- Пикнешь - убью, сука! Где твои друзья?
Не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть, после удара внутренности свело в спазме, в груди клокочет. Я смотрю на него, но вместо лица только клочковатая щетина и растекшийся синяк. И глаза. Неживые, бесцветные глаза. Наконец-то мне удается набрать в легкие воздуха.
- Руки из карманов, так, чтобы я видел! Не шути со мной, гнида, у меня за спиной четыре года спецназа! Где твои друзья?
- Какие друзья?
- Которые меня мудохали два дня назад. - отвечает он, показывая на синяк. - Видишь это?
- Я никого не трогал! - меня охватывает отчаяние, голова болит так сильно, что на глазах выступают слезы.
- Поверь, мне это жить не мешает, - с какими-то задушевными нотками произносит он, явно наслаждаясь ситуацией, - но ответить кто-то должен. Если ты не назовешь имена и адреса тех двоих, то ответишь за всех. - он вжимает лезвие еще сильнее.
Меня начинает подташнивать от исходящей из его рта вони, помеси гнилых зубов и табака, дикая головная боль усугубляет ситуацию.
- Я не знаю о чем вы.
- Сдается мне, дружок, пи**ишь ты.
Произнеся это, он с хэканьем бьет ножом в стену. Просвистев в сантиметре от моего лица, острие врезается в штукатурку, оставляя борозду в несколько миллиметров глубиной. Сердце буквально выпрыгивает из груди, не могу ни пошевелиться, ни вымолвить слова. Волосы дыбом... Вдруг начинает играть мелодия. По рингтону понятно, что звонит кто-то из родных.
- Бери трубку! - приказывает детина.
Я достаю телефон, отмечая хищный взор на ублюдочной роже.
- Алло. - стараюсь придать голосу уверенность, но вместо этого выходит какое-то невнятное дребезжание.
- Алло, Стасик, все в порядке? - моментально почуяв неладное, взволнованно спрашивает мама.
- Да... Все нормально... Я перезвоню.
- Ты где?
- В подъезде стою...
Большой палец детины с силой вжимает кадык в горло. Я закашливаюсь.
- Алло, сыночек? Что случилось?
- Я перезвоню. - повторяю я и кладу трубку.
Практически сразу мерзавец пытается ударить меня головой в нос, но я успеваю увернуться и удар приходится под правый глаз.
- Ты чо, мразота е***ая?! Ты охуел что ли?! Все из карманов, б***ь, живо!
Он не моргая смотрит на меня, пока я достаю ценности. Первоначальный шок прошел, на смену ему пришли злость и обида. Все бы отдал, чтобы узнать как зовут этого гондона.
- Заметь, я еще не в нос бью. - слышу откуда-то сверху.
Поднимаю голову.
- Наверное, я должен сказать «спасибо»?
Глаза детины сужаются. Через секунду я получаю второй удар, точно в переносицу. С щелчком появляется чувство онемения, быстро сменяющееся тупой, ноющей болью. Неприятная, теплая влага струится по лицу, оседая медным привкусом на губах, стекая по подбородку и шее, где, огибая пальцы детины, расплывается по воротнику.
- Как ощущения? Попи*ди мне еще, умник.
Забрав телефон и бумажник, вертит в руках ключи. Татуировка между большим и указательным пальцами - пять точек, как на игральной кости.
- Кто в квартире?
- Родители.
Повисает густая тишина. Детина сверлит меня взглядом, прикидывая вру я или нет, затем выбрасывает связку в шахту, вытирает залитую кровью руку об подаренную мамой рубашку, после чего покидает тесное пространство, все еще держа нож в руке. Я слышу как в холле он с щелчком складывает его перед тем, как хлопнуть дверью.
Через мгновение меня выворачивает.
