Владимир Наконев
От забора и до обеда.
Почему-то со времён службы помнятся лишь самые смешные или комичные ситуации. Разумеется, это не означает того, что все годы мы только и занимались тем, что хихикали и рассказывали друг-другу анекдоты, но без юмора служба вспоминалась бы совсем по-другому.
Посвящается всем моим друзьям и товарищам той поры!
Диспропорция
Штангой я начал заниматься ещё до армии. А ещё до штанги я уже год «качался» железом. В деревне технику поднятия штанги изучить было не у кого. Но это не мешало мне при весе в 58 кило поднимать над головой 90. Про то, что рука захватывает гриф «в замок» я, естественно, понятия не имел и поднимал штангу просто так. Сила кисти руки была такова, что мне ничего не стоило перепрыгнуть с одного дерева на другое и повиснуть на ветке, ухватившись одной рукой.
Пришло время, расставшись с причёской, начать устраиваться в какое-нибудь место в защите родины. Бродя с медицинской картой в руках среди других голых и не совсем тел, добрался я до скучающего военнослужащего с несколькими полосками на маленьких погонах.
- На весы! - коротко скомандовал он мне, подвигал гирьку на рейке и записал мой вес. 58 кг.
Подал мне ручной динамометр и буркнул.
- Жми!
Я нажал. Военный взял динамометр в руку, поднёс к глазам и пробормотал себе под нос
- Блин! Забыл сбросить, - подал мне, - Ещё раз жми.
Я сдавил прибор. Он снова взял динамометр.
- Сломался что-ли? - сбросил ещё раз на ноль, сжал сам в руке, поглядел, - Нет, не сломался! - снова сунул железяку мне, - Другой рукой!
Я жиманул другой рукой.
- Сдуреть! - он остановил пробегающего мимо коллегу, - Глянь, что творит малой!
Через некоторое время возле столика столпились другие воееннослужащие, которые по очереди с придыханием, хрипом, криками давили руками динамометр, но цифра упорно застывала лишь чуть выше 60 кг, а когда давали мне, то всегда показывала 75.
- Почему стоим? - возле столика нарисовался офицер.
- Да вот..., трщ старшлетнант, поглядите: весит 58, а рукой давит 75.
- Да? – он взял в руку динамометр, подал мне, поглядел на результат, сбросил «на ноль», сжал в ладони, поглядел ещё раз, хмыкнул, - Кому бы его продать?
Но меня успели «купить» до того, как он нашёл покупателя.
Как положено.
Надев форму нужно было привыкать жить по уставу и как положено. А положено было, как захочется сержанту, замстаршины, старшине. Тем, кто был выше, не принято было вмешиваться в жизнь личного состава.
Всем было сказано, чтобы подогнали ремень по размеру головы, а потом надели его на талию. Все так и сделали и стали похожи на муравьёв. Я сначала застегнул такой «подогнанный» ремень, но тутже расстегнул его и заявил, что у меня он не сходится. Сержант заинтересовался. Заставил меня выдохнуть воздух, встать на носки, стукнул даже меня по пузу, чтобы убедиться в том, что ремень действительно нельзя застегнуть и разрешил подогнать по месту. Отрегулировав таким образом ремень на талии, я расслабил напряжённые мышци брюшного пресса и задышал свободно, в отличие от моих товарищей. Правда, это были не мои проблемы. И долго ещё сержанты нашей учебной роты пытались поймать меня с расслабленным ремнём, экзаменуя это нарушение попыткой скрутить бляху ремня вокруг оси. Но я был, явно, сильнее.
Солдатская дружба.
В самый первый же наряд на кухню я подрался с сержантом из нашей учебной роты. Ваня Капичников был щуплый и низкорослый, но вредный и орущий по любому поводу.
Наш комвзвода распределил весь взвод на работу. Мне досталась самое тяжёлое: переноска продуктов со складов в разделочные цеха. Зайдя в очередной раз в овощной цех, я сталкиваюсь с Ваней. Держа морковку в кулаке, он ткнул меня этим куулаком в грудь:
- Помой мне морковку!
Я и сам не вышел ростом и, поэтому, такой дрищ не мог вывести меня из равновесия.
