Кувыр-коллегия - Андриенко Владимир Александрович 6 стр.

— Но возможно, граф прав, — подхватил шутку Бирена Лакоста. — Может скоро рога с некоей головы и сами отваляться.

— Как так? — спросил Бирен.

— А так. Вы слышали историю про рогоносца мужа, который обратился однажды к отцу своей жены?

— Расскажи, — не утерпела императрица. — Я того не слыхала.

— Было это в благословенной Флоренции. Некий муж увенчанный знатностью от своих предков и ветвистыми рогами от жены, обратился к своему тестю. "Скажи мне, — спросил он. — Может ли исправиться твоя дочь от того демона похоти, что засел в ней?" Отец жены ответил ему: "На это могу ответить тебе положительно, зять мой. Она исправиться". Тогда муж спросил тестя: "Когда же?" Тот ответил: "Её мать была такова же как и она. И я не мог найти долгое время никакого средства от этого. И уже отчаялся, но на 60 году жизни она сама исправилась. И я думаю, что моя дочь, в этих же летах станет честной женщиной и верной женой!"

Императрица захохотала. И придворные стали смеяться за ней. И веселье на этот раз было вполне искренним. Пьетро согнулся чуть ли не пополам и у него от смеха закололо в животе.

В этот момент его кто-то тронул за рукав. Он обернулся и увидел рядом Балакирева.

— Левенвольде ушел, — шепнул тот.

Пьетро посмотрел туда, где только что находился обер-гофмаршал и увидел, что тот исчез.

— Вот дьявол! Только что был здесь. И я не могу уйти искать его. Императрица….

— Я все понимаю и сам прослежу за ним, — успокоил его Балакирев.

— Но как ты станешь действовать один? Мы договорились…

— Ничего. План придется немного изменить. Слушай и далее шутки Лакосты! Он сегодня в ударе….

Балакирев вышел из покоев императрицы и пошел в оранжерею. Там он увидел фигуру Левенвольде. Тот что-то рассматривал на небольшой грядке с клубникой для императрицы. Затем щелкнул пальцами и, сняв себя треуголку, бросил её на грядку.

— О, майн либе! — вскричал Рейнгольд и помчался прочь из оранжереи.

Балакирев подскочил к тому месту и поднял треуголку обер-гофмаршала.

Под роскошной треуголкой была скрыта крупная ягода.

— Вот и приготовил Левенвольде ягодку для своей невестушки Варьки.

Шут ягоду сразу сорвал и сожрал. Вместо неё он приготовил иной подарок для невесты обер-гофмаршала. Балакирев расстегнул штаны, приспустил их и нагадил на куст, после чего и накрыл все это треуголкой.

Затем он отошел подальше и спрятался за большой кадкой с пальмой. Скоро в оранжерею вошли двое. Рейнгольд фон Левенвольде за руку вел княжну Черкасскую к тому месту, где лежала его треуголка.

Княжна улыбалась.

— Шуты сегодня остроумны как никогда, — проговорила он. — Я давно так не смеялась.

— Вам понравился Лакоста?

— Лакоста и Адам. Бедняжка сеньор Франческо. Ему сегодня досталось от этих затейников. Но зачем вы, сударь, привели меня сюда?

— Я приготовил вам сюрприз.

— Сюрприз?

— Вы ведь любите сюрпризы, моя прелесть?

— Смотря какие. Меня трудно чем-то удивить, граф. Я дочь князя Черкасского и простой бриллиант не зажжет моих глаз.

— А внимание любящего вас человека? Сможет зажечь ваши глаза?

— Внимание? Вы желаете меня удивить, граф? Это интересно! Но отчего же здесь? Отчего в оранжерее?

— Смотрите, как я вас люблю, моя прелесть. Под этой треуголкой вся глубина мох чувств к вам, Варвара.

— Вот как? Становиться все интереснее, граф.

Черкасская подалась к Левенвольде и подставила ему свои губы. Граф стал целовать её.

Балакирев даже затрясся от нетерпения.

"Да хватит целоваться. Пусть он покажет тебе, как тебя любит. А говорили что Лакоста сегодня в ударе. Вот она шутка, так шутка".

