Соня почему-то постоянно повторяла слово «сущая», когда не могла подобрать правильное прилагательное.
– И правда здорово, – улыбнулась Дженни. Теперь ее туфли выглядели точь-в-точь как в фильме. – Думаешь, Раиса заставит их снять?
– Может, и не заметит, – ответила Соня.
В школе строго соблюдали дресс-код. В форму для девочек входила трикотажная серая жилетка с нашивкой-гербом, белая рубашка и юбка в складку, тоже серая. Мальчики носили такие же жилетки и рубашки со скучными серыми брюками. Только у первоклашек была отдельная форма, почему-то бордовая.
Малейшее отклонение от устава каралось вызовом на ковер и немедленным позорным переодеванием в запасное. В кабинете у завуча по воспитательной работе лежали три омерзительные, растянутые во все стороны форменные жилетки, которые могли бы налезть даже на толстую учительницу черчения. Ученик, переодетый в запасное, немедленно подвергался всеобщему осмеянию, поучающим тычкам и показательным подзатыльникам.
Чаще всего в этот ужас облачали неуемных второклашек, которые уже обзавелись «взрослой» серой формой, но еще не научились ее носить. Они пачкались, цеплялись за гвозди – в общем, вели себя, по мнению Сони, как сущие дети.
Дженни снова взглянула на подругу. Она умудрилась, не выйдя за рамки устава, выглядеть ходячей провокацией. Юбка в складку была на две ладони выше, чем положено, жилетка туго обтягивала грудь. На ногах – серые замшевые босоножки на высоких каблуках с ремешками в заклепках.
– Зрасти, дамы, – произнес бойкий голос, и по бокам от девчонок в кресла плюхнулись два туловища.
Они учились вместе почти четыре года: Дженни, Соня, Егор и Кирилл. Кирилл был маленького роста, скуластым, коротко стриженным, крепеньким и очень умным. Егор был длинноволосым и долговязым, огненно-рыжим, играл на басу в группе «Undertakers», что выступала по пятницам в ирландском пабе «Медная голова». В паб не пускали посетителей младше семнадцати лет, не наливали пива школьникам, кроме как по рекомендации Егора, что автоматически повышало его статус. В нагрузку он очаровательно улыбался и очень нравился всем девушкам, включая Дженни. Его родители занимались чем-то нефтяным и вдовесок владели шикарной клиникой в пригороде, которая на самом деле была вовсе не клиникой, а чем-то вроде спа-курорта для избранных.
На сцену вышла директриса. Почтенная женщина с волосами цвета красного дерева, собранными в затейливую прическу, одетая в костюм оттенка засохшей клубничной жвачки, держалась очень прямо, смотрела сурово, сохраняя на странно гладком лице вежливую полуулыбку. Директриса деликатно кашлянула и произнесла в микрофон: «Настоятельно прошу успокоиться». Это означало: «Если вы, маленькие уродцы, сейчас же не замолчите, я отправлю вас драить спортзал».
Актовый зал притих, и стало слышно, как под высоким потолком жужжит глупая муха, старательно пробивая себе путь на волю в пластиковом окне.
Дженни очень нравилось это помещение. От пола до потолка обитое деревянными панелями, украшенное кремовыми шторами, которыми были задрапированы не только окна, но и задник сцены, с темным и таинственным закулисьем из бордового бархата. Ряды велюровых кресел стояли здесь настолько близко друг к другу, что небольшой актовый зал мог вместить полторы тысячи учеников школы святого Иосаафа за раз.
Друзья устроились в середине заднего ряда. Это был самый темный угол, который оживлялся лишь во время школьных дискотек – кишмя кишел уединившимися старшеклассниками.
– Поменяйтесь местами, пожалуйста, – поморщилась Соня.
– Что такое? От меня плохо пахнет? – обиделся Егор и зачем-то понюхал подмышку.
– Хочу Курилку за бочок пощипать, – невозмутимо ответила Соня.
– О, я польщен, – ехидно отозвался Кирилл, не отрываясь от новенького планшетного компьютера.
– Ты работал всё лето? – спросила Соня, кивнув на планшет.
Кирилл поднял на нее умные серые глаза, но ничего не ответил.
Он попал в школу святого Иосаафа, получив губернаторскую стипендию. Кирилл был выдающимся учеником, шарил то ли в программировании, то ли в математике, то ли во всем сразу. Его семья жила в Муравейнике – районе, застроенном многоэтажками с жуткими промазанными швами, вонючими мусорными баками и лужами мочи в старых ржавых лифтах.
В гуще Муравейника притаилась общеобразовательная школа №319, в которую частенько сливали тех, кто не тянул программу Иосаафа. Ученики святого Иосаафа недолюбливали и саму триста девятнадцатую, и тех, кто в ней учился, при встрече обливая их презрением. «Муравьи» отвечали взаимностью «святошам», но не спешили применять к ним физическую силу, ограничиваясь обидными насмешками. Школы находились в состоянии холодной войны.
