— Ты всегда можешь меня утешить, сеньор Арайя. В том я не сомневалась никогда. И не оставлю тебя щедротами моими.
Среди придворных на куртаге императрицы в тот день народу много было. Был здесь вице канцлер империи барон Андрей Иванович Остерман. Были братья фон Левенвольде, Карл и Рейнгольд, недавно в пух и прах рассорившийся с невестой. Был обер-егермейстер Артемий Петрович Волынский. Была ближняя статс-дама императрицы Наталья Лопухина, урожденная фон Балк, с мужем своим генералом Лопухиным. Был и фельдмаршал Бурхард Христофор Миних с супругой. Был князь Алексей Черкасский с дочерью. Был и всесильный инквизитор империи, начальник Тайной канцелярии, генерал Андрей Иванович Ушаков и еще много кто.
Присутствовали все шуты и шутихи императрицы. Лакоста король самоедский щеголял в новеньком костюме, которому позавидовал бы любой вельможа в Европе. Буженинова нарядилась в красное, под стать императрице, но лицо как всегда имела немытое.
Хотя при русском дворе, не смотря на роскошь его пышную, неопрятность царила великая. И иностранцы часто могли наблюдать грязные немытые шеи фрейлин из под шелков роскошных, из под атласа и бархата рытого, коие неприятные запахи от молодых тел своих, заливали флаконами духов заграничных.
В театре придворном гости расселись согласно рангам. В ряду первом сели императрица с Бироном, Буженинова и Лопухина.
Причем шутиха Буженинова нагло оттеснила Лопухину от царицы и уселась рядом. На такое не каждый мог осмелиться.
— Ты, голубка, не липни к матушке, — прошептала шутиха. — На мое кресло плюхнуться вздумала, али не знаешь, что я сижу вот здеся?
Лопухина была женщина горластая, но с Бужениновой в спор вступать побоялась. Слишком большую силу взяла камчадалка Авдотья, еще недавно никому не известная.
— И пасть то на меня не готовься разинуть. Я ведь и в рожу вцепиться смогу ежели что, — продолжила шутиха.
— Снова ты, куколка, разошлась, — мягко осадила Буженинову императрица. — Помолчи уж пока.
Черкасский, в третьем ряду, тихо дочери выговаривал:
— Посмотри на Левенвольде.
— А чего мне смотреть на него, батюшка? — поинтересовалась Варвара.
— Он ни сколь о разрыве с тобой и не переживает.
— А мне что до того? Я ничуть также по тому поводу не плачу. Это вы меня за него прочили.
— А что было делать, коли сама императрица за сваху выступила? Но все случилось так, как случилось. Может то нам и на руку будет.
Авдотья Буженинова, имевшая чин шутовской лейб-подъедалы императрицы всероссийской, немного помолчав, снова стала ворчать.
— Ты чего такая недовольная, куколка? — спросила императрица Буженинову.
— Да не люблю я эти пиесы заморские, матушка. Чего мне их смотреть то?
— Да сегодня смешно будет, куколка.
— Мне бы болтушек твоих послушать. Кто чего знает, и кто про чего слыхал. А то после того как Варьку Черкасскую в дерьмо окунули, ничего и не произошло.
Анна и те, кто был рядом, улыбнулись словам Бужениновой. Говорила камчадалка смешно с ужимками и гримасами. И ножками своими не достававшими до пола карлица со стула смешно болтала.
К императрице приблизился Арайя и низко поклонился:
— Сию пьесу я сочинил, и по приказу вашему, государыня, немного усовершенствовал. Но на роль Петрилло такого человека подобрать более не смог, государыня всемилостивая.
— А кто ранее его играл-то?
— Шут вашего величества Пьетро Мира, что ранее в моей капелле скрипачом числился. А новый Птерилло слабая замена старому.
— Ну, ничего, Франческо, мы и без старого Петрилло обойдемся.
Буженинова встрепенулась:
— Какое такое Педрилло? — она переиначила имена "Петрилло" на "Педрилло" и тем вызвала смех.
— Петрилло этот сидит вон там, — мстительный Арайя указал камчадалке на Миру.
— Ух Педрилло так Педрилло, — заголосила Буженинова и засмеялась.
Так к сеньору Пьетро Мире, придворному шуту, с благословения Бужениновой, прилипла новая кличка "Педрилло".