— Варвара, вы та о ком я мечтал всегда. Прошу вас склоните свою прелестную головку сюда. Смотрите.

Он сорвал треуголку и с ужасом обнаружил под ней совсем не то, что там оставил. Левенвольде не мог оторвать взора от дерьма Балкирева и сил посмотреть на невесту у него не было.

— Что это? — голос Черкасской задрожал от негодования. — Вы хотели показать себя шутом? Вам не дает покоя слава Лакосты? И вы избрали для шутки княжну Черкасскую?

— Варвара…., - Рейнгольд поднял голову.

Черкасская закатила Левенвольде две оплеухи и бросилась бежать из оранжереи.

— Варвара! — Левенвольде последовал за ней.

Балакирев смог покинуть свое убежище.

— Да, — проговорил он философски. — И чего люди так относятся к дерьму? Ну, нашла вместо клубнички кучку. И что с того? По-моему, отличная шутка….

Глава 3 Серебряные рубли

Не знал, не боялся он грозных судей,

Ходил по дорогам с ножом,

И грабил и резал невинных людей,

Закапывал в землю живьем….

Демидовы род на Руси знаменитый. И многое могли себе в силу богатства своего и наглости своей позволить. Поднялись они из мужиков простых, и Тульский кузнец Никита Антуфьев за сметку и сноровку свою сумел от Петра Великого под свое управление многие заводы казенные на Урале заполучить. За то он обязался пушки, фузеи, припасы разные для пушек в казну дешево поставлять. А Петру во время войны его со шведами все сие ох как надобно было. И стали кузнецы тульские Антуфьевы с тех пор именоваться Демидовы. И стали они купцами и промышленниками и стали они богатеть. А кто богат, тому все было можно. Оттого и замахнулись они на чеканку монеты собственной….

Год 1735, сентябрь, 5 дня, Санкт-Петербург. Дом Либмана.

Лейба Либман обер-гофкомиссар двора её императорского величества не был удивлен поздним визитом своего друга Георга фон Штемберга. Раз Георг приехал, значит, у него были на то важные причины.

— У меня к тебе важное дело, Лейба.

— Прошу тебя садись в кресло и располагайся поудобнее. Желаешь вина?

— Не сейчас, Лейба.

— Ты так взволнован, Георг. Что случилось. Неполадки по твоему департаменту?

Несколько месяцев назад Георг фон Штемберг получил высокий пост генерал-берг-директора стараниями Либмана.

— Нет. В департаменте все как обычно. Чиновники воруют и стараются ничего не делать. Но дело не в этом. Смотри, что я тебе принес.

Штемберг достал из кармана два серебряных рубля.

— Посмотри!

Лейба рассмотрел их и положил на стол.

— И что? Что это такое? — спросил он Штемберга.

— Серебряные рубли!

— Это я вижу. Но что из того? Они что заколдованные?

— Нет. Колдовство здесь не при чем. Ты внимательно посмотрел на две эти монеты?

— Да. Рубли производства монетного двора её императорского величества.

— Вот этот, — Штемберг взял со стола один рубли, — именно этого производства. А вот второй отчеканен в ином месте.

— Это как? Право на чеканку монеты есть лишь у императорского монетного двора. Или это фальшивка? Да нет. Оба рубля настоящие. Серебро. В том могу поручиться. Уж я то умею отличить дельное серебро от недельного* (*дельное — настоящее, недельное — ненастоящее).

— Ты прав, Лейба. Рубли настоящие из серебра. Но один производства государственного монетного двора, а второй нет. И качество серебра во втором рубле получше, и качество чеканки отменное.

— Погоди, Георг. Ты хочешь сказать, что кто-то изготавливает в России рубли из серебра помимо монетного двора? — удивился Либман.

— Да.

— Тогда я чего-то не понимаю. Одно дело фальшивое серебро. Его возят к нам из-за границы и делают у нас иногда. Но если человека, расплатившегося недельным серебром, ловят, то оное серебро по закону ему в глотку в расплавленном виде заливают.

— Но, тем не менее, такие рубли из чистого серебра помимо монетного двора делают.

— Продолжай!

— И знаешь, где я достал этот рубль?