- Вон – полная ванна чищеной морковки. Возьми любую, - и сделал попытку обойти сержанта. Но он запрыгнул опять вперёд меня и ещё раз ткнул больнее зажатой в кулак морковкой мне в грудь. Целя в солнечное сплетение.
- Ты что, молодой? Оборзел? Я сказал: почисть мне морковку!
Лучше бы он так не делал. За полтора месяца в армии я не только не забыл вкус домашних пирожков, но и правил поведения на улице. Наверное, корзина с картошкой, которую я нёс, весила намного больше сержанта Капичникова, потому что он рухнул в ванну с морковкой. Вынырнул оттуда и убежал с воплем:
- Ах, ты так!
Почти сразу же вернулся с двумя друзьями из постоянного состава нашей же роты. Те, не сговариваясь, подхватили меня под руки, подставив Ване незащищённый передний отсек. Я встретил его ударом обеими ногами в грудь. В этот раз сержант не долетел до ванны с морковкой. Извернувшись и перехватив борцовским захватом за туловища обоих Ваниных помощников, я потащил их к ванне, не обращая внимания на пинки, которыми наградал меня сзади восставший Ваня.
По гулкому пустому цеху разнёсся низкий рёв и меня схватила за шиворот чья-то огромная лапа. Вообще-то, лапа была не чья-то, а нашего командира взвода Зайцева. Он только по фамилии был Зайцев, а так, по внешнему виду, вполне медведев.
Стряхнув с меня двух старослужащих, которые тут же испарились, Зайцев толкнул меня по направлению к двери.
- Марш работать!
И тут же принялся, нагибаясь под столы и ванные овощного цеха, ласково приговаривать:
- Капичников! Иди сюда, сука! Не жди, когда я разозлюсь.
Я не без удовольствия задержался за дверями, слушая оплеухи, доносящиеся изнутри и перемежаемые размеренными речами.
- Если ты ещё раз... (Хрясь!)... Сука товарищ младший сержант Капичников... (Хрясь!)... Ещё раз... (Хрясь!) ... Тронешь курсанта моего взвода....
Я понял, что подслушивать нехорошо и побыстрому свалил подальше, чтобы не попадаться на глаза нашему «зайцу».
С того дня я постоянно ловил на себе злобный взгляд младшего сержанта Вани Капичникова. То, что он найдёт способ как мне отомстить, было ясно как дважды два. Случай не заставил себя долго ждать: я с группой работавших на котельной, опоздал на построение на обед и в столовой попал за стол, где старшим был Ваня. "Ну, всё, - подумал я, - сейчас оставит голодным".
Капичников деловито разлил борщ по чашкам на столе и опрокинул бачок вверх дном над моей чашкой. Борщ получился с горкой.
- Попробуй не сожрать, сука, - прошипел Ваня прямо мне в лицо.
Шутник! После тех тонн угля, который мы только что перекидали! Я успел вовремя к моменту раздачи второго. Повторилась та же ситуация, что и с первым блюдом. Я умял и это, с сожалением отметив, что праздники бывают не каждый день. В глазах маленького Вани появился неподдельный интерес.
- Ещё хочешь?
- Можно и повторить.
- И первого тоже?!
- Рота! Закончить обед! Встать! – раздалась команда и все вскочили.
- Сидеть! – рявкнул на меня Капичников и заорал на всю столовую, - Заяц! Этот со мной останется!
Взводный глянул в мою сторону и согласно махнул рукой. Ваня схватил мою чашку и побежал к раздаточному окошку. Вернулся, неся в одной руке горку борща и в другой – котелок со вторым. Правда, каши было только на донышке. Я радостно распустил ремень и принялся за дело. Запил обед шестью кружками компота и отвалился от стола. Капичников уже вполне дружелюбно потыкал меня пальцем в живот.
- А ещё можешь?
- Ну, если б два-три стаканчика сливочного мороженого, - совсем обнаглел я.
- Не, - огорчился Ваня, - Сегодня в чипке мороженого нет.
Так мы и подружились.
Усы.
Потерны – флотское название. И нас, уже в который раз, вывозят из учебки на загрузку этих самых потерн всякой съедобной штукой. Тут и бочки с селёдкой, и ящики с капустой, и копчёная колбаса, и штабеля с тушёнкой, сгущёным молоком и, даже, банками экзотических лягушачьих лапок французского производства, без которых эффективность нашего Краснознамённого Флота могла резко понизиться.