Из триста девятнадцатой и пришел Курилка. Все учителя пели ему дифирамбы, называя непонятным словом «светоч», чем поначалу выводили из себя остальных учеников. Казалось, Курилка ничего не может сделать неправильно! Но однажды Соня в коридоре подслушала разговор Раисы Петровны, их классной, и завуча по воспитательной работе Ангелины Фемистоклюсовны. Ангелина подхватила Раису под локоток и подтащила к тому углу, за которым Соня рассматривала ногти и решала жизненно важный вопрос: прогулять географию или схватить очередную двойку за отсутствие контурных карт.
– Сомневаюсь, что этот мальчик впишется в здешнюю среду, – жарко шептала Ангелина, – вы же знаете этих детей! Они грубы, высокомерны и, только дай им волю, тут же вызывающе дорого оденутся!..
Соня навострила уши.
– Бросьте, – сказала тогда Раиса, – вы же знаете, что парень в той школе учиться больше не может. Он – разумный ребенок и со всем справится.
Соня мысленно поблагодарила Раису и тут же записала ее в толковые тетки. Новенький успел настроить ей интернет в телефоне и вообще очень понравился.
Раиса оказалась права. Кирилл не лез на рожон и поначалу держался особняком, иногда оказывая мелкие услуги одноклассникам: помогал разобраться с новым девайсом или с незлобной усмешкой давал списать математику. Потом он как-то незаметно подружился с Егором, личностью влиятельной, стал общаться с Соней и Дженни, и его положение в школе упрочилось окончательно.
Единственной неприятностью, которой Кирилл не смог избежать, были стычки с Ангелиной Фемистоклюсовной из-за курения: он уперся рогом и заявил, что не бросит ни при каких условиях. Соня частенько потешалась над его вредной привычкой и даже прозвала Курилкой.
Софья знала наверняка: чтобы купить планшет, Курилке пришлось вкалывать все лето, делать что-то очень умное и непонятное. Например, играть на бирже. Он и сейчас двигал по тачскрину какие-то мудреные графики.
– Доброе утро, дорогие ученики, – говорила тем временем директриса, – приветствую вас в новом учебном году. Первоклассникам – добро пожаловать, всем остальным – с возвращением! Мы рады видеть ваши улыбающиеся лица. Я надеюсь, что в этом году мы будем учиться еще лучше.
– Откуда я эти слова знаю? – спросил Егор.
– Она каждый год говорит одно и то же, – заметил Кирилл.
– Напоминаю, – продолжала директриса, – что ученикам воспрещаются прогулки в дальнем углу парка.
– Потому что там Ивушка, – пропел Егор достаточно громко.
– Как лето прошло? – спросила у него Дженни.
– Ничего, – ответил Егор и провел пальцами по своим длинным рыжим волосам, – летали с матерью в Дубай.
– А чего не в Ирландию? – поинтересовалась Соня.
– Не знаю, – Егор поморщился, – у матери там какой-то интерес был. Какие-то нововведения у себя в клинике собирается делать. Интересовалась технологиями. Хочет изолировать свой санаторий от внешнего мира. Перенимала практику.
– Я сделал им сайт, – похвастался Кирилл, не отрываясь от планшета. – Не скажу, что было весело.
– Я ездила в летнюю школу поэтов, – бодро рапортовала Дженни.
– С изменениями в меню столовой ознакомьтесь дополнительно, список блюд будет висеть на доске объявлений, – вещала директриса. – Утвержденное расписание на полгода будет вывешено к полудню. Список обязательных мероприятий внеклассной деятельности вам раздадут классные руководители. Желаю вам успехов в новом году.
Раздались сдержанные аплодисменты, и на сцену вышла Ангелина Фемистоклюсовна. Из-за мудреного имени-отчества и крутого нрава ребята прозвали ее Анафемой. Пока директриса говорила, Анафема кружила по залу, высматривая нарушителей, и то и дело ее взгляд падал на четырех друзей. Они шептались очень тихо, но она все равно приметила их и строго нахмурила бровь.
– Тихо, Анафема на нас уставилась, – прошипел Егор, толкнув Дженни в бок.
Ангелина Фемистоклюсовна к первому сентября обязательно готовила проникновенную речь, которая определяла направление воспитательной работы на целый год. В нагрузку она приглашала какого-нибудь замечательного, на ее взгляд, лектора. Кирилл изрядно поднаторел в угадывании грядущей муки и сейчас даже оторвался от своих графиков и уставился на Анафему в предвкушении.
– Здравствуйте, детки, – начала завуч по воспитательной работе, – сегодня у нас с вами необычный гость. Я уверена, вам будет интересно его послушать. Это режиссер Владимир Яичкин.
– Это еще кто? – спросил Кирилл озадаченно.
В проеме двери, высокой, двустворчатой и резной, нарисовался лысеющий молодой мужчина, в серой безразмерной майке с синим кружком. На кружке было выдавлено желтое слово «nerd». Он был одет в джинсы и почему-то начищенные до ослепительного блеска туфли. На его носу сидели очки без оправы, а лицо хранило брезгливое выражение.
– Лошок какой-то, – ответил Егор с ноткой отвращения.
