"Пусть тот п_о_д_а_в_и_т_с_я заздравным кубком, кто тебе зла желает!" — вскричал князь Зубцовский, оборачивая осушенный им кубок на свою голову.
— Постой-ка, посторонись, князь! — сказал Туголукий, обращая лукавые взоры на Шемяку. — Не поперхнулся ли князь Димитрий Юрьевич?
В самом деле, Шемяка, занятый жарким разговоров с соседями, поторопился выпить кубок свой и поперхнулся.
Глаза Софии заблистали при намеке Туголукого и нечаянном этом случае.
— Что ты скажешь, батюшка, князь? — спросила она, обращаясь к Константину Димитриевичу.
"Ничего, княгиня-сестрица", — отвечал хладнокровно Константин.
— Нет, не ничего, а явно, что Господь простоте дает разум, а на злодее шапка горит!
"Что за обычай ныне завелся у тебя, княгиня, — сказал князь Тверской, — все толковать о ворогах, когда за трапезою сидят друзья твои и твоего сына!"
— Богу ведомо, князь, нет ли за трапезою Искариота, который лобзает нас иудинским лобзанием.
"Так за чем же стало, тетушка, — сказал Шемяка, вмешавшийся в речь княгини, — подай ему кусок хлеба с солью, а между тем прикажи покамест Ивану Борисовичу спрятать язык подальше".
— Нет ли у тебя лишнего кармана? — спросила София.
"Нет! — отвечал Шемяка. — Впрочем, и не стоит труда прятать такую вещь, которая никуда не годится, которую и на улице не подымет, кто об нее ногою запнется".
— Ох! ты молодежь, молодежь! — вскричал князь Зубцовский. — За что ты вздумал гневаться! Будто не знаешь, что Ивану Борисовичу, как ветряной мельнице, никто не указ: дует ветер — она мелет, хочется ему говорить — он говорит.
"А другие слушают, да подтакивают! — Вот что, князь, нехорошо!"
— Кто же, по-твоему, эти другие? — спросила София.
"Кто? — отвечал, улыбаясь, Шемяка, — на злодее шапка горит…"
— Как! Что ты сказал, князь?
"Ничего: я повторил твои слова, Великая княгиня, тетушка".
— Есть о чем толковать, — подхватил князь Ярославский, предвидя, что София готова была отвечать с гневом. — Топи правду и неправду в вине!
"На дне останется и выскочит", — сказал князь Можайский.
— И глаз выколет! — проговорил князь Зубцовский.
"Кому выколет?" — спросил князь Ярославский, принимаясь за кубок.
— Тому, кто старое помянет! — вскричал Шемяка, поставя на стол порожнюю чару и стараясь придать разговору шутливый оборот.
"Отними же Бог у меня память", — громко вскричал Туголукий, уже довольно пьяный.
Думали опять напасть на него с шутками, желая всячески изменить разговор, беспрерывно принимавший вид неприязненный.
"Что ты говоришь? — вскричало несколько голосов. — Молиться о том, чем уже Бог тебя пожаловал!"
— Коли бы так! — вскричал Туголукий. — Ан нет! вот так все и помнится такое, чего не могу забыть, по вере и правде!
"Еще один кубок Ивану Борисовичу и его желание совершится, — сказал князь Зубцовский, — он все забудет!"
— Здоровье князя Ивана Борисовича! — вскричали многие.
"Его здоровье? Пожалуй!" — сказала София, смеясь.
— Все пьют, кроме князя Василия Юрьевича: только он меня не любит!
"Василий Юрьевич! выпей!" — сказал князь Ярославский.
— Нет! подавится! — вскричал Туголукий.
"Слушай, ты, Тугой Лук, — промолвил с досадою Косой, — помни пословицу: не в свои сани не садиться".
— Ну, что ты его обижаешь, Божьего человека! — вскричал князь Зубцовский.
"Я дивлюсь тому, что вы, князья, не найдете другой речи, кроме глупых слов этого князя Иванушки-дурачка, — отвечал Косой. — Если вы им дивитесь — вас жаль, если над ним смеетесь — его жаль! А ни в том, ни в другом случае, право, не смешно".
— Нельзя ли, брат, уволить нас от твоего совета, — сказал князь Ярославский, оскорбленный словами Косого. — Молоденек еще ты учить других; в наше время, кто был помоложе, тот слушал старших.
"Он считает себя старшим", — сказал кто-то из гостей.