Таскаем уже не первый час. И конца и края не видно этим открытым вагонам и хайло подземелья обречённо глотает и глотает эту нескончаемую вереницу военнослужащих, несущих, катящих, тянущих.
Голодные курсанты прихватывают кусочки того, что носим: то ломтик капусты, то селёдочку, то колбаску. Я стоически терплю, потому что знаю: на обед из части привезут жратвы от пуза.
Обед.
- Если откроешь этот бачок руками, то твоя взяла. А, если нет, то сбреешь усы, - заявил мне Зайцев.
Мои так называемые усы были его головной болью. Все курсанты покорно скоблили пух на губах по первому же приказанию и только я отказывался это делать, мотивируя это отсутствием в Уставе нормы, требующей заставлять начать бриться.
Бачок я не открыл, потому что медведеподобный Зайцев затянул барашки чумичкой, как рычагом, сказали мне потом мои товарищи.
На обед был горох со свининой – одно из любимых моих блюд. И, настолько же, нелюбимым для многих моих коллег. Я с сожалением смотрел, как они разбрасывали по кустам попадающиеся жирные куски. Наконец, все отвалили и я в гордом одиночестве навалил себе добавки из одной свинины.
- Так! Подъём и за работу! По дороге перекурите, - скомандовал взводный.
Я со вздохом отставил почти половину чашки с едой.
- Ты ешь, ешь, - остановил меня Зайцев, - Если хочешь, ещё накладывай.
Пришлось подчиниться. Комвзвода, лениво развалясь на травке, покуривал медленными и глубокими затяжками папиросу и добродушно взирал на меня.
В очередной раз, запустив ложку в миску, я вытащил огромный кус варёного сала. Зайцев насторожился. Я осмотрел кусочек со всех сторон, выбирая место, и вонзил в него мои челюсти.
- И-и-эп! – судорогой изогнуло тело сержанта и он, отвернувшись от меня, смачно выблевал свой обед на траву.
- Ты это..., - в промежутках между омовениями физиономии выдыхал Зайцев, - Ты ешь... Не стесняйся... Только усы, всё равно, потом сбреешь.
Караул.
Сержант окинул нас взглядом. После всех приготовлений, построений, разводов, приёмов и сдач мы, наконец, воцарились в караульном помещении. Наш первый караул.
- Значит так... если кто думает, что можно будет покемарить на посту, то пусть заранее приготовится, что его будут потом иметь во все дыры, если жив останется. Вы слышали слово «халулай»?
- А! Это там, где эти..., - встрепенулся один из нас, местный.
- Они самые, - подтвердил сержант, - Это – морские разведчики. И они развлекаются тем, что воруют часовых с оружием с постов. Им так разрешают тренироваться. Потом они кормят печеньками пленных, а, когда эти пленные возвращаются обратно, командование вынимает печеньки обратно без хирургического вмешательства.
Новость нас не обрадовала.
- А они всех подряд воруют? - спросил я, - Или выбирают специально маленьких или больших?
- Хм! - задумался сержант, - Наверное за больших им лучше оценки ставят. Но я точно не знаю.
Прибыв на пост, я первым делом осмотрел его со знанием дела бывшего игрока в «войнушку». Нашёл слабые и сильные места в обороне, потом приготовил в укромных местах несколько больших, размером с гранату, камней. На этот пост патронов не давали и нужно было «охранять» его лишь с карабином. Чувство оружия было слишком слабой помощью в борьбе со страхом, в чём я убедился, когда часовой первой ночной смены мне сдавал объект и пожаловаля на подозрительные шорохи в лесу. Мне эти шорохи были не страшны, потому что я умел отличать шорох мыши или змеи от шагов человека.
Шаги человека раздались поздно после полуночи. Недалеко от объекта вещевых складов проходила протоптанная тропинка. Куда она шла, я не знал. Приникнув к земле я попробовал посчитать идущих. Насчитал четырёх.
- Стой! Кто идёт?
- Кому надо, тот и идёт.
- Стой! Стрелять буду!
- Я тебе сейчас постреляю!
Передёрнутый затвор в темноте обладает хорошим останавливающим действием. Я, воспользовался ошеломлением «противника» и переместился поближе к тропинке, здраво рассудив, что никому в голову не прийдёт такой нелогичный маневр. На тропе стояли матросы в форме и пытались совещаться, одновременно взывая к моей совести.
- Послушай, мы тут из дома отдыха, на танцах были.
- Откуда этот придурок здесь взялся?
- Да это – курсанты из учебки, что внизу.
- Слышь, часовой, ты нас пропусти, мы сейчас быстренько пройдём и больше не будем этого делать.
- А патроны у него есть?
- Я откуда знаю, пойди проверь.
Отползая обратно, я остановился под защитой забора из колючей проволоки, прикрывшей меня со спины. Поставил ладошку перед ртом и начал речь.
- Внимание! Слушай приказ: дистанция – четыре метра, руки держать перед собой на уровне головы, по одному бего-ом. Марш!
Народ не заставил повторять два раза. Проскочив опасный участок, они загомонили издалека, обрадованные тем, что всё кончилось.
- Ну, всё, молодой! Ты завтра за это ответишь!
- Узнаешь, где раки зимуют!
- Вешайся, салага!
Наступило завтра. Никто не призывал меня к ответу. Про раков тоже не было никаких новостей. И лишь ближе к обеду, когда начальник караула проснулся после положенного ему дневного сна и поговорил с кем-то по телефону, он радостно заржал и заорал на всю караулку:
- Кто это подводников ночью напугал? Жалуются на четвёртый пост.
Но я в это время был на посту и не смог ему ответить. Все решили, что подводников напугали морские разведчики.
Попробовал.
Вечно-улыбающийся сержант Кротов пришёл к сержанту Зайцеву. Большинство сержантов нашей учебной роты обладали звериными фамилиями, за что в части нас так и называли: звериная рота.
- Ты понимаешь, Заяц, я ему говорю: щас в ухо дам, а он мне отвечает: ну и попробуйте.
- Кто? – спросил Зайцев, посмотрев, почему-то, на меня.
- Да этот. Мой. Тарасов.
Вова Тарасов – 20-летний деревенский, словно вытесанный из цельного куска дуба, невысокий спокойный флегмат. Он выделялся среди курсантов не только тем, что был чуть ли не одинаков в высоту и ширину, но и своим железным спокойствием.
- Зови его сюда этого Тарасова. Сейчас воспитывать будем, - пришёл на помощь «кроту» «заяц». Через минуту в нашем классе объявился Вова с докладом.
- Товарищ сержант! Курсант Тарасов по вашему приказанию прибыл.
Зайцев поднялся, вытянулся во весь рост, чтобы казаться ещё выше, и пошёл навстречу.
- Жалуются на тебя, курсант Тарасов.
- Не вижу причин, товарищ сержант.
- Зато я вижу! Хочешь, чтобы я тебе урок преподал?
- Попробуйте, товарищ сержант.
И чем ближе подходил Зайцев, тем шире становился Тарасов, втягивая набыченную голову в расширяющиеся плечи и расставляя локти в стороны.
- Смирно!
- А я уж и так смирнее некуда, товарищ сержант.
Не доходя, Зайцев остановился и растерянно оглянулся на Кротова. Тот прыснул в кулак.
- Крот! Да пошёл ты нахрен! Учебный процесс мне тут нарушаешь. Вали отсюда! У тебя тоже сейчас урок должен быть.
Вечером нам устраивали отбой-подъём. 30 секунд на раздевание и нырок в койку и 45 на одевание и построение. У нас получалось всё лучше и лучше. Но и постоянный состав находил всё новые извращения, чтобы вернуться к учебному процессу.
- Рота! Отбой! И 30 минут никакого шевеления и никакого звука.
И эти полчаса дежурный по роте крался вдоль двухярусных кроватей, навострив уши, чтобы к чему-нибудь придраться. В этот раз койка предательски скрипнула под мгновенно-уснувшим Тарасовым.
- Рота! Подъём! 45 секунд! Построение на центральном проходе!
Мы почти справились.
- Ты что, молодой? Приказа не слышал? Полчаса без движения!
- Я, когда сплю, плохо себя контролирую, товарищ старший матрос.
Со стороны, где лежали Зайцев и Кротов, послышалось сдавленное хрюканье.
- Кротов? Это твой такой умник? Кротов?!
- Крот, ты спишь? – спросил Зайцев.
- Да, я сплю. И пусть только какая падла попробует меня разбудить!