Васька надулся.
– Не обижайся, я шучу, – нежно сказала Заваркина, отрываясь от монитора, – куда звонить в случае опасности, знаешь?
– Дяде Толе, – Васька важно достал из своего портфеля мобильный телефон и продемонстрировал его матери.
Зуля нахмурилась и спросила одними губами: «Что за „дядятоля“?».
– Нововведения в Васькиной безопасности, – холодно отозвалась Анфиса, – потом расскажу.
– Мам, давай не пойдем домой? – попросил Вася, когда они под вечер спустились вниз.
– А куда пойдем? – задумчиво отозвалась Анфиса.
– Вон туда! – мальчишка ткнул пальцем в разноцветный киоск и, долго не думая, потащил туда свою мать, крепко ухватив за руку.
Анфиса покорно последовала за сыном. Киоск, как оказалось, торговал замороженным йогуртом. В витрине-холодильнике лежали топпинги – крупные вишни в сиропе, шоколадные чипсы, карамельный и малиновый соусы, тягучее персиковое желе, свежая малина и ежевика. Аппарат, трудясь без остановки, укладывал йогурт в стаканчики аппетитными завихрениями.
– Можем посыпать кокосовой стружкой, – улыбнулась миленькая продавщица Васе.
– Это, Василий, какая-то девчачья еда! – развеселилась Анфиса. – Мы ж с тобой не девчонки! Пойдем лучше и правда бургер съедим.
– Пойдем! – обрадовался Васька и потащил ее в другую сторону. – Потом сюда вернемся?
– Вернемся, – Заваркина снова погрузилась в свои мысли.
– Мам, ты не лопнешь? – счастливо поинтересовался Вася, когда Анфиса заказала целую гору всякой жареной и вредной всячины.
– Я следующую неделю есть не буду, – пошутила она, вгрызаясь в долгожданный бургер. – Вась, а Вась?
– Чего? – отозвался Вася, старательно обмакивая картошку-фри в соус.
– Расскажи мне про Яичкина.
– А что рассказывать? Пришел какой-то и стал рассказывать, что в «Шреке» взрывают птичек и это плохо, значит «Шрека» надо запретить. Дурак какой-то!
– Почему? – заинтересовалась Анфиса.
Вася снисходительно посмотрел на мать.
– Никто не пойдет взрывать птичек, посмотрев «Шрека».
– Точно? – спросила Анфиса, улыбаясь Васиной серьезности.
– Сто пудов! – сказал он уверенно и снова потянулся за картошкой.
Васька получился замечательным: абсолютно здоровым, умненьким, с богатым воображением. Розовощекий, белобрысый, обаятельный, он, казалось, унаследовал от своих родителей лучшие качества, среди которых уже сейчас ярко цвели любознательность и решительность. Анфиса обожала тереться носом о его трогательный пахнущий мылом и детством затылок. Или смотреть исподтишка, как он рисует: сосредоточенно, будто нет в мире ничего важнее его занятия. Он напоминал ей хрупкую жемчужную луковку.
В первые недели после родов Заваркина не давала никому даже посмотреть на него и, как волчица, бросалась на всякого, кто оказывался ближе двух метров у его кроватки. Она и в общеобразовательную школу отправила сына, только выпросив для него охранника. В обмен на личную охрану человек, ее оплачивающий, потребовал, чтобы Васька учился защищать себя самостоятельно и порекомендовал секцию тхеквондо с проверенным мастером. Анфиса скрепя сердце согласилась и получила Анатолия, дюжего молодца с хитрыми глазищами. Впрочем, Вася, как и следовало ожидать, тут же подружился с ним, стал называть дядей Толей и заставил играть с собой в баскетбол. Волчица внутри Анфисы, поворчав, успокоилась.
– Вась, я отойду, а ты доедай, – сказала Заваркина, встав и найдя взглядом Анатолия, стоящего чуть поодаль. Тот кивнул ей.
Анфиса зашла в женский туалет и, проскочив мимо болтающих девиц, заперлась в кабинке. Там она глубоко вздохнула, склонилась над унитазом и сунула два пальца в рот.