Для гостя на сцене был поставлен стул и опущен микрофон. Взойдя на сцену, он уселся, но заводить речь не спешил. Он сидел молча, не шевелясь и не кашляя, и разглядывал учеников.
– Кем он себя воображает? – Соня брезгливо разглядывала пришельца. – Воландом?
– Ого! – восхитился Кирилл. – Кто-то осилил летний список, обязательный к прочтению?
– Да, если хочешь знать, – сердито отозвалась Соня.
Иногда ей казалось, что Курилка считает ее дурочкой.
– Не рычи, – примирительно отозвался Кирилл и больно шлепнул Соню по спине.
– Здравствуйте, меня зовут Владимир Яичкин, – произнес мужчина со сцены, снисходительно улыбаясь. – Но вы, наверно, обо мне уже слышали.
– С чего бы? – довольно громко спросила Соня. Дженни толкнула ее в бок.
Мужчина не услышал ее бестактного выкрика или услышал, но не смутился.
– Я создал и возглавляю культурно-исторический проект «Под землей». Вы спросите, почему он так называется?
– Да, нам очень интересно, – пробормотала Соня, уклоняясь от очередного тычка Дженнифер. – Расскажите скорее!
– О, опять сектанты! – оживился Егор. – Про культурку петь начнет…
– Сейчас мы его задокументируем, – обрадовался Кирилл.
Избегая сурового взгляда Анафемы, который приклеился к выкрикивающей Соне, одним движением пальца он включил камеру на планшете, после чего аккуратно прислонил компьютер к спинке впереди стоящего кресла.
– Признайся, тебе просто нравится забавляться со своей новой игрушкой, – тихо и с улыбкой спросила Соня.
Кирилл неопределенно покачал головой.
– Основной целью проекта является культурное просвещение молодежи города и нравственная борьба с деструктивными силами, разрушающими устои и традиции русского общества. Наша цель – показать, как через средства массовой информации можно обречь народ на вымирание.
Режиссер обвел аудиторию торжествующим взглядом. Школьники ответили ему молчанием.
– Что за бред? – нахмурилась Соня.
Анафема тихонько кралась по сцене позади оратора и, стараясь казаться незаметной, повадками здорово смахивала на мультяшную саблезубую белку. Дойдя до задника сцены, она неуклюже подпрыгнула, дернула за свисавшее кольцо и с силой опустила белый проекторный экран. Егор покатывался со смеху, глядя на нее.
– Я продемонстрирую вам часть мультфильма, пропагандирующего убийства и насилие, – Яичкин обернулся к Анафеме и, убедившись, что все приготовления совершены, кивнул кому-то на задних рядах.
«Кем-то» оказалась Катя Избушкина, отличница, тихая и забитая девочка, которая по кивку ткнула худеньким пальчиком в лэптоп и включила…
– «Шрек»?! – недоверчиво воскликнула Соня. – Это же каким повернутым извращенцем надо быть, чтобы в «Шреке» усмотреть насилие?
– Ой, мультики-насильники! – с притворной радостью воскликнул Егор на весь зал.
Дженни, Соня и Кирилл хрюкнули в вороты форменных жилеток. Кое-где раздались смешки. Анафема вытянула шею в поисках крикуна.
– Да, именно мультики, – не растерялся Яичкин, когда отрывок закончился. Он указательным пальцем поправил очки. – Именно в таких безобидных вещах и спрятан нравственный заряд, который призван подорвать дух нашей нации…
– Что он несет? – обреченно произнес Кирилл. – Он вообще понимает, с кем говорит?
– В смысле? – спросила Дженни.
– В смысле, когда этот чел произнес «нравственный заряд», вон тот второклассник засунул палец в нос.
– Я тоже уже полчаса борюсь с этим желанием, – прошептала Дженни.
– А пятиклассники самолетики делают, – завистливо заметила Соня.
– Хочешь, я тебе тоже самолетик сделаю? – спросил Егор и, не дожидаясь ответа, выдрал из еще абсолютно чистой тетради листок.
– И мне дай! – разохотился Кирилл.
– Из своей вырви!
– Ну что ты жмешься? Ты все равно писать ничего не будешь!
Егор пожал плечами и, не заботясь о производимом шуме, вырвал еще один двойной листок. Ангелина Фемистоклюсовна, уже спустившись со сцены, кинула в их сторону предостерегающий взгляд. Егор ей улыбнулся. Та отвернулась.
– На нее не действуют твои чары, – ляпнула Соня. – Она уже вышла из того возраста, в котором училки интересуются старшеклассниками с отбеленными жвалами.
– Не бывает такого, – самоуверенно заявил Егор и принялся складывать самолетик на коленке, прикусив кончик языка.
На проекторном экране сменилась сцена и снова появилась огромная зеленая рожа людоеда Шрека. Малышня захлопала в ладоши.
– Ой, что сейчас будет! – прошептала Соня и прикрыла глаза ладонью.
На экране принцесса Фиона затянула высокую ноту, и на дереве лопнула птичка, ей подпевавшая.