Сам Пьетро сидел рядом с Иваном Балакиревым. Они тихо переговаривались.
— Славно мы с тобой Левенвольде одолели, — прошептал Балакирев. — Весь двор до сих пор смеется. И никто не знает, кто автор сей шутки.
— И хорошо, что не знает. Левенвольде мог нам с тобой отомстить.
Спектакль начался и все замолчали. Итальянские музыканты и актеры старались, и действо императрице понравилось. Она особенно пожаловала своего капельмейстера Арайю и певицу Марию Дорио.
Буженинова снова заворчала:
— Чего девку то худую жалуешь, матушка? Все они чужестранки-поганки таковы.
— Не ворчи куколка. Девица Дорио поет отменно.
— И наши вот пошли заграничных девок себе таскать, матушка. Чего тебе певичку здесь не сыскать-то? Так нет. Все иноземок по заграницам ищут. И женятся все больше на иноземках. А я то незамужняя. Сколь прошу тебя, матушка, сыскать мужа мне. Мне и наш сойдет.
— А кто на иноземке то женился, куколка? Я про то не слыхала.
— А ты ни про что не слыхала, матушка. Князь Голицын Мишка из иноземщины возвернулся в Москву да с женой новой. Вот! — выпалила Буженинова.
Лицо императрицы сразу стало строгим. Веселость государыни пропала. Она хорошо помнила о князе Михаиле Голицыне. Он отыскала взглядом генерала Ушакова.
— Андрей Иваныч!
— Я здесь, государыня-матушка!
— Что это моя Буженинова про Мишку Голицына болтает? Он в Москве?
— Про то мне ничего не известно, государыня! — гаркнул в ответ Ушаков.
— А про памфлет мерзостный его сочинения, в коем он меня, императрицу всероссийскую, позорит, ведомо тебе?! И про то, что в Европе смеялись надо мной, сей пасквиль прочтя? И Мишку в домах знатных принимали, где он хулу на меня возводил. Про то тебе не ведомо? А мне шутиха о его приезде в Россию сообщает. А ты ничего не знаешь? Так?!
Ушаков пал на колени перед Анной и стал ловить её руку.
— Прости матушка. Виноват.
Лицо императрицы налилось краской, и на помощь Ушакову пришел Бирен.
— Анхен, — прошептал он. — Не стоит тебе так гневаться. Ведь ничего такого и не случилось. Мало ли кто в Россию въезжает и выезжает из неё? Андрей Иванович все разузнает.
— Разузнаю, матушка, — взмолился Ушаков.
— Чтобы сего дня гонцы в Москву были снаряжены. И Мишку Голицына под конвоем в Петербург доставить! Здесь я его за слова, да за памфлеты отблагодарю примерно!
Князей Голицыных и князей Долгоруких императрица Анна не любила. Да и не за что их было любить. Были они её врагами. И именно они знатнейшие из знатных в России предложили самодержавие в империи ограничить в 1730 году после смерти императора Петра II.
Они заставили её, вновь избранную императрицу, подписать условия — кондиции — по которым власть её ограничили. Но гвардия российская и среднее дворянство не дали тому вершиться, и сразу по приезде в Москву Анна кондиции разобрала и провозгласила себя самодержавной.
А князь Михаил Алексеевич Голицын в то время за границей обретался и памфлет сочинил про Анну и про сестер её Екатерину Ивановну и Прасковью Ивановну. Анна того не забыла. Она умела помнить оскорбления, нанесенные лично ей и её семье….
— Он говорил, — продолжила императрица тихо, дабы слышать её могли лишь Бирен и Ушаков, — что мой отец царь Иван Алексеевич детей породить не мог по слабости телесной. И мать мою царицу Прасковью шлюхой непотребной облаял. Того я ему не прощу. И кару ему придумаю особую.
— Прикажешь его под допрос подвести, матушка? — спросил Ушаков.
— Нет! Я сказала только доставить его в Петербург и следствие учинить. Но пока не пытать его. Я сама ему пытку придумаю. Да и с другими Голицыными тянуть не следует. Пока и князя Дмитрия Михайловича Голицына за кондиции его богомерзкие отвечать заставить. И тем делом займись.
— Будет исполнено, ваше величество….
Сеньор Пьетро Мира столкнулся с сеньором Франческо Арайя.
