленко и снова, в который уж раз, поднимает козырек каски.
- Поднять позывные! - тихим голосом приказывает лейтенант Леонид Александрович Рыбаков, старший помощник командира корабля.
Молодому офицеру досталась первая вахта. Первая на корабле и первая в его лейтенантской жизни. Леонид Рыбаков недавно из училища. Он только что прибыл на Север. Окончив учебу с отличием, Рыбаков имел право выбрать для прохождения службы любой флот, но решил начать свой морской путь на самом молодом - на Северном.
- Так завещал мне отец, - заявил училищной комиссии Леонид Рыбаков.
Родился он в Сормове в семье потомственных капитанов-волгарей. Отец Рыбакова в годы гражданской войны был командиром вооруженного парохода «Ольга», входившего в состав Волжской военной флотилии, и участвовал в боях против колчаковских банд. В двадцатых годах отцу Рыбакова довелось вместе с другими красными военными моряками прокладывать первые пути в ледовые просторы Карского и Баренцева морей. И то, что не успел сделать отец, осталось в наследство сыну.
Леонид Рыбаков был верен заветам отца. В 1936 году по комсомольской путевке молодой токарь завода «Красное Сормово» ушел добровольцем на флот и стал курсантом Военно-морского Краснознаменного училища имени М. В. Фрунзе.
Незаметно прошли годы учебы. Влюбленный в море, Рыбаков весь отдался флотской службе. Грезил походами, мечтал о далеких плаваниях.
И вот он на мостике боевого корабля.
Слева, над самым берегом, вспыхнули белые дымки разрывов зенитных снарядов. Они хорошо видны на подсиненной парусине неба. Стрельбы не слышно. Батарея находится где-то за сопками. Ее залпы заглушает шум корабельных машин.
- Это над аэродромом, - рассуждает про себя Рыбаков, наводя бинокль в сторону порябевшего небосклона. - Опять, наверное, разведчик.
- Усилить наблюдение! - приказывает он вахтенному сигнальщику.
А в это время в каюте командира Шестаков и Стрельник обмениваются первыми впечатлениями о походе.
- Ну что ж, как говорят, лиха беда начало, - весело говорит комиссар.
- Да, первые мили пройдены, - оживленно вторит ему командир. - Люди наши мне нравятся. Крепкие парни, знающие.
- Да, такие не подведут, - соглашается Стрельник и озабоченно предлагает:
- Я думаю, Лев Александрович, партийно-комсомольское собрание надо провести поскорее. Что, если послезавтра?
- Послезавтра, говоришь? - командир задумался. - Принимаем боезапас... Полную норму. Боюсь, не управимся. Может, завтра?
- Что ж, еще лучше. Собрание проведем минут за двадцать, по-боевому. - Стрельник встал, но каюта была слишком мала, и он снова сел на диван.
Сквозь открытый иллюминатор донесся нарастающий гул самолетов.
- Юнкерсы! - Шестаков первым бросился к выходу.
Когда командир и комиссар выскочили на верхнюю палубу, пулеметчики уже вели огонь по самолету, внезапно появившемуся из-за скал.
- Правее! Правее! - кричал лейтенант Рыбаков, не отрывая глаз от бинокля. - Еще правее! - и он поспешил на левое крыло мостика к пулеметчикам. Но было уже поздно. Промчавшись почти над самыми мачтами, самолет скрылся за многогорбыми сопками. С «Тумана» он наблюдался всего лишь несколько секунд.
- Эх, упустили фашиста! - сказал, обращаясь к пулеметчикам, Рыбаков. - А как низко шел, - и он огорченно махнул рукой.
Артиллеристы «Тумана» даже не успели открыть огонь. На кормовом орудии снаряд так и остался в руках у заряжающего Тимофея Мироненко. Досылать его в ствол было уже поздно. Цель скрылась.
- Разве так подают снаряды! - выговаривал командир кормового орудия старшина 2-й статьи Дмитрий Егунов подносчику Петру Ефанову. Его светло-серые глаза блестели холодной сталью. - Тут, Ефанов, некогда прохлаждаться, каждая секунда на вес золота. Быстрота и разворотливость! Одна нога здесь, другая - там. Вот так! - И старшина, ловко схватив из ящика снаряд, быстро подбежал к пушке. - Заряжай! - крикнул он и снова обратился к Ефанову: - А ты? Будто не завтракал сегодня. Медленнее черепахи двигаешься. Так воевать нельзя!
