Кувыр-коллегия - Андриенко Владимир Александрович 19 стр.

Год 1737, апрель, 10 дня. Санкт-Петербург. Во дворце.

В этот день Пьетро появился во дворце. Он нарядился в красный кафтан, желтый камзол с серебром, желтые штаны и полосатые чулки, положенные шутам кувыр коллегии. Вместо шпаги прихватил с собой свою скрипку.

Лакоста, король самоедский, встретил его вопросом:

— Чего так долго отсутствовал, Педрилло? Неужто болел?

— Может и болел, а твое какое дело? — грубо ответил Мира. — Не при твоем дворе я в шутах служу, твое величество король самоедский.

— Да, я могу из тебя и своего шута сделать, Адамка! Али не знаешь талантов моих? Денег то отгреб ты столько, что всем нам сирым шутам и не снилось. А затем своей службой и дорожить престал?

— Жуй пирог с грибами, твое величество, и держи язык за зубами, — сказал Балакирев Лакосте. — А то граф Бирен как герцогом станет, его тебе укоротит.

Пьетро внимательно посмотрел на Балакирева. Неужели что-то знает? Или просто так невпопад ляпнул? Но по глазам и по лицу шута определить ничего было нельзя.

— Господа, дураки! — из-за двери показалась рожа Апраксина. — Государыня вас примет. Чего здесь толчетесь?

И все они вошли в будуар императрицы.

Анна Ивановна была в этот ранний час в халате и в платке, которым повязала голову, словно простая мещанка. Она сидела в удобном кресле и рядом как всегда толклись арапчата, два карлика, шутихи Новокшенова и Буженинова, лейб-стригунья Юшкова обрезала ногти на ногах царицы.

Вокруг бегали собачки царицы и сидели на насестах попугаи, что оглашали будуар своими мерзкими криками.

Здесь же были офицеры гвардии, фрейлины, болтушки, некоторые придворные: князь Куракин, камергер Бестужев-Рюмин, обер-егермейтер двора Волынский и другие.

— А вот и наши дураки, матушка! — проговорил Апраксин. — Не хотели входить!

Анна посмотрела на шутов:

— С чего это? И Адамка с вами? Где был столь долго? Граф Бирен говорил нам, что ты болен?

— Да, матушка-государыня. Был не здоров и не имел счастья усладить взора моей государыни.

— Ладно уж! И скрипку притащил? Сыграешь потом! Люблю твою скрипку. Как твоя жена? — спросила императрица.

— Придворная коза здорова, матушка.

— Вот как? А ты её чай изменяешь, Педрилло? Мы слышали про то, как ты к Марии Дорио шастаешь. Али врут?

— Врут, матушка.

— Смотри мне. Не обижай моего капельмейстера. Для сеньора Франческо она дорога. Взгреет он тебя однажды. Хотя ты через заборы мастак лазить.

Все засмеялись шутке императрицы кроме одного. Анна увидела грустную рожу Балакирева и спросила:

— А ты чего, Ванька, не весел?

— А чего веселиться, матушка? Коли один глупость сморозил, то всем смешно? — ответил шут.

— Это я глупость сморозила? — мягко спросила царица. — В уме ли ты? Чего дерзости государыне молвишь? Али смел стал?

— Дак я дурак, матушка. А чего с дурака взять?

— Эх, Ванька! Мало тебя мой дядюшка дубиной учил! Али не знаешь, что я не хуже дядюшки могу взгреть?

Дралась Анна действительно лихо. И не дубинкой, а кулаками. И могла с ног даже мужика свалить.

— Твои ручки матушка на себе не раз пробовал, — ответил Балакирев.

— То-то. Смотри мне. Ты при дворе кем состоишь и за что жалование получаешь? И не мало при том загребаешь из казны моей.

— В дураках состою, матушка. В дураках. И потому дураком быть должен. Во и говорю дурости разные. Но дурачусь я от ума избытка. Всем умным в дураках состоять приходиться.

— Эка завернул! — улыбнулась императрица.

Буженинова проворчала:

— Да не слушай его, матушка. Он дурак, что твоя Новокшенова, токмо на свой лад. Он виш, Адамке завидует. Тот шутовством сколь денег отгреб. А этот малости имеет и тем недоволен.

