Энди.
АВГУСТ
Дорогая мама,
Я вот тут копаюсь в твоих альбомах с фотографиями, хочется приискать несколько хорошеньких карточек для твоей комнаты. До чего нелепо теперь выглядят эти старинные купальные костюмы, хотя ты-то как раз просто конфетка! Папа, кстати, мне запомнился низеньким толстячком с сигарой, и так странно его видеть подтянутым, и с этими усиками, — прямо негодяй из старой киноленты. Проглядывая фотографии, невольно я заметил, что среди них совсем нет, кажется, моих карточек в возрасте от семи до пятнадцати лет, и это навело меня на размышления. Ты мне говорила, что папа часто бывал мною недоволен в детстве, в то время, когда так блистали все сыновья его знакомых. Даже, кажется, ты употребляла слово стеснялся". Могло ли так случиться, что из-за этого — с горя, естественно, — он не захотел, чтоб в доме были мои фотографии? Может, он их воспринимал как неприятное дублирование? Кстати, вполне могу себе представить. В смысле — вот я тут как тут, и вот он снова, снова я — но уже на каминной полке или еще где-то, ну, не знаю. А может, он опасался, что эти снимки станут для него впоследствии болезненным напоминанием? Если тебе это представляется маловероятным, как, между прочим, и мне, возможно, у тебя есть другое объяснение, и в таком случае я буду рад о нем узнать. Тогда черкни мне, пожалуйста, пару строк, поскольку мне не удастся скоро выбраться к тебе, как я намечал.
Твой любящий сын
Энди.
P. S. для миссис Робинсон:
Я знаю, что если мама знакомится с этим письмом, значит, вы ей его читаете, за что вам колоссальное спасибо. Я знаю, какая она забывчивая, а порой бывает вредной, особенно если ей покажется, будто ее критикуют. Я вовсе ее не осуждаю за то, что не фотографировала меня все эти годы. Мне с высокой горы плевать на эти фотографии; просто я не понимаю, почему их нет. То есть, я хочу сказать, матери обычно обожают снимать своих детей. Я надеюсь, что, несмотря на ваши вполне объяснимые трения с мамой, а возможно, как раз благодаря им, вы согласитесь помочь мне в этом деле. Вам придется только найти способ усыпить мамину бдительность. Например, вы заводите разговор про собственных детей, если они у вас имеются, в противном случае вы их сочиняете и потом, мимоходом, в скобках, сетуете, как, мол, трудно фотографировать детей, они, мол, такие егозы. Тут мама, возможно, вступает в беседу, внося в нее собственную лепту. Например, она, возможно, замечает, что девочек фотографировать легче, и это для меня был бы важный ключ. Детали оставляю на ваше усмотрение. Очень вам буду благодарен, если черкнете пару строк обо всем, что вам удастся выведать. По-моему, будет только справедливо, если вы примете от меня двадцать долларов, которые приклеены внутри конверта Я не хотел, чтобы они вывалились у мамы на глазах и она, конечно, сочла бы, что это для нее.
С уважением
Энди Уиттакер.
Любезные господа,
Прочел в газете о программе Христианского Общества Скинии "Ближний да поможет ближнему". Я не являюсь членом вашей церкви, как и никакой другой, но по этой статье я заключил, что вы тем не менее меня считаете своим ближним. Я уважаю ваши чувства и, если когда-нибудь присоединюсь к церкви — мало ли, в будущем, — я непременно изберу ваше ответвление. Я вдовец, живу один. Я не стар, но здоровье мое оставляет желать лучшего. У меня какой-то шум в груди. Содержание и уборка дома делаются Аля меня все обременительнее и накладнее, в частности эти комья пыли, которые теперь я обнаруживаю всюду под вещами, особенно под кроватями и диванами. Когда я наклоняюсь, я заметил, шум в груди усугубляется, и от моего дыхания они, эти комья пыли, разбегаются, их потом не соберешь. Дом старый и набит фарфоровыми безделушками — их обожала покойница-жена, — каждую подними, оботри, поставь на место — работа на целые часы и трудная для человека, у которого руки имеют тенденцию дрожать. Я был бы безутешен, если бы хоть одну штучку уронил. Знаю, мне бы при этом так и слышались упреки моей дорогой Клодин, которая была на них горазда, но теперь бы я просто их не вынес. У меня есть все необходимое, кроме швабры для мойки окон. Жена, бывало, пользовалась свернутой газетой с уксусом, чего я никогда не одобрял, ибо при этом остаются черные разводы, хотя она это и отрицала. Мой телефон последнее время барахлит из-за каких-то там их уличных работ. Я почти все время дома, так что, если сочтете меня "достойным вариантом", можете прямо сразу кого-нибудь прислать.
Ваш ближний
Эндрю Уиттакер.
Уважаемый автор,
Благодарим за то, что предоставили нам лестную возможность ознакомиться с вашей рукописью. После долгих размышлений мы, к сожалению, сочли, что в настоящее время не сможем ею воспользоваться.
Издатели "Мыла".
Уважаемая мисс Мусс,
Спасибо вам за шоколадки, фотографии и бумажник. Вы его сами сделали? Да, и еще, конечно, за новые стихи и за конверт. Стихами я займусь, как только выкрою часок, когда смогу к ним отнестись со всем моим вниманием. Я тронут, что в вихре всех своих событий вы подумали об этой посылке для меня. И я ценю ваши слова сочувствия по поводу моих обстоятельств. Правда, финансовые перипетии, о которых я вам писал, не имеют ничего общего с растратой, просто бухгалтерская неразбериха. Простите, но я должен вас разочаровать. "Темную лошадку" вам, видимо, придется поискать в другом месте. Я, к сожалению, отнюдь не столь интересная фигура.
И еще раз простите, но я действительно никакогосовета не могу дать относительно обстановки у вас дома. Более того, раз вы мне не сообщаете, что у вас было в дневнике, вы не можете рассчитывать на мой вердикт относительно поведения ваших родителей. Скажу только, что, как правило, по-моему, никто не должен совать свой нос в частные бумаги другого лица. И тем не менее тот факт, что вы оставили дневник открытым на кофейном столике, свидетельствует о том, что вы, грубо говоря, нарывались на конфликт. Что же касается Бога — я не то что агностик, я просто к нему равнодушен. Пасторы, батюшки и падре, которые мне попадались, все, как на подбор, были набитые дураки или шарлатаны. Судя по вашим описаниям, ваш препод. Хенли счастливо совмещает в себе то и другое. Восхищаюсь вашей способностью создать смешной сюжет на основе, видимо, очень неприятной встречи. Помните: помимо Руфуса существует огромный мир. И еще помните: и на следующий год все по-прежнему так будет.
Спасибо за фотографии. Вот уж сюрприз. Я-то ожидал, сам не знаю почему, увидеть коротышку в большущих черных ботинках, а никак не прелестную стройняшку в теннисных шортиках. Не удивляюсь, что добрейший пастор вас облапил. Надеюсь, вы не сочтете эти мои слова проявлением нечуткости, и я, конечно, не пытаюсь его оправдывать, просто я привык доверять собственным глазам.
Искренне ваш
Энди Уиттакер.
Милый Далъберг,
Присланное тобой в последний раз я отверг из-за отсутствия достоинств, и с тем, что ты канадец, это абсолютно не связано, но если тебе приятней так считать, то и пожалуйста, и на здоровье.
Всего хорошего.
Энди.
Дорогая Пег!
Я знаю, ты не любишь получать известия обо мне и маме, но я должен тебе задать один вопрос. Собственно, я бы обошелся, если бы дело касалось только меня, но тут, видишь ли, замешаны другие люди. Журнал "Дом и сад" намеревается поместить подробный очерк обо мне под названием "Становление таланта", и им нужны мои детские фотографии. Им и твоя нужна, и, возможно, даже несколько. Я просмотрел все мамины альбомы, но там нет ни единого моего снимка в возрасте между семью и пятнадцатью, и я долго думал почему. Очень много твоих, и папиных, и маминых, и наших зверушек даже. Но журнал не станет, конечно, публиковать ни тех, ни других, ни третьих, невзирая на всю их заведомую прелесть, если я не представлю и себя. Кто-то явно прошелся по всем альбомам, систематически удаляя мои фотографии. Знаю, это звучит малоправдоподобно, но, кто бы это ни был, он делал свое дело тщательно и терпеливо, перемещая другие фотографии вокруг таким манером, чтоб не были заметны швы. Я никого не обвиняю, просто интересно, кто бы еще мог это сделать? Я имею в виду доступ и мотив. Если ты их взяла, ну, может быть, случайно, и не окончательно их уничтожила, порвав или спустив в унитаз, может, ты бы мне хоть несколько штук вернула.
Твой брат
Энди.
Вниманию всех жильцов!
Если вы посеяли ваши ключи от почтовых ящиков, обращайтесь к Филис из кв. 1. У нее есть контрольный ключ, и она достанет вашу почту. Не пытайтесь взламывать ящики!
Уважаемый мистер Фонтини,
Я получил ваше послание Я тщательно все взвесил. Я заверяю вас нельзя винить в печальном инциденте водопроводную систему. С ней все в порядке. Не только мистер Сьюэл в ней не нашел никаких изъянов, но я сам лично, уже после той, первой аварии подробно осмотрел каждый сантиметр. Я ползал с рулеткой и кронциркулем. Сливная труба в ванной — стандартного размера. Если не верите мне и Сьюэлу (между прочим, дипломированному водопроводчику), вызывайте городского инспектора, да пожалуйста и на здоровье, если, конечно, сумеете его залучить, в чём я сильно сомневаюсь, поскольку он выслушает и другую сторону. "Если не халтурная водопроводная система, — вы ему скажете, — так почему же потолок свалился во время ужина в мою тарелку, и притом не единожды, а дважды?" Объяснение, по-моему, лежит непосредственно под рукой и даже, я бы сказал, еще ближе. По-моему, вы правильно бы сделали, если бы внимательно понаблюдали за своей супругой, когда она принимает ванну. Если вы предпримете такое наблюдение, вы обнаружите при этом известную последовательность шагов. 1) Миссис Фонтини включает краны и напускает в ванну воду, сама тем временем совлекая с себя одежды, ища шампунь, возможно, не вдруг обнаруживая его, далее отправляясь в кладовку за чистым полотенцем и т. д. и т. п. 2) Покуда она углублена в эти занятия, вода в ванне достигает уровня сливного отверстия, а затем избыток бурлит в сливной трубе, что нимало не смущает миссис Фонтини, ибо она знает, что в подвале стоит большой электрический водонагреватель. 3) Погружаясь в ванну, она упускает из виду как свою собственную, нельзя сказать чтоб малозначительную, массу, так и опыт Архимеда в ванне, где он открыл, что в соответствии с каждым кубическим сантиметром миссис Фонтини, погруженным в воду ванны, к краям ванны будет подниматься кубический сантиметр вышеуказанной воды. 4) Она либо никогда не знала, либо забыла, что сливная труба предназначена исключительно для контроля за постепенным подъемом уровня воды по причине, скажем, открытых вентилей, но исконно не создана для борьбы с внезапными приливами. Быть может, ее руки, как они ни крупны, с какой бы силой ни вцеплялись они в края ванны, не могут тем не менее обеспечить задачу постепенного погружения в воду остальной массы миссис Фонтини, вследствие чего она в нее элементарно плюхается. Общий эффект шагов 1 и 4 сводится к тому, что прилив сокрушает хрупкие дамбы и горячая вода бурными потоками обрушивается на пол. Далее, под влиянием закона всемирного тяготения, эта вода протекает между плитками на шпаклевку кухонного потолка. Здесь низвержение воды всего лишь замедляется, но не прекращается вовсе, вследствие чего шпаклевка постепенно размягчается, покуда наконец она не размягчится до такой степени, что обрушивается в тарелку с вашим супом Я не хотел бы стать причиной раздоров между мужем и женой, однако, если вы, конечно, не стремитесь к регулярной оплате счетов за шпаклевку потолка, предлагаю миссис Фонтини перейти в стан приверженцев душа или, если она категорически не может обойтись без ванн и при этом неспособна либо не желает погружаться в воду с общепринятой скоростью, предлагаю вам изобрести, соответственно, механизм для ее погружения — на шкивах и веревках, что ли. Желаю вам всяческих успехов на избранном пути, только, пожалуйста, не вбивайте гвозди в стены. Тем временем вы должны возместить компании Уиттакера $417 за шпаклевку потолка.
Искренне ваш
лендлорд.
Ну что, ну что он означает — этот мой дар писать неприятные письма? Может, он свидетельствует о моем характере, может, я неприятный человек? Или, может быть, он просто означает, что другие люди неприятны? Пробовал я писать простые благодарственные записки, когда мне еще присылали подарки; эти записки тоже выходили неискренними сплошь. И если даже мне вдруг и в самом деленравился подарок, мне было ничуть не легче. То же самое бывало, когда я говорил Джолли, что ее люблю. Сам ведь по голосу слышу: безбожно пережимаю, вру — а я же в самом деле ее любил. Думаю, отчасти из-за этого я потом был с нею так отвратен. Теперь пишу людям, с которыми едва знаком, и письма прямо пышут, особенно если есть шанс исподтишка лягнуть кого-то, кто не в состоянии ответить тем же. Может, и прав Бодлер: хандра — она не от худа и не от добра, да, но сколько от нее вреда — прибавлю своими словами.
написать Губкибантом
написать Уилли
Уважаемая миссис Губкибантом,
Вот уже четыре года вы постоянно мне посылаете свои стихи. В первые три из них я трудился над ответами, вас утешал банальностями, тем временем тактично, исподволь советуя вам все это прекратить. Но вы упорствовали вопреки всему. Вы мне писали слезные письма. Вы надрывали мне сердце рассказами о своих творческих муках, которым я сочувствовал; о своих непомерных амбициях, столь сродственных моим; о проблемах своих яичников, о жестокости вашего библиотечного совета и волокитстве вашего супруга, с которым, волокитством то есть, я был уж никак не в силах сладить. Вы стали причиной моих бессониц, я засыпал и тотчас просыпался, потому что мне снилось, будто я мучаю беспомощных зверушек. Перед лицом всего этого я сдаюсь. Я не сохранил свидетельств ваших былых усилий, но нынешний ваш опыт, по-моему, еще хуже прежних, так что предоставляю на ваше усмотрение: выберите любые шесть строк, и я их напечатаю. После чего я уже не вскрою ни единого вашего конверта.
Искренне ваш
Энди Уиттакер.
Милый Харолд,
Спасибо тебе за письмо. Оно такое дружеское. Я тоже не прочь переписываться на регулярной основе. Ты, видно, прочел у меня между строк, что я и впрямь не совсем здоров. И не только в груди дело. Дом, в котором я теперь живу, меня ужасно угнетает, особенно когда льет дождь, а он в последнее время зарядил, хлещет как из ведра, практически без передышки. Но даже и не в дожде тут дело, а в тишине, какую он с собой привносит, потому что стук дождя по окнам и по крыше делает тишину в доме настолько более заметной, возможно, потому, что заглушает легкие шумы, какие обычно я произвожу, — шлепанье голых пяток по полу, поскрипыванье пера, и время от времени я осторожно прочищаю горло, ну и так далее. Думаю про тебя, как ты работаешь на воле, со зверушками, цветами, и жуткая зависть меня берет. Лежу навзничь на полу, разглядываю потолок на предмет протечек и представляю себе, как ты на тракторе легко и весело подпрыгиваешь по ухабам. И у вас теперь, наверно, все солнце, солнце. Я тут сочиняю одну новую повесть, действие происходит в Висконсине, на ферме (где я на самом деле ни разу не бывал), и было бы просто чудно, если б ты мне время от времени отвечал на кой-какие технические вопросы. А может, я даже смогу вырваться к тебе ненадолго, пропитаться, что называется, духом сельской жизни. Семья у тебя, кажется, чудесная, и я обожаю зверушек, маленьких осликов особенно.
Я решил перебраться из этого дома в жилище поменьше, где будет меньше места для привидении, и начал уже складывать вещи по ящикам. В гостиной у меня из этих ящиков выросла стена, буквально. В фасадные окна, в общем, уже не выглянешь. По вечерам, когда свет еле пробивается сквозь подслеповатые из-за дождя оконницы, углы ящиков размываются и чудится, что это мешки с песком, и возникает уютное такое чувство: я в крепости, я в обороне. Столовую я запер, она вся забита хламом, который я понатаскал из подвала. Прихожая забита тоже. И возникает чувство: я в осаде. В осаде, в обороне — ах, разве в наше время разберешь? Особенно медленно идет упаковка книг, потому что я то и дело обнаруживаю такие, про которые совсем забыл (или никогда не знал), что они у меня есть, и в конце концов я сажусь на пол и читаю, и мое тихое дыхание и редкий шелест переворачиваемых страниц тонут, как я уже упомянул, в неотвязном шорохе дождя.