К артиллеристам подошел комиссар Стрельник.
- Правильно, Егунов, так воевать нельзя. Фашисты ждать не будут, пока мы в них стрелять соберемся. Скорость самолета вон какая. Опоздать на секунду - значит упустить врага. А он за это время по кораблю бомбами ударит.
- Уж очень мала она, эта самая секунда, товарищ комиссар, - сказал Мироненко, щурясь от яркого солнечного света. - Никак ее и не поймаешь. Моргнул глазом - вот тебе и секунда!
Заряжающий говорил тихо, не спеша, мешая русские слова с украинскими. Стараясь, чтобы его лучше поняли, сопровождал свою речь жестикуляцией. Руки у него были подвижные, как у дирижера.
- Это верно, Мироненко, - улыбнулся комиссар. - Давайте посчитаем, займемся немного бухгалтерией.
Матросы недоуменно переглянулись. Но старшина Егунов, видимо, догадался, о чем пойдет речь. Его румяное лицо расплылось в широкой улыбке.
- Какова средняя скорость современных самолетов? Ну, вот хотя бы того, что сейчас пролетел? - начал комиссар.
- Около шестисот километров, - ответил раньше других старшина Егунов.
- Значит, шестьсот километров в час? - повторил Стрельник. - А если перевести в минуты?.. Ну, кто быстрее подсчитает?
- Десять километров в минуту! - выкрикнули одновременно несколько голосов.
- А в секунду?
Наступило короткое молчание.
- Около ста семидесяти метров, - подсказал комиссар. - А теперь посмотрим, какова ширина залива в том месте, где мы сейчас идем.
- Не больше двух километров, - робко произнес молчавший до сих пор Ефанов.
- И сколько же времени потребуется самолету для того, чтобы пролететь над заливом, обстрелять нас и сбросить бомбы? Оказывается, всего лишь около десяти секунд. Представляете себе, что это такое? Не успеешь до двадцати сосчитать - и десять секунд пролетели. Понятно?
Никто не проронил ни слова.
- Вот, товарищи, что такое для нас с вами секунда. Ну как, Мироненко?
- Вроде бы ясно теперь, что она за птичка-невеличка, эта секунда.
- Запомните это, товарищи. Мы обязаны научиться действовать так, чтобы с толком использовать каждую секунду. От этого будут зависеть наши победы в боях, - комиссар оглядел обступивших его моряков и укоризненно покачал головой: - А что получилось сейчас? На секунду опоздал наблюдатель, на две - подносчик, на три - заряжающий... А самолет за это время успел пролететь над кораблем. А как низко шел! Чуть за мачту не зацепился. Влепить бы ему как следует, чтоб другим неповадно было. А мы упустили... Так воевать нельзя, моряки!..
В полдень «Туман» вошел в главную базу флота - город Полярный. Екатерининская бухта, на берегу которой в тридцатые годы вырос этот новый заполярный город, похожа на огромную, сделанную из серого гранита чашу, заполненную водой. Высокие, почти отвесные берега с трех сторон окружают бухту, защищая ее от северных и северо-западных холодных ветров, дующих из арктических ледяных пустынь, и крутых волн, приходящих с широких просторов штормового Баренцева моря. С юга отроги скал не так высоки. Большими лестничными уступами они опускаются к воде. На них и построен город Полярный. Суровая северная природа отступила перед волей и силой советского человека. На голом камне среди скал выросли многоэтажные дома. Над бухтой засияли огни жизни. Город был полон детских голосов, музыки, песен, простого человеческого счастья. Был... А сейчас он тих, суров, насторожен, как и все наши прифронтовые города.
«Туман» обменялся сигналами с рейдовым постом и ошвартовался у причала, рядом с другими сторожевыми кораблями своего дивизиона.
Полдень. Обед. В кубрике шумно. Слышатся шутки, смех. Моряки - веселый народ.
- Наш кок всегда бьет прямо в цель. Снайпер! - аппетитно уплетая борщ, говорит котельный машинист, весельчак и балагур Александр Косач.
- Уж Ваня Жмыхов не промахнется! - от удовольствия причмокивая толстыми губами, добавляет Сережа Жиленко.