16
С чашкой горячего чая я сижу в сто четвертом в компании Макса, Бини, Егора и Мани. Нос распух и жутко болит. Утреннее чаепитие только началось, время от времени ловлю на себе осторожные взгляды, но вопросов никто не задает. По телевизору показывают шествие людей с плакатами, мужчина лет тридцати пяти вещает с трибуны, косноязычный доклад наполовину состоит из слов «коррупция», «нефть», «деньги». Биня равнодушно отворачивается от экрана.
- Стандартное выступление в жанре «Путин виновен в том, что я дегенерат». И свора лопоухих на подсосе. Мне интересно, с чего вдруг люди, жизнь просидевшие с пальцем в заднице, все разом решили, что у них должна быть активная гражданская позиция? Куда вы лезете, б***ь? - на экране некрасивый человек в очках и фиолетовой болоневой куртке. - Живите кем жили. Или разберитесь сначала со своими засранными обоями, со своими разъебанными гарнитурами. Сидят в своих облезлых кухнях, на своих просиженных диванах, пьют чай из треснутых кружек и решают, как нам Россию-матушку спасти, что же нам делать надобно.
- Но ведь все эти жирные морды в правительственных аппаратах, они же воруют! - возражает Маня. - В стране непонятно что, все, за что ответственно государство - все в настолько плохом состоянии, что хуже некуда. Ни бизнесом не заняться нормально, ни на работу устроиться! Про поступить на учебу в приличный ВУЗ я уже не говорю, везде блат! Попробуйте полечиться в местной поликлинике, лечились ведь? Везде хамство и необязательность. ТСЖ, пенсионный фонд... сплошное испытание, боишься лишний раз обращаться!
- Мария, ты понятия не имеешь о том, что такое испытания, - говорит Биня. - Все, что у тебя есть - это набор неясных претензий к жизни, в основном к тому, что в ней не все так, как ты хочешь. Хотя, почему оно должно быть так, - лично мне не понятно. Тебе чего-то там не дают? Позволь рассказать кое-что. - он ставит чашку на стол. - Три года назад я перенес операцию на головном мозге, два месяца после нее приходил в себя и еще примерно полгода после этого баловался всякими приятными мелочами типа лучевой и химиотерапии, это к вопросу об испытаниях. Так вот. Оперировал меня доктор наук, профессор Солоников Дмитрий Емельянович, заведующий отделением хирургии опухолей головного и спинного мозга Института имени Поленова. С ним как раз все понятно, потомственный ученый, светило мирового масштаба, все дела. Рассказать я хочу о человеке, который ему ассистировал - кандидате медицинских наук, нейрохирурге Оруджиеве Шофкате Ибрагимовиче. Родился и вырос он в Узбекистане, стране, где до сих пор жопу рукой вытирают. Сейчас этот человек - заместитель заведующего отделением в одном из важнейших медучреждений России. А теперь скажи мне - Путин его тыкал носом в учебники? Или может быть Путин водил его за руку из одного места в другое, пока не привел в то, где он сейчас? Каждый человек имеет в жизни то, что хочет, и кто-то для реализации своих целей изучает обстановку вокруг себя и ищет возможности, а кто-то лежит на диване и плачет о том, что плохой Путин не дает ему самореализовываться. - Биня пристально смотрит на нее. - Ты когда-нибудь задумывалась о том, что для того, чтобы быть бездомным алкашом, нужна всего одна вещь - нужно хотеть быть бездомным алкашом. Ни при каких других обстоятельствах этого не добиться. Во всем остальном примерно то же самое.
- А если, например, форс-мажор? Просто не повезло, произошли события непредвиденного характера?