— В чужом доме все моложе хозяина, — подхватил другой.
"Мне кажется, что у многих голов теперь хозяева удалились", — отвечал Косой, озираясь с досадою.
— Слушай, брат Василий Юрьевич, — молвил князь Зубцовский, — непьяному с пьяным не беседа. Отставать от других не надобно.
"И приставать не годится: душа мера; я вам, а вы мне — не указ".
— А если бы тетушка, Великая княгиня?
"Не всякая тетушка матушка, есть и мачехи", — сказал кто-то.
— Что это изволишь ты говорить, князь Василий Юрьевич? — спросила София, вспыльчиво.
"Здесь так много и вдруг говорят, — отвечал Косой, — что я не знаю, о чем ты спрашиваешь, княгиня. Ты не отличила моей речи от других".
— Твои речи всегда так разумны, что их легко можно отличить от других, как галку по полету.
Косой промолчал. Это более рассердило Софию. "Ты уж не изволишь и отвечать мне?" — сказала она.
— Иногда молчание лучше речей, — сказал Косой. "Змеиное твое молчание, — вскричала София, — змея молчит, а только жалит".
— Змея — женщина! — сказал Косой, с гневом бросив вилку на стол. — Не знаю, с чего применять ее к мужчине!
София побледнела от досады. — "Князь! Княгиня!" — вскричали многие собеседники, предвидя и желая утишить бурю. Смятенный шум раздался в палате.
— В самом деле, не думаешь ли ты, князь, что ты старше других в нашей беседе? — вскричала София. — Так я тебе докажу, что я жена твоего дяди и мать твоего Государя!
"Надо мною один Государь — Бог!"
— А отец разве не Государь тебе? — сказал князь Ярославский, у которого все еще не прошла досада, причиненная словами Косого.
"Видно, князь Юрий не отец ему!" — вскричала София, злобно усмехаясь.
— Вернее, нежели твоему сыну мой покойный дядя! — отвечал Косой, не в силах будучи переносить обидные речи тетки.
"Наглая душа! как ты смеешь сказать мне такие непристойные речи?" — закричала София. Косой тронул душу ее за самое больное место.
— Полно, полно — князь, княгиня! — заговорили тогда многие.
"Послушайся друзей, Василий Юрьевич, — проговорил сам князь Ярославский, — за что ты гневаешься? Между друзьями что за перекоры!"
— Вижу, какими друзьями окружен я здесь, князь Александр Федорович: не выдают тетушку в слове, — сказал Косой, отодвигаясь от стола и желая встать со своего места.
"Ты осмеливаешься здесь своевольничать!" — воскликнула София, поспешно вставая.
— Умрем за матушку нашу, Великую княгиню! — закричал Туголукий, поднявшись и стуча в стол кулаком. Многие бояре выскочили из-за своих столов, многие князья также поднялись с места.
— Великая княгиня! Тетушка! послушай — внемли доброму слову! — говорили Константин Димитриевич, князья Тверской и Ярославский, но — тщетно. Среди шуму слышны были угрозы, которыми с разных сторон разменивались бояре и князья. Голос Софии раздавался среди всех: "Крамольник — злоумышленник — злодей!" — восклицала она.
"Умрем за Великую княгиню!" — возглашал между тем Туголукий.
— Заткни ему рот, князь Чарторийский! — сказал Шемяка и обращаясь то к Софии, то к брату старался уговорить их: "Послушайте, тетушка, брат! Побойтесь Бога, постыдитесь людей…"
— Ты думаешь, что я не знаю твоих замыслов? — кричала София, не внемля ничему. — Что я тебя, злодея, за стол-то свой посадила с честными князьями, так ты думаешь, я и отдамся в твои руки?
"Бог с тобой и с твоим хлебом-солью, когда ты ими коришь меня! — воскликнул Косой. — Я не хочу быть твоим гостем — возьми деньги за хлеб, за соль, только не кори! Князья! свидетельствуйте: я ли начал такую позорную ссору?"
— Он! — Нет, не он! — Князь виноват! — Князь прав! — кричали со всех сторон.
"Ты мне заплатишь, князь-голытьба? — вскричала София, вдруг подбегая к Косому. — Да чем заплатишь, ты, князь без поместья? Знаешь ли ты, что только по милости моей и сына моего у тебя есть кусок хлеба, а у твоего отца горшок каши?"