— Али мало тебе плачу, Ванька? — снова спросила Балакирева царица.

— Много тобою доволен матушка. Милостями твоими живу. И семейство мое тебя ежеденно благословляет. Но Буженинова твоя дурит, от нехватки ума, а я дурачусь от избытка онного. Так что не слушай её матушка. Дура она безмозглая. А я дурак по должности своей с мозгами.

— Вот не проживешь долго с мозгами своими, — ответила Буженинова. — Усекут тебе голову за язык твой.

— Дак разве я про долгую жизнь говорю? Я Бога прошу только, чтобы жизнь мою продлил на то время, как все долги мои выплачу. А после и уйти можно.

— Вот как? — императрица засмеялась. — И сколь долгов у тебя?

— Если бы господь и явил Балакиреву такую милость, матушка, — ответил за него Лакоста, — то Ванька Балакирев бы никогда не умер.

Императрица засмеялась.

— А знаешь матушка, что Балакирев едва в тайную канцелярию не угодил? — спросила императрицу Буженинова.

— К Ушакову? С чего это? — спросила Анна Буженинову.

— Дак путь он сам и расскажет тебе.

— А ну, Ванька? Чего там стряслось у тебя? — Анна посмотрела на Балакирева.

— Дак шел я по Невскому и увидел, как людишки из канцелярии тайной человечка тащили по слову и делу. Ну и спросил его, за что волокут то его? А мне ответили людишки, что мол противное слово против Бирена сказал.

— А ты чего? — голос Анны стал строгим. Настроение императрицы стало меняться.

— А чего я? Сказал, что зря он Бирена обругал. Пусть бы лучше меня ругал, и ничего ему бы за то не было. А он спросил меня кто я таков. Я ответил, что я царь Касимовский. Хотели и меня заграбастать, но кто-то узнал меня и имени твоего они убоялись.

— Права куколка, Ванька! Не помрешь ты своей смертью. Однажды и имя тебе мое не поможет. Ну да ладно. Где Педрилло?

— Я здесь, матушка-государыня.

— Сыграй мне на скрипице твоей. Желаю музыкой слух свой усладить.

И Мира стал играть….

Между тем в Курляндии несколько месяцев спустя прошли выборы нового герцога. Некие бароны заартачились, и говорить против Бирена стали. Тогда по приказу императрицы генерал русской службы фон Бисмарк, рижский губернатор, во главе регимента своего с пушками выступил к стенам Митавы, дабы непокорных устрашить. И стали большинство баронов за Бирена кричать.

Напрасно барон фон дер Ховен кричал до хрипоты пусть де в Курляндии будет губернатор российский, но не выскочка безродный в герцогах. Рыцари, пушек русских убоявшись, наперекор ему орали:

— Не хотим быть рабами русскими! Пусть будет граф Бирен! Он все же природный курляндец!

Так и выбрали в 1737 году от Рождества Христова Эрнеста Иоганна Бирена герцогом Курляндии и Семигалии. И назваться он стал более благородно. Не Бирен, а Бирон. А сие уже была совсем иная фамилия. Она знатному герцогскому роду из Франции принадлежала.

Французский маршал герцог Бирон де Гонто был поставлен в известность, что у него родственник объявился, от одной из ветвей его рода, что давным давно от дерева основного откололась. Герцог посмеялся, и признавать родство отказался, но кому было нужно его согласие….

Конец первой части.

Часть 2

Его светлость герцог

Глава 1 Новые враги светлейшего герцога Бирона

В 1737 году война России с Турцией и Крымским ханством продолжалась. Фельдмаршал Миних с армией в 70 тысяч человек переправился через Днепр и двинулся к крепости Очаков. 2 июля Очаков пал и в нем Миних оставил русский гарнизон под командой генерала Штольфена. Тем временем вторая русская армия под командой фельдмаршала Ласси снова вошла в Крым. Но, несмотря на все победы русского оружия, кампания 1737 года окончилась ничем из-за больших людских потерь. Миних снова отступил. Армии отошли на винтер-квартиры…

Год 1737, декабрь, 17 дня. Санкт-Петербург. В покоях герцога Бирона.