- Это какие, например? Кроме того, речь не о том. - он поднимается с места и идет к шкафу. - Сейчас я тебе зачитаю. - Биня достает небольшую потертую книжку и начинает ее листать.- Где-то здесь... да, вот! «Трудно удержать власть новому государю. И даже наследному государю, присоединившему новое владение — так, что государство становится как бы смешанным, — трудно удержать над ним власть, прежде всего вследствие той же естественной причины, какая вызывает перевороты во всех новых государствах. А именно: люди, веря, что новый правитель окажется лучше, охотно восстают против старого, но вскоре они на опыте убеждаются, что обманулись, ибо новый правитель всегда оказывается хуже старого. Что опять-таки естественно и закономерно, так как завоеватель притесняет новых подданных, налагает на них разного рода повинности и обременяет их постоями войска, как это неизбежно бывает при завоевании. И таким образом наживает врагов в тех, кого притеснил, и теряет дружбу тех, кто способствовал завоеванию, ибо не может вознаградить их в той степени, в какой они ожидали, но не может и применить к ним крутые меры, будучи им обязан — ведь без их помощи он не мог бы войти в страну, как бы ни было сильно его войско.». - Он переводит глаза на Маню. - Никколо Макиавелли. Если упростить - челядь всегда недовольна. Испокон веков она свято верует в то, что ее обязаны носить на руках и целовать в задницу, а вместо этого обворовывают и унижают. Смена власти ничего не дает до тех пор, пока неизменен менталитет, ибо у народа такая власть, какую он заслуживает. "Рождено больше учеников, чем государство может воспитать и устроить. Должно так случиться, что многие лица будут воспитаны негодными к иным призваниям, что сделает царство полным недостойных, глупых и бессмысленных людей." - произносит Биня. - Фрэнсис Бэкон. Если это было понятно еще в семнадцатом веке, интересно, что бы он сказал сейчас, когда царство до отказа забито тупорылыми неумехами, которые требуют-требуют-требуют. Требуют благодати вместо того чтобы самостоятельно ее себе обеспечить.
- Как мы, например, Виктор Николаевич. - говорит Макс с улыбкой. - Мы себе обеспечиваем. Мы молодцы.
- Молодцы-молодцы. - вздыхает Биня. - Кстати, там Зелибобу оформили ночью, - улыбка Макса мгновенно исчезает, - Все стандартно: разместить в секционной, провести внешний осмотр, проверить наличие инородных тел в глубоких отделах дыхательных путей, жидкости в желудке и тонком кишечнике, взять на анализ образцы костного мозга. Наслаждайтесь.
- Что такое «зелибоба»? - спрашиваю я Макса по пути в хранилище.
- Это пи**ец.
Спустя несколько минут я понимаю, что «****ец» - это еще мягко сказано. В хранилище мы находим обвитое водорослями тело с раздувшимся лицом, кожа грязно-бежевого, местами серого и коричневого цветов начала слазить с рук и ног вместе с ногтями, образуя подобие перчаток (позже я узнал, что это явление так и называется - перчатки смерти). Вонь от тела непереносимая. Несмотря на все усилия, меня начинает рвать еще до транспортировки. Благо, кроме чая в желудке ничего нет.
- Дыши через рот. - говорит Максим, склонившись над трупом.
- Стараюсь. А разве нет ничего, чем можно помазать под носом?
- Это дерьмо ничто не перебьет. Я пробовал брызгать на маску женскими духами, толку ноль, зато подруга стала ассоциироваться с секционной. Заставил сменить на другие, - член не вставал, хоть убей. - Макс молчит какое-то время, затем улыбается. - Егор тут недавно пришел довольный, «Что за повод?» спрашиваю, «Да у телочки одной день рождения, подарок дарил», «Что за подарок?», «Ершик унитазный» говорит и «гыгыгы» весь такой. В какой-то книге очередной прочитал, что подарок должен быть неожиданным, не важно, насколько он дорогой. «Молодец» - говорю, - «теперь каждый раз, счищая говно, она будет думать о тебе». Бедолага аж позеленел, отпросился у Бини, побежал забирать обратно.
Я пытаюсь улыбнуться, взгляд невольно возвращается к грязному раздувшемуся лицу. Не в силах смотреть на него, закрываю глаза.