Смятение достигло тогда величайшей степени: шумели во всех сторонах, руки многих падали уже на рукоятки мечей. До сих пор Шемяка старался еще уговаривать, упрашивать. Но когда София упомянула об отце его, он с гневом воскликнул: "Замолчи же, тетка! Сама ты кормишься по милости отца моего! Не смей порочить моего родителя, или — клянусь Богом, не сдобровать тебе с твоими речами!"
— И ты осмеливаешься туда же? — закричала София, обращаясь к Шемяке.
"Прекратите ссору, — сказал Шемяка, опомнившись и снова удерживая гнев свой. — Бог с тобой, тетка: не родная ты нам по плоти, чужая и по душе! Брат! оставим любезную тетушку и добрых гостей ее…"
— Нет! я вас не оставлю! — вскричала София. — Князья, бояре! возьмите меч у князя Василия!
"Княгиня! что ты делаешь! Ты оскорбляешь всех нас!" — закричало множество голосов.
Косой, казалось, был оглушен таким неожиданным решением Софии. Он побледнел, губы его задрожали. Бояре московские не двигались с мест своих.
— Возьмите меч его! — провозгласила София, громче прежнего. — Что вы стали?
"Я посмотрю, кто осмелится подойти ко мне…" — сказал Косой, глухим, задушаемым голосом, обращая кругом пламенные глаза свои.
— Мы не допустим до такого позора! — кричали многие князья.
"Ты посмотришь? Вы не допустите?" — проговорила София и с яростию, быстро, кинулась к Косому, сорвала меч его с цепочки и бросила в сторону!
Действие это было так неожиданно, что все голоса вдруг умолкли; взоры всех, казалось, были очарованы и не могли отвратиться от меча княжеского, загремевшего и звучно упавшего на пол.
— Что это? Что я вижу? — вскричала тогда София, устремив глаза на богатый пояс, бывший на Василии Юрьевиче. — Воровская вещь! Бояре, князья! Узнаёте ли вы этот пояс? Он краденый у моего тестя!
Несколько человек хотели разлучить Софию от Косого — уговаривать было уже поздно: хотели только, чтобы кровавое зрелище не заступило места свадебного пира. Глаза Косого налились кровью, жилы вздулись на лбу его — говорить он не мог — рука его, как будто судорожно, шарила меча, на левом боку, там, где всегда был доселе сей знак его чести… Но София вырвалась из рук посредников, ухватилась за пояс Косого и громко призывала к себе бояр.
Глухой, бешеный смех вырвался наконец из груди Косого. Он оглянулся кругом, на толпу князей и бояр, с презрением смотрел на Софию, которая вне себя от ярости рвала с него пояс слабыми своими руками. "Постой, Великая княгиня, дай мне самому отстегнуть и снять! Отойди на час!.." — закричал он диким каким-то воплем и оттолкнул от себя легонько Софию, которая от этого легкого толчка едва не слетела с ног.
— Отдай пояс, — кричала София, — отдай пояс. Этот пояс был подарен покойному тестю Димитрию Иоанновичу, тестем его, Константином Димитриевичем. Я его знаю — его украли потом, и вот он, вот он, вот он! Наместник Ростовский! узнаёшь ли ты этот пояс?
"Он самый, клянусь всем, что есть святого!" — вскричал наместник Ростовский, едва держась на ногах.
Тут, в неистовстве, вскочил со своего седалища Шемяка. Скамья, на которой сидел он, полетела на пол. И с неописанным свирепством закричал он громко: "Княгиня! еще одно слово и — я клянусь тебе вторым пришествием Господним — ты раскаешься в своем безрассудстве!"
— Он убьет ее! — провозгласили многие бояре и обнажили мечи. Шемяка не внимал ни клика их, ни звука мечей. София не слыхала слов его в запальчивости. Тут высоко поднял Шемяка кубок, перед ним стоявший. "Так, да расточится злоба твоя!" — вскричал он и с размаха ударил кубком об стол: дорогая хрустальная чаша разлетелась вдребезги, кубок согнулся, красное вино, бывшее в нем, потекло ручьями по скатерти. Шемяка бросился к брату, видя уже несколько мечей, на него устремленных. Князья и бояре, многие старались уйти из залы, другие бросились защищать Софью Витовтовну, третьи спешили позвать стражу.