- Это верно. Не то что некоторые мазилы артиллеристы, - весело улыбаясь, хлопает по плечу Тимофея Мироненко Саша Пелевин.
Тот не оправдывается, только виновато разводит руками.
- Ну, как борщ? - вбегая в кубрик с бачком в руках, спрашивает кок Иван Жмыхов. Тонкий, щупленький, с бледным лицом, он совсем не похож на того традиционного кока, каких обычно изображают в книгах и на сцене.
- Добавочки бы, - отодвигая в сторону пустую миску, еле слышно просит Петр Ефанов, вытирая рукавом парусиновой робы блестящий от пота лоб.
- А снаряды кто за тебя подносить будет? И так еле ноги волочишь, - подтрунивает его приятель Александр Косач.
Дружный смех внезапно обрывает сигнал боевой тревоги. Кубрик мгновенно пустеет.
Проходит минута. Утихает перестук каблуков по палубе. На мостик один за другим поступают доклады:
- Кормовое орудие к бою готово!- Пулеметные расчеты к бою готовы!
- Носовое орудие к бою готово!
Все замерли на своих местах. Заряжающие держат наготове снаряды, чтобы в одно мгновение послать их в казенник.
Прошла еще минута.
Громкий голос разрывает тишину:
- По самолетам противника, огонь!
Над кораблем стоит гул и треск. Огонь ведут пулеметчики и артиллеристы. Стреляют рядом стоящие корабли и береговые зенитные батареи. Где-то недалеко ухают разрывы фугасных бомб.
Сквозь этот беспорядочный грохот все явственнее слышится завывающий шум самолетных моторов. Взоры всех устремлены в сторону моря. Оттуда, подойдя на большой высоте, пикируют поочередно три бомбардировщика с крестами на крыльях. Свой удар они нацелили на корабли.
Командир орудия Егунов, резко взмахивая рукой, командует:
- Огонь!.. Огонь!.. Огонь!..
Один за другим гремят выстрелы. Непрерывно щелкает замок пушки. Быстро и четко работает подносчик Петр Ефанов. Снаряды мелькают в его руках. Куда только девалась его неповоротливость. Легкими и ловкими стали движения. Рукава у тельняшки закатаны выше локтя. Пот крупными каплями катится по лицу. Каска сдвинута на затылок.- Давай, давай, Тима! Жми! - кричит он заряжающему Мироненко, подбегая с очередным снарядом.
Вражеские самолеты проходят над кораблями. Рев моторов нарастает со скоростью падающей лавины. Слышится противный визг летящих бомб. Грохочут взрывы. Водяные столбы, опадая, заливают палубу «Тумана».
- Горит! Смотрите, горит! - кричат сразу несколько человек.
Черная машина, медленно снижаясь, уходит за дальнюю гряду темнеющих на горизонте скал. За самолетом, расширяясь и тая, тянется черный хвост дыма.
Налет врага отбит.
Кто подбил фашиста? Этот вопрос долго обсуждают моряки, собравшись после боя на верхней палубе. Спорят. Доказывают. Шумят.
- В конце концов, не все ли равно - кто? Важно - одним фашистом меньше! - говорит боцман Александр Саблин и тут же, приказав своим подчиненным Филиппу Марченко и Михаилу Терехину: «Скатить верхнюю палубу! Навести порядок!» - поднимается своей неторопливой походкой «вразвалочку» на шкафут.
Оттуда он переходит на полубак, заглядывая во все уголки, а через минуту его широкая, чуть сутулая спина уже маячит на корме:
- Ящики расставить аккуратней! Убрать все лишнее!
Закрывшись в каюте, командир и комиссар обсуждают детали предстоящего похода. Они только что вернулись из штаба дивизиона. Корабль получил срочное задание.
- Возглавлю группу я, - предлагает Стрельник.
- А может, Рыбакова пошлем? - спрашивает командир. - Парень он молодой, энергичный. Сам рвется в бой.
- Это наше первое боевое задание. И я, как комиссар, должен идти непременно.
Командир согласился:
- Хорошо. Людей отбирайте сами, Петр Никитич.
- Я думаю взять добровольцев.
- Не возражаю.
Шестаков вызвал к себе дежурного по кораблю.
- Передайте сигнал:
«Корабль к бою и походу изготовить!»