Эрнест Иоганн Бирон, светлейший герцог Курляндский, двора русского обер-камергер, императрицы Анны Иоанновны фаворит, призвал к себе в покои шута придворной кувыр коллегии Пьетро Мира, более известного как Адамка Педрилло, и банкира митавского Лейбу Либмана, двора её императорского величества обер-гофкомиссара. Те явились незамедлительно. Бирон стал самой большой силой при дворе. Теперь с ним считались все.

На герцоге в этот день был кафтан сребристой парчи, голубая кавалерская лента через плечо, пышный седой парик. На камзоле и пряжках его башмаков сверкали драгоценные камни.

— Прошу садиться, господа! Есть у меня до каждого из вас дела неотложные. Ты, Лейба, недавно подарил мне целое состояние именуемое — гора Благодать, что на Урале находиться!

— То результат поездки моего протеже фон Штемберга по заводам Уральским. И состояние то будет только умножаться. Но деньги, получаемые с того предприятия, я советую тебе, Эрнест, как ранее делалось, в мой банк переводить.

— Пусть так и будет, Лейба. Но мне неотложно требуются 50 тысяч рублей, друг мой. Завтра доставишь требуемую сумму ко мне.

Бирон произнес это тоном, не терпящим возражений. Но не таков был митавский еврей, чтобы просто так расставаться с деньгами.

— К тебе, Эрнест? Но я всегда распоряжался твоими деньгами. Если есть платежи, то пришли своего кредитора ко мне. Так всегда делает твоя жена.

— Сейчас я должен заплатить сам, Лейба. В Петербург прибыли бароны из Курляндии. Это те, кто голосовал за меня. Это теперь мои подданные и я обещал им денежные раздачи. Я дал слово герцога.

— Но такая сумма! Эрнест!

— Лейба, мне нужны сии деньги! Кроме всего прочего, обещал я выделить средства на орган для лютеранской кирхи Петра и Павла, дабы могли единоверцы мои молиться, как им подобает.

— Но если в моей кассе сейчас нет таких денег? Что прикажешь делать?

— Не ври, Лейба! Такие деньги у тебя есть. Ведь вы со Штембергом ограбили и Демидова и Турчанинова и Строганова на Урале. И Штемберг поехал туда с полномочиями от меня. И на него и на тебя поступило три десятка жалоб о притеснении русских промышленников и заводчиков. И я их хода не дал.

— Хорошо, — сдался еврей. — Получишь требуемую сумму завтра. Но тебе следует умерить свои аппетиты, и аппетиты твоей жены, светлейшей герцогини Бенингны Бирон. Только вчера я оплатил её счет в 23 тысячи золотом! Её наряды слишком дорого обходятся государству.

— Говорить с Бенингной трудно, Лейба. Она мне надоела своими причитаниями по поводу того, что она теперь герцогиня и должна сменить весь гардероб и все драгоценности. Анна подарила её третьего дня со своей шеи бриллиантовое ожерелье. Я заказал ей подвески, брошь и перстень. И ей все мало.

— Но такие траты, Эрнест! Это возмутительно. Я финансист, а не волшебник! Деньги надобно зарабатывать. А ты и императрица неумеренны в тратах!

— Не ворчи. Ты ведь получил все, что от меня просил. Твои протеже командуют в России промышленностью и горным делом. Ты наложил руку на сибирские меха. Это не дает прибыли?

— Дает! Но за сие я вам плачу и плачу щедро. Недавний маскарад во дворце обошелся в 67 тысяч рублей и деньги на него нашел я. На жалование конному лейб-регименту 10 тысяч также нашел я.

— Хорошо. Императрица помнит о твоих услугах. Я же, со своей стороны, стану следовать по твоим советам, Лейба.

— Ты часто говорил это! Но никогда не выполнял. И Петер вчера приходил ко мне за деньгами, — Либман посмотрел на Мира. — Он положил свои сто тысяч в мой банк и деньги его уже работают. Они вложены в выгодное коммерческое предприятие в Австрии. Но ему нужно 14 тысяч рублей для певички Дорио. Они с сеньором Франческо Арайя соревнуются в дороговизне подарков для этой гулящей девки. И меня сие возмущает.

— Петер? — спросил Бирон с улыбкой Пьетро. — Ты все еще раб сеньориты Дорио?

Мира развел руками. После того как Пьетро выполнил приказ Бирона по устранению Левенвольде, дружеские отношения между укрепились.