— Откуда же я могу это знать, Георг? Говори быстрее и не тяни время.

— Такими рубликами расплачивается петербургский приказчик Демидова!

Либман промолчал.

— И могу тебе поклясться, — продолжил Штемберг. — Что Демидов на Урале чеканит собственные деньги.

— Возможно ли сие? Демидов человек в Росси не последний.

Лейба знал Акинфия Никитича Демидова. Он однажды взял у него крупную взятку за то, что уступит ему все солеварни, что окрест его владений лежали. И он именем графа Бирена хотел то исполнить, но ничего не вышло. Того ему сделать не дали, а сумму взятки Демидову он не вернул.

— Я проверил, что это вполне возможно. Я говорил с мастерами по моему департаменту. И многие из них смогли бы освоить чеканку монет. Они говорят, было бы серебро, а рубли будут.

— Значит, ты предполагаешь, что Акинфий Демидов утаил от государства месторождение серебра и сам взялся монету чеканить? Но это серьезное преступление по законам Российской империи.

— Я знаю что серьезное, Лейба. За него смертная казнь полагается. И думаю, что за сие дело нам с тобой приняться следует.

— Но даже если это и так, то как ты думаешь поймать Демидова? Он хозяин там на Урале в своих землях. И как его за руку схватить? А просто так обвинить такого человека нельзя.

— Можно. Если действовать умно.

— И как же?

— Знаешь куда много вот таких монеток пошло, друг мой? В карман цесаревны Елизаветы Петровны! Мне донесли, что она в деньгах великую нужду имеет.

— Про то всем давно известно, Георг. Принцесса много тратит и постоянно нуждается. И вельможи из уважения к памяти Петра Великого дают его дочери суммы изрядные. Кстати, без надежды на отдачу.

— Так уж и без надежды? — прищурился фон Штемберг. — А я думаю, что с большой надеждой.

— Ты это про что? Состояние дел Елизаветы мне хорошо известно. Никогда она денег не вернет.

— Но и Анна наша, когда герцогиней в Курляндии была, то деньги без отдачи брала. У тебя вот брала! И теперь свои долги с лихвой вернула! Разве нет?

— Погоди, Георг. Ты на что намекаешь? Если Елизавета станет императрицей….

— Вот именно. Если она станет императрицей. А про то многие русские вельможи мечтают. И Демидов свое серебро под такие проценты поместил. А сие дело уже политическое.

— А есть доказательства верные, что Демидов деньги Елизавете давал?

— Есть. В том могу поручиться и доказать сие смогу легко.

Либман задумался. Он больше чем Штемберг прожил в России и больше его понимал. Принцессу Елизавету трогать было опасно. Он дочь Петра Великого. И если что с ней случиться, то гвардия российская может на дыбы встать как лошадь норовистая.

— Ты пока про Елизавету молчи. И к сему делу её не приплетай, Георг. Не вороши гнездо осиное. Пока просто о серебре "нечистом" подумаем. Как то дело развернуть думаешь?

— У меня есть на примете один умный молодой человек. Приехал со мной в Россию. Его имя Рихард Ульрих. Он специалист по горному делу и рудознатец. Да и русский язык ему ведом. Я присвоил ему чин капитана по горному ведомству как генерал-берг-директор.

— Правильно сделал. И что с того?

— Я пошлю его на Урал с инспекцией ряда заводов и их числе будут и заводы Демидова. И если он добудет доказательства….

— Демидовы его не выпустят. Думаешь, он если что раскопает, то живым вернется? Ты наивен, Георг. Ты хоть понимаешь, какой властью у себя на Урале пользуются Демидовы?

— Как так не выпустят? Посланца и инспектора государственного? — не понял Штемберг.

— Это Россия, Георг. Там леса на многие километры. И там разбойнички. А зачастую, и сами демидовские люди разбойничают. Там тебе не Петербург. Там полиции нет. Там слово Демидова в один ряд с божьим словом стоит.

— Но мы с тобой снабдим его чрезвычайными полномочиями. И к Демидовыми и иным заводчикам письма отпишем с приказом государыни беречь берг-гауптамана Улриха как своего ребенка. Неужели и против государыни они пойдут?