- Мне кажется, я не вынесу этого, Макс.
- Не распускай сопли, скоро втянешься.
- Сомневаюсь.
- Ну, что интересного расскажете? - в зал входит Биня.
- Вкратце: ЧМТ с переломами свода и основания черепа. - говорит Максим. - Мелкопузырчатая пена в дыхательных путях, а также отверстиях рта и носа отсутствует. Похоже, скончался он не в воде. На затылочной части многочисленные кровоподтеки и ссадины, возможно, его волокли перед тем как сбросить в водоем.
- Понятно. Что с желудком и кишечником?
- Пока не вскрывали.
- Ну так вперед. Стас, не хочешь попробовать?
- Нет, спасибо.
- Ты какой-то хмурый сегодня. Все нормально?
- Угу.
- Ну смотри. - говорит Биня и выходит из секционной.
- Правда нормально? - спрашивает Макс. - А то не стесняйся. - кивает в сторону утопленника. - Расскажи товарщу, как тяжело тебе приходится. Его, кстати, неплохо бы обратно перенести, Мань, подсоби, а? Я опаздываю страшно.
- Ага, щас. - отвечает Маня и начинает утробно гоготать.
Всегда было интересно, откуда берется эта веселость у толстух? Чем питается? Я никогда особо не жаловал жиробасов, как образчик необоримой лени и наплевательского отношения к себе, но быть толстым мужиком - это полбеды, с возрастными тоже все ясно, молодая толстая баба же - явление за пределами моего понимания. Взять ту же Маню. Если и отважился какой-нибудь смельчак свернуть горы (в прямом смысле) и заправить своего червяка куда надо, то было это не иначе как в полуобморочном от количества выпитого состоянии этак декаду назад. Что тут веселого, казалось бы? Ан нет, с утра до ночи веселятся. Или это замаскированные рыдания? Попытка привлечь к себе внимание? Самое странное, что очень редко за этим гоготом можно услышать фальшь. Похоже, им и вправду весело. Загадка.
17
Воздух поражает восхитительной прохладной свежестью, настолько сладостной и желанной, что я решаю не спускаться в метро на ближайшей станции, а дойти до следующей. Незнакомое состояние… Лень думать, лень чувствовать. Хочется просто идти, бесконечно долго, не встречая никого, ни на что не глядя.
Под конец смены отвращение и тошнота сменились неприятным, тревожным чувством, рассеявшись на воздухе, оно вновь начало подступать по мере спуска в метро. Подземка напоминает преисподнюю, всасывающую и изрыгающую души одновременно. Трупная вонь, тщетно соскабливаемая мной в душевой Бюро, усиливается с каждым метром, ни на секунду не покидает ощущение, что на меня кто-то косо смотрит. На середине маршрута, женщина, несколькими минутами ранее севшая рядом, поднимается и пересаживается на другое место.
По пути домой я заглядываю в магазин и покупаю проволочную щетку и кусок хозяйственного мыла, которыми поочередно тру себя в душе. Позже состояние становится значительно хуже, облупившийся, в желтых потеках потолок начинает напоминать рыхлую кожу утопленника. Едкое, гнусное пламя разъедает изнутри грудную клетку, пробирается к гортани, отдаваясь в руках и ногах, сердце колотится. Боюсь смотреть в темноту прихожей, не дает покоя смутная уверенность, что через секунду в ней начнут проступать очертания... В попытке унять сердцебиение, я вспоминаю как маленьким мальчиком, проснувшись среди ночи, дрожал от страха, вспоминая прочитанную накануне повесть «Красная Рука, Черная Простыня, Зеленые Пальцы». Не смешно ли? Нет, мне совсем не до смеха. В парах сомнамбулического безумия, в окружении призраков гниющих тел, порванных, разбитых, обезображенных лиц, я вопрошаю в пустоту: «Какого х-я?». «КАКОГО х-я?!»