— Рад поздравить вас с новым прозвищем, — ехидно ухмыльнулся Арайя. — Как поживаете в должности шута?
— Не так плохо, как бы вам хотелось. А вас поздравить не с чем, сеньор Арайя. Вы обещали мне переломать ноги, кажется?
— Ну, это в случае если вы приблизитесь к сеньоре Дорио.
— А вы считаете, что я к ней не приближался? — усмехнулся Мира.
Арайя побледнел. Пьетро "ударил" в слабое место сеньора Франческо.
— Ты хочешь сказать, шут, что посещаешь Марию?
— Я не люблю болтать просто так, сеньор Арайя. Я болтаю только при дворе и то не всегда. А так я предпочитаю действие. Может, пожелаете встретиться со мной?
— Снова хочешь шпагой помахать, Мира? Но нет. Я прикончу тебя по иному. Мои лакеи тебе о спину палки обломают.
— Посмотрим. Жди меня в своем курятнике, Франческо….
Арайя отошел от придворного шута и последовал за придворными. Эту сцену издали заметил Бирен и подозвал к себе Пьетро.
— Что у вас произошло? Капельмейстер был в бешенстве? Снова его волнуют твои ночные похождения?
— Не желает делить со мной Дорио. Но я еще принесу ему парочку сюрпризов, Эрнест.
— Не стоит тебе с ним шутить, Петер. Он человек опасный. Императрица без ума от его искусства. Она гордиться тем, что пригласила его в Россию. Так что он в фаворе. Не забывай про это.
— Не забуду, но и наказать его за спесь желаю.
— Кстати, у меня к тебе дело, Петер. Ты бывал при дворе великого герцога Тосканского?
— При дворе Гастона Медичи? Бывал. И двор его немного знаю, хоть мне там и не повезло. А что тебе нужно в Тоскане?
— Императрица Анна желает купить знаменитый тосканский алмаз, который находиться в собственности Медичи.
— Тосканский алмаз? Но неужели герцог пожелает его продать? Гастон весьма дорожит этой драгоценностью, Эрнест.
— Но может быть, он продаст его за хорошую сумму? Возьмешься быть посредником? Этим ты окажешь мне услугу.
— Возьмусь….
Пьетро Мира действительно способствовал переговорам русского двора с герцогом Гастоном Медичи по поводу покупки знаменитого алмаза, но герцог Тосканский его так и не продал….
Год 1735, сентябрь, 5 дня, Санкт-Петербург. Дом Франческо Арайя.
Пьетро решил в туже ночь доказать спесивому капельмейстеру на что он способен. Он переоделся в платье лакея. Красная ливрея с позументом, белый парик. Такого где угодно можно встретить.
"Если желаешь быть незаметным, — думал Пьетро, — то оденься так, чтобы смотря на тебя они никого не видели".
К самому капельмейстеру Франческо Арайя многие вельможи таких вот лакеев с письмами шлют по десятку ежедневно. Главное сейчас говорить по-русски и чтобы акцент его не выдал. Но многих слов от лакея и не ждет никто. А русский язык его усовершенствовался за последнее время.
В воротах дома Пьетро показал привратнику карточку с гербом графа Бирена. Таких у него было множество и произнес:
— От его сиятельства князя Куракина с письмом.
Привратник, как и рассчитывал Мира, в гербах ничего не понимал и спокойно пропустил чопорного княжеского лакея в ворота.
Пьетро спокойно медленным шагом вошел в дом и снова показал карточку дворецкому. Этот слуга Арайя был из Италии и Пьетро много раз видел его, и они знали друг друга. Вот сейчас и было самое главное испытание для его маскарадного костюма.
— От его сиятельства князя Куракина.
— Передам, — дворецкий протянул руку.
Но Мира ничего не дал ему, а только сказал:
— Велено вручить лично!
Дворецкий собирался проводить слугу Куракина к своему господину, но слуги окликнули его со двора:
— За домом наблюдают! Мы выследили его!
— Где? — дворецкий позабыл про лакея от князя Куракина.
— Как раз со стороны окон госпожи! Уже следит, а может и готовиться в окно запрыгнуть.
— Главное не спугнуть мерзавца.
Мира про себя улыбнулся. Его план сработал четко. Они пошли по фальшивому следу, который он для них оставил. А теперь в комнаты к Дорио. Про куракинского лакея все позабудут. По пути Пьетро уже никто не останавливал. Вот что значит, стать незаметным.
Условный стук, и двери комнаты певицы отворились.
— Пьетро! — удивилась Мария. — Ты? Я не ждала тебя сегодня.
— Я же обещал что приду.
— Но дом охраняется сегодня как никогда. Я здесь словно в тюрьме.
— Я то проник в твою камеру. И меня никто не заметил. Запри двери на ключ. Он сегодня не придет к тебе ночью?
— Придет. Он теперь часто ходит. Но не на долго. На час или того менее.
— Он так в тебя влюблен? — спросил Пьетро.
— Никакой любви у него больше нет ко мне. Но при дворе анекдоты про тебя и про него сделали его сумасшедшим. Он мечтает поймать тебя и избить. И я выступаю в роли приманки.
— Отличная приманка. На такую наживку можно ловить…
— Пьетро…
Мира схватил Марию на руки и понес к кровати.
А вне дома слуги Арайя таки поймали соглядатая. Но им оказался совсем не человек, нанятый Пьетро. Тот даже в действие вступить не успел. За него все сделали иные люди.
Дело в том, что Иоганн Эйхлер кабинет-секретарь императрицы также певицей Дорио увлекся. И решил на последнем концерте, что девица оная станет ему принадлежать. Отчего Мира может к ней шастать, а он нет? К тому же девица перемигивалась с ним при дворе охотно.
Слуги схватили Эйхлера и притащили в дом. К ним вышел сам Арайя и, не разбираясь, стал лупить несчастного палкой.
— Кто тебя послал, негодяй? Мира? Где он? Говори! Говори!
— Остановитесь! — пробовал кричать Эйхлер.
Но Арайя его не слушал и продолжал лупить.
— Собака! Я отучу тебя лазить в мой дом словно вору! И отучу твоих лакеев исполнять твои приказы!
— Погодите! Я кабинет…., я кабинет-секретарь императрицы….
Эти слова дошли до Арайя, и он палку опустил. Узнать в опухшем лице кабинет секретаря уже было невозможно.
— Что? — спросил он. — Кем ты назвал себя, скотина?
— Я кабинет-секретарь императрицы Иоганн Эйхлер!
Доверенное лицо вице-канцлера империи барона Андрея Ивановича Остермана! Сеньор Франческо похолодел. Неужели это и в самом деле Эйхлер?
— Вы кабинет-секретарь?
— Да. И вы избили меня самым безжалостным образом. А я персона в России не последняя!
— Но мог ли я знать, что это вы, господин Эйхлер? Отчего вы следили за моим домом?
— Совсем не для того чтобы любовью заниматься с певицей Дорио, — соврал Эйхлер. Ведь пришел он именно для этого. — Меня мог послать мой начальник барон Остерман. А ему могла велеть это сделать сама государыня.
Спина у Арайя покрылась холодным потом. Предсказать реакцию вице-канцлера на его поступок было трудно. А еще труднее было теперь предсказать, что сделает императрица Анна — прогневается или засмеется. Эйхлер был не шутом, но государственным чиновником империи российской — секретарем кабинета министров императрицы.
— О, простите меня, господин Эйхлер. Могу ли я предложить вам войти в мой дом, сударь? Там вам окажут помощь…
Пьетро Мира тем временем занимался любовью вместе с певицей Дорио и на шум во дворе дома внимания не обращал….
А из окон дома соседнего за всем этим наблюдали глаза лейб-сригуньи Юшковой. Она первая расскажет про этот случай императрице. Ни с кем делиться новостями не станет.
"А то все куколка да куколка, — думала Юшкова. — И все подарки куколке, и при царице она первая и говорить может все что хочет. А вот я матушку теперь сама распотешу! Только бы самой не сболтнуть при шутихах ничего. И отчего я не могу язык за зубами держать? Эх! Грехи наши тяжкие!"
Так при дворе родился новый анекдот….
Год 1735, октябрь, 5 дня, Невьянск. Завод Демидовых.
Акинфий Никитич Демидов был немало напуган письмом из Петербурга. Его вызывали в столицу, и тот вызова был чрезвычайно резок. Акинфий срочно призвал в Невьянск своего младшего брата Никиту Никитича. Тот прибыл, и они обговорили положение.