— Прямо не пойдут. Но в спину ударят и не задумаются. И от себя подозрение отведут. Демидовы люди сильные. Вон скоро война с турками будет новая. А кто дешевле Демидовых фузеи* (*Фузея — ружье) да пушки для казны поставит?

— Но я не ставлю целью свалить Демидова, Лейба. Моя цель заставить его месторождение серебра в казну вернуть, как и положено, да с нами доходами от рубликов чеканенных поделиться. Напугать то мы его можем?

— Напугать? — Лейба задумался на мгновение и затем продолжил. — А почему нет? Я вызов для Акинфия Демидова в Петербург организую. В том мне Бирен поможет. И когда самого хозяина на Урале не будет можно посылать твоего Улриха. Без него ни сыновья, ни управители на государева офицера руки не поднимут.

— Странно все это, Лейба! Слишком мудрено! Или государыня власти в России не имеет?

— Георг! Ты снова не понял, что я тебе говорил. В Петербурге Демидов будет тихим. Но у себя на Урале он силен! Россия сие есть целый мир, друг мой.

— Значит дело решено? Можно готовить документы на берг-гауптмана Улриха?

— Можно. А сколько взять то с Демидова сможем?

— Приказчик демидовский в Петербурге за последнюю неделю не менее 40 тысяч таких рубликов выплатил. Значит, мы не менее 300 000 тысяч получим с него.

— Уверен?

— Более чем. И те денежки через твой банк в Митаве в Европу переведем. А что у тебя есть по заводам казенным? Что-то удалось уже накопать?

— Пока не много. Все у них слишком запутанно. Но одно могу сказать, что воровство процветает у них по горному ведомству такое, что ни в какой Европе и не снилось такое.

— А каков процент воровства чиновничьего? Мне нудна цифра для доклада императрице.

— Не менее 50 % всех средств казенных разворовывается. Особенно с земель сибирских. Хотя я в то ведомство сибирское только немного сунулся. Размеры казнокрадства здесь воистину поражают. И могу проект подготовить, как это зло искоренять начать в империи Российской.

Либман махнул рукой и произнес:

— А вот проекта не нужно. Забудь про это. Ты еще не понял, Георг, в какую страну попал. Наше положение здесь ненадежно. Все зависит от коньюктур политических. Трон под Анной шаток.

— Что? Но она императрица коронованная!

— И что с того? Да русским плевать на это. Наследника у Анны пока нет. А пока принцесса Елизавета жива все в любой день повернуться может. Но Анна руки на неё не поднимет. Слишком мягка. Она сурова только иногда бывает. А так все грозиться более. Хотя, поднимать руку на цесаревну и нельзя. Дочь Петра Великого! Этим сказано все!

— А ты бы, что посоветовал императрице? Сам же говорил, что Елизавету трогать нельзя.

— Трогать нет. Но тайком уморить её просто необходимо. Елизавета сильна, пока жива. Но кто за неё мертвую станет? Главное чтобы от причин естественных померла она. Или чтобы выглядело все именно так…..

Год 1735, сентябрь, 5 дня, Санкт-Петербург. Дворец. Куртаг императрицы.

Анна Ивановна любила наряжаться во время больших выходов и праздников дворцовых. И требовала того же от каждого из своих придворных. Особенно по сердцу императрице были яркие цвета. И сегодня она явилась двору в красном платье с золотыми позументами. На высокой груди царицы красовалось ожерелье изумрудное. В волосах сверкала малая корона, вся искрящаяся отблесками каменьев драгоценных.

Рядом с ней выступал граф Бирен во всем белом. На его камзоле сверкали жемчуга, а кафтан "отливал" переливами золота. Пышный седой парик украшал голову вельможи. В руках у обер-камергера императрицы была трость с набалдашником из бриллианта крупного.

Придворные, не менее изысканно одетые, склонились при виде государыни.

— Где сеньор Арайя? — императрица окинула взглядом толпу.

Вперед выступил итальянский капельмейстер, одетый в голубой бархат. Он склонился в придворном поклоне.

— Все готово для услаждения слухов вашего величества. Мои актеры и музыканты готовы представить для вас пьесу моего сочинения.