Глава четвертая. Пари
Паб «Медная голова» был знаменит на всю округу. Он стоял в отдалении от жилых домов, у самой кромки промышленного района, который без устали расширялся и отхватывал куски от города, обкусывая его по краям, словно дворняжка – печенье. Промпостройки – водонапорные башни, уродливые радиовышки и серые здания заводских цехов – проглядывали то тут, то там, словно царапины.
Хозяин «Медной головы» воспользовался всем, чем мог воспользоваться. Сам домик, неказистый и невнятный, он выкрасил желтым и снабдил гаэльскими надписями, а старый фонарь перед входом обвесил коваными завитушками и указателями. «До Дублина – 5674 мили», – гласил один. «До Белфаста – 3258 миль», – говорил другой. Цифры были неверны, и жители города Б единогласно решили, что хозяин паба украл их с улицы города Г в графстве Оффали, в котором когда-то жил.
Паб «Медная голова» не был каким-то особенно шумным или разухабистым. Да, оттуда нередко вываливались вдрызг пьяные личности, особенно в танцевальные вечера, когда выпивка была за полцены. Однако в пабе не бывало безобразных драк, битого стекла и загаженных туалетов. Каждый день (за исключением дня святого Патрика) сюда наведывались приличные люди. Ведь закусывать пятнадцатидолларовую пинту ирланского стаута тарелкой двадцатидолларовых куриных крыльев могли только очень приличные люди.
Словом, в пабе можно было вкусно поесть днем и крепко выпить вечером, и вскоре после открытия «Медная голова» стала популярным местом и самым жутким ночным кошмаром Ангелины Фемистоклюсовны.
Школьники повадились бегать в паб по вечерам. Когда туда набивалось много народа, они проникали по одному так ловко, что даже дюжие и зоркие охранники в майках с надписью «IRA Undefeated Army» не могли отследить всех. Тогда Ангелина Фемистоклюсовна договорилась с хозяином заведения, чтобы школьникам младше семнадцати хотя бы не продавали пиво. Тот, посмеявшись, согласился. Бармены были четко проинструктированы, однако пиво все равно утекало к школьникам через тех, кто уже достиг рубежа вседозволенности.
Отчаявшись, Ангелина стала лично посещать «Медную голову». Морщась от громкой музыки и щурясь от табачного дыма, она вертела головой по сторонам, как филин, высматривая своих подопечных. Те хихикали и прятались в туалетах, за пианино, под стойкой, в курительной комнате, куда Анафема заглянуть не догадывалась. Только иногда ей все-таки удавалось вывести парочку совсем уж бесхитростных пьяниц из девятого класса.
Только Егору позволялось официально посещать «Медную голову» с разрешения его отца. Он был фронтменом группы «Undertakers» и, положа руку на сердце, любимчиком Анафемы. Она, конечно, хмурилась, когда видела его с пинтой пива, и морщилась, услышав в его песне грубое слово, но на их отношения это никак не влияло. Она продолжала считать Егора очень интересным и многообещающим юношей.
В паб открыто приходил и Кирилл. Ему уже исполнилось восемнадцать.
– Если бы не исполнилось, я бы все равно приходил, – говорил он, немного рисуясь.
Именно эти двое – Егор и Кирилл – составляли интерес Заваркиной этим вечером. Но пока не начался концерт, Анфиса и Зуля сидели на втором этаже в углу, на мягких диванах коричневой кожи, под знаменитой рекламой темного ирландского пива – нарисованным туканом со стаканом на клюве.
Они пили по третьему коктейлю. То была знаменитая на весь город Б «Ирландская республиканская армия» – смесь виски и сладкого сливочного ликера – достаточно деликатный коктейль, чтобы его любили барышни, и достаточно крепкий, чтобы барышни от него румянились, словно августовские яблочки.
– Не хочу больше этой бабьей мякоти, – заявила Заваркина, заглядывая себе в стакан. – Хочу чистого виски! Эй, офисьянт!
– Офисьянт? Это по-французски? – спросила Зуля. – Если ты угощаешь, то я тоже хлебну чистого.