Косой, как мертвец бледный, остановил Шемяку. "Стой, брат! — сказал он, дрожащим, прерывающимся голосом. — Кровь христианская готова обагрить землю. Может быть, мы с тобою стоим в сие мгновение на праге вечного судилища… Если они хотят зарезать нас, как Святополк зарезал Бориса и Глеба — Божья воля!" — Он расстегнул пояс свой и кинул его на стол. "Вот мой свадебный подарок брату Василию!"
— И давно бы так, — сказал князь Зубцовский, — и все бы сладилось. Эх! какой народ… Господи! твоя воля…
"Спорят о мешке, а в мешке ничего нет!" — примолвил кто-то.
Поступок Косого как будто образумил всех. Князь Ярославский, князь Зубцовский, Юрья Патрикеевич стали между Косым и Софьею, которая как будто пробудилась в сию минуту от бешенства сожигающей тело горячки и почувствовала безрассудство, безумие своих поступков… "Ну, ну! кончено, кончено…" — говорила она, отходя в сторону.
— Князь Василий Юрьевич, княгиня, князь Димитрий Юрьевич — полно, полно — что за грех такой… — говорили князья,
"Брат! — сказал Косой, взяв за руку Шемяку. — Князья! — продолжал он, обращаясь на все стороны. — Что это было? Сновидение, или меня кто-нибудь обморочил?"
— Ничего, ничего! Что за пир без побранки! Экая невидаль!
Косой крестился обеими руками. "Меня — баба — обесчествовала — меня — перед князьями! А! голова моя! Ты еще у меня на плечах!" Он сжал кулаки и громко заскрежетал зубами.
— Тише, князь! — шепнул ему Можайский.
"Ну, после рассудим, — говорил Верейский, взяв Шемяку за руку. — Пойдем Димитрий Юрьевич!" Он потащил Шемяку из палаты.
— Что это значит? Куда, князья, бояре? — вскричал Шемяка, вырываясь из рук Верейского. Он взялся за свой меч.
Софии уже не было в палате. Ее уговорили уйти. Пиршество свадебное представляло зрелище страшного беспорядка.
— Ничего, ничего, сладим, помирим! Великое дело: лишнее слово сказано! — говорили князья-старики. — Эдакая Витовтова кровь! — Вот свадебку отпраздновали! — раздавалось со многих сторон.
"Теперь о мире говорить еще нечего, князья. Меня обругали, оборвали, как презренного раба, как колодника на площади! Где меч мой? Отдайте мне меч мой! Разве я пленник здесь, а палата великокняжеская тюрьма моя?"
— Князь Василий Юрьевич, — сказал князь Ярославский, — успокойся…
"Отдай мне меч — я еще не пьян, хоть и крепким вином напоили меня. Неужели вы боитесь отдать мне меч мой? Драться я не стану и — надеюсь, что меня еще не тотчас зарежут".
— Что за речи такие! — сказал Константин Димитриевич. — Мы тебе ручаемся.
"А если у тетушки уже подготовлены убийцы наши, то мы продадим свои головы не иначе, как за полдесятка голов каждую!" — вскричал свирепо Шемяка, положив руку на свой меч и до половины извлекая его из ножен.
— Мы все отвечаем за вашу безопасность! — говорили князья Тверской, Ярославский, Зубцовский, Рязанский. — Пойдем вместе! Кто из бояр и князей московских осмелится противоречить, тот заплатит дорого!
Бояре сих князей и спутники Косого и Шемяки сдвинулись в одну толпу. Юрья Патрикеевич, представлявший самое жалкое лицо во время ссоры, выступил вперед и говорил, что князья могут быть уверены в своей безопасности. — "Огня! Пойдем!" — раздались голоса князей. Косому подали меч его. Все князья и бояре оставили палату.
"Ну, уж было дело!" — сказал князь Рязанский Тверскому.
— Вот чему дивишься! — отвечал Тверской. — Посмотрел бы ты в старину: бывало без шуму ни одно веселье не кончалось и часто доставалось даже ребрам; теперь-то уж вы все выродились…
"Что же? — шепнул Юрья Патрикеевич, отведя в сторону князей Можайского и Верейского. — Теперь ли их взять или после, ночью? Я окружил уже весь дворец воинами: только с крыльца — и в цепи".
— Видишь, что нельзя, — отвечал Можайский, — при князьях. Зачем было вам затевать такое позорище? Сами виноваты!
"Как же быть? Ведь княгиня может на меня осердиться!"