— Последние несколько месяцев и ты Эрнест, и ты Петер, перестали мне помогать. Вы занимаетесь собой. Эрнест лошадьми. Петер сеньоритой Дорио и скандалами с сеньором Арайя. Про сие ходит уже множество анекдотов и императрица немало довольна ими. Смех при нашем дворе — это хорошо. Здесь спорить нечего. Но вы оба забыли, что у вас есть враги!

— Левенвольде мертв, благодаря Петеру, а Остерман присмирел, — самодовольно заявил Бирон. — Миних далеко от Петербурга воюет с турками. Какие у меня могут быть враги? Все придворные у меня в кулаке! Принц Брауншвейгский ловит каждое мое слово. Принцесса Анна Леопольдовна кланяется мне до земли!

— Остерман еще силен и своих попыток свергнуть тебя не оставит, — Либман поднял вверх указательный палец.

— Но Остерман болен, и скоро умрет! — проговорил Мира. — Дошло до того, что его на заседание кабинета возят на коляске.

— Прикидывается. Этот Остерман хитрая бестия. Он всех нас еще переживет. Да и Миниха следует опасаться. Этот фельдмаршал честолюбие имеет огромное.

— Но он далеко от столицы, — возразил Бирон.

— Но его люди здесь. Так что тебе, Эрнест, и далее следует укреплять свое положение в России. Твой трон в Курляндии пока еще шаток. И для укрепления оного следует тебе кое-что сделать.

— И что же?

— А не женить ли твоего старшего сына Петра на Анне Леопольдовне? — предложил банкир. — Ты провозгласишь его наследником короны Курляндии. Мы проведем сие решение через ландтаг, и можно предложить сей прожект императрице.

Бирон посмотрел на банкира. Уж не тронулся ли тот умом? Пьетро Мира был согласен с герцогом. Принцесса Анна Леопольдовна была, по велению императрицы, той кто будет носить во черве своем будущего наследника короны Романовых. А если Петр Бирон станет её мужем, то и отцом императора России.

— Но здесь находиться будущий муж Анны Леопольдовны принц Антон Брауншвейгский! Ты забыл?

— Ничего я не забыл, — ответил Бирону Лейба. — Но принц Антон всего лишь жених. Он не муж! И его можно отправить обратно в Вену, откуда он приехал.

— И как сие сделать? Посол Австрии сразу взбелениться. Барон Остейн и так постоянно докучает мне вопросом, когда же свадьба принцессы и принца?

— Все можно переменить, Эрнест. Сие Остерман это бракосочетание устроить желает.

— Лейба! Ты зарвался! — остановил банкира герцог. — Императрица того не поддержит! К тому же мой старший сын Петр на пять лет младше принцессы! Анна желает наследника и чем скорее тем лучше! Потому скоро будет свадьба принца Брауншвейгского и принцессы Анны.

— Значит, ты и пробовать не станешь? — строго спросил банкир.

— Не стану. Этот прожект неосуществим, Лейба. Да и зачем нам этот брак? И так я первый человек в империи. Все что я скажу, Анна сделает.

— Но Анна не долговечна, Эрнест! Медики предрекают ей скорую смерть. Она болеет! И сколько еще протянет? Год? Два? Пусть три! А потом? Что будет с тобой и с нами, если к власти придет Елизавета?

— Но Анна назначила наследницей принцессу Анну Леопольдовну!

— Хорошо, а если власть возьмет Миних и станет за спиной Анны Леопольдовны?

— Да что ты все каркаешь как ворон! — возмутился Бирен. — Сколько можно!

Если бы герцог Бирен знал, что все, что предсказал и предположил Либман в скором времени сбудется, он бы отнесся к его словам с большей серьезностью. Но нам не дано видеть будущее…

Бирон поправил кружева на своих манжетах и произнес:

— Я думаю о будущем, Лейба. Хоть тебе так и не кажется. В кабинет императрицы я порекомендую своего человека.

— Кого же? — поинтересовался Либман.

— Волынского!

— Обер-егермейтера? Это глупо, Эрнест. Волынского продвигать не стоит. Этот человек хитер и своекорыстен. И тем более он вор. И ворует прямолинейно, совсем не так как иные придворные. Разбойник, а не вельможа. Варвар!