– Я угощаю, – пробурчала Заваркина и замахала официантке так интенсивно, будто сажала самолет. – И это не по-французски, это по-заваркински.
– Вечно твоей фамилии всё самое интересное достается, – Зуля вытряхнула в глотку последние капли «Ирландской армии». – А мне?
– А ты попробуй от своей фамилии наречие образовать!
Когда Зуля объявила, что выходит замуж за Зузича, Анфиса надорвала живот от смеха, придумывая ей разнообразные клички в течение целого вечера.
– Дык расскажи мне, – Зуля шлепнула Заваркину по руке, когда официантка в зеленой футболке с надписью «Kiss me I’m Irish» приняла заказ и отошла, – что там с твоим Яичкиным?
– Ну, в общем, представь, существует проект, согласно которому все самое интересное из жизни школьников изымается и заменяется чем-то очень скучным, выхолощенным и наскоро придуманным. Псевдорусским, квази-славянским или недоправославным.
– Я знаю чуточку больше, – вкрадчиво сообщила Зуля.
– Духовная безопасность. И я про нее знаю.
– Так! Заваркина! С кем ты спишь?! – завопила Зульфия.
– Два по тридцать пять и две пинты «Гиннесса», – объявила подошедшая официантка.
Заваркина хитро посмотрела на Зулю, невыносимо любопытную дагестанскую женщину, которая терпеть не могла, когда кто-то знал больше нее.
– Я не считаю этот проект таким уж дурацким, – поведала Зуля.
– Он отнимает у людей всё интересное разом, взамен предлагая скучное, – просто объяснила Заваркина. – То, что скучное в данном случае совпадает с «чисто русским» – так это случайность.
– Почему скучное?
– Потому что искусственное. Придуманное. Потому что люди не сами приходят к культурному новшеству, им его навязывают насильно. Причем навязывают одни названия, без содержания. Например, праздник этих Хавроньи с Петром. Интересного-то что надо делать? Как и кому в любви признаваться?
Зуля пожала плечами.
– Вот-вот, – ткнула пальцем Заваркина, – название придумали, а как праздновать и как отмечать придумать забыли.
– Ну, как отмечает русский человек…
– Глубокомысленно произнесла женщина по имени Зульфия, – хихикнула Заваркина, тут же получив локтем в бок.
– Никто этих новшеств не заметит, – вернулась Зуля к теме. – Это просто документ. Ну уберут ночные клубы свои афиши с тыквами, и всё!
– «Святоши» заметят, – улыбнулась Заваркина в стакан с пивом.
– Кто?
– Ученики святого Иосаафа.
Заваркина закурила, откинулась на спинку стула и, прежде чем завести варганчик, снисходительно уставилась на Зульфию. Зуля сложила руки на груди, нахмурилась и тоже откинулась на спинку дивана. Вся ее поза выражало упрямое «Никто не может знать то, чего не знаю я, а если я чего-то не знаю, то это неважно!». Словом, она приготовилась слушать и возражать.
– Милая Зульфия, – начала Анфиса, – в школе святого Иосаафа есть праздники, организованные по одной схеме – Хэллоуин, день святого Валентина и Пасха. Схема такова: научно-просветительская часть плюс коммуникативная плюс развлекательная.
– А Рождество? – поинтересовалась Зуля, подавшись вперед.
– С Рождеством всегда был затык, потому что дети на каникулы разъезжались, и никого невозможно было найти и собрать в кучку. Даже на бал.
– Ты под балом что подразумеваешь? Дискотеку?
– А вот и нет! – воскликнула Заваркина, победно улыбнувшись. – Слушай же!
Зуля замолчала и тоже закурила. Она не любила долго пребывать в неведении.
– Испокон веков, – мрачно затянула Заваркина.
– Прекращай! – велела Зульфия.
– Ладно. В течение учебного года в школе святого Иосаафа дается два бала для старшеклассников и один раз устраивается праздник для младшей школы. Когда-то давно Попечительский совет решил, что проводиться эти два бала будут в самые унылые месяцы учебного года: октябрь и февраль. В общем-то, то, что иосаафовские праздники совпали с Хэллоуином и днем святого Валентина – чистая случайность. Ну, раз так вышло, решил совет, то почему бы и не позаимствовать кое-что у буржуйских праздников? Опишу тебе, любимая моя Зульфия, эти события в порядке возрастания интересности, такими, какими я их помню…
Заваркина отпила из бокала и прочистила горло.
– Для мелкоты веселье устраивалось поздней весной, когда становилось тепло, и забава эта действительно смахивала на католическую Пасху. Третьеклассники, уже важные и взрослые, прятали в парке шоколадные яйца и всякие сюрпризы, а малышня с визгом носилась с корзинками и собирала их на скорость. Все остальные – ученики, учителя, родители – болели в сторонке. Шум, визг, мелкие, перепачканные шоколадом – всем было весело и беззаботно. Кое-кто из старшеклассников втихаря делал ставки: кто придет первым, кто больше всех яиц найдет. Я видела однажды толстого мальчугана, который нашел целую гору шоколада в старом дупле, и вместо того, чтобы нестись к судьям и демонстрировать добычу, сел тут же, под деревом, и съел все подчистую. А на него, между прочим, большие деньги ставили!
Заваркина улыбнулась и продолжила.
– В день святого Валентина весь день работала почта, через которую школьники обменивались открытками и записочками. Кое-кто посмелей пересылал игрушки и конфеты. Доставляли это добро специально оторванные от занятий ученики, наряженные купидонами, невероятно раздражавшие преподавателей своими появлениями по пять раз за урок. К концу дня, пересчитав открытки, объявляли короля и королеву. О, какая это была драма! Девчонкам приходилось писать валентинки самим себе, только чтобы не уступить трон заклятой подружке. Со мной в параллели училась девушка Вика, которая, прознав, что я получила пятнадцать штук, написала самой себе аж девяносто! Бедолага! Васька ее раскусил и злобно высмеял, как только он и умел, прямо на церемонии награждения. Она расплакалась, но корону не отдала.
При воспоминании о брате, Заваркина слегка нахмурилась, но через секунду снова просветлела и продолжила.
– Вечером четырнадцатого февраля устраивалась вечеринка, нарядная, но неформальная. На первом этаже школы под актовым залом была – и сейчас наверняка есть – дискотечная комната. В ней – высокий потолок и резные дубовые двери. Ее к вечеру всю залепляли сердечками, розовыми шариками, этими забавными медведями-«бомжарами», знаешь, такими, которые выглядят, как будто всю весну под дождем на клумбе пролежали. На уроках труда барышень заставляли печь печенье для вечеринки, и здесь тоже шло негласное соревнование, но уже не на королеву, а на лучшую домохозяйку. При мне одна девчонка залепила тестом волосы своей одноклассницы, которая раскритиковала ее печенье: заметила, что оно похоже не на сердечки, а на маленькие задницы. Жертва атаки так и не смогла выгрести из волос весь этот клейстер и вечер провела в платке.
Анфиса раздавила в пепельнице сигарету.
– Но самое главное событие года – Бал на Хэллоуин! К нему готовились, о нем мечтали! Во-первых, это бал-маскарад. Настоящий бал и настоящий маскарад! Старались, кто во что горазд. Даже я в одиннадцатом классе в корсет затянулась! Я, представляешь?! Заваркина в бальном платье! Правда, я тогда не лысая была, а рыжая… Впрочем, я отвлеклась… Бал устраивался не тридцать первого, а в последнюю пятницу октября, и весь этот день был особенным. Когда я училась, с утра обязательно приезжали лекторы-кельтологи и доводили нас до ручки своей болтовней о Самайне, чересчур целомудренной и приукрашенной, как потом выяснилось. Это идея Анафемы, которой вообще не нравится, когда все вокруг слишком веселы. Часов с одиннадцати нас выпускали на стаканчик чая, чтобы потом занять вырезанием тыкв. На скорость и на искусность, правда, тупыми ножами. Я ни разу ничего не выиграла, потому что от скуки кидалась мякотью. Этими тыквами вечером